Хотя Владимир Ильич в послесловии в книжке "Государство и революция" заявил, что "революцию приятнее делать, чем изучать", но на самом деле в вихре событий он невероятно много читал, много писал, много литературно работал. И если я, входя в кабинет Председателя Совета Народных Комиссаров, заставал Владимира Ильича у правого окна, заложившего руки за спину под пиджак, или державшего большие пальцы обеих рук в прорезях жилета, устремленно смотрящего вдаль на Кремлевскую площадь, нередко так глубоко задумавшегося, что он не слыхал шаги входящего, то я наверно знал, что надо готовить бумагу, что вскоре Владимир Ильич засядет за писание, и что тогда мелкий, ровный почерк испещрит множество листов, которые надо будет из всех сил торопиться переписывать для проверки Владимиром Ильичем всего написанного. И так не хотелось в эти часы его глубокой думы беспокоить повседневной работой, той необходимой, важной и нужной прозой жизни, которая сосредотачивалась в то время в Управлении Делами Совнаркома.
Когда Владимир Ильич начинал писать, то он писал запоем, почти без помарок, очевидно едва успевая рукой записать то, что он ранее до мелочей продумывал, что творил во время самого процесса писания. И когда он был особенно увлечен работой, как, например, при написании его известного памфлета "Ренегат Каутский и пролетарская революция", когда он буквально пылал гневом, тогда Владимир Ильич прекратил все дела по работе в Совнаркоме, запирался в кабинете и целые дни до поздней ночи писал это изумительное по силе произведение последних лет его литературной деятельности.
Трудно нам, рядовым работникам, представить себе всю силу и мощь, гениальных восприятий, разобраться во всей глубокой и скрупулезной лабораторной работе, которая проводится такими редко встречающимися всеобъемлющими умами, к которым принадлежал ум Владимира Ильича. И нам, желающим знать все из жизни и деятельности нашего действительно незабвенного вождя, приходится по капельке собирать решительно все, что характеризует духовный облик великого мыслителя, борца и революционера мысли и дела.
В июне 1919 г. в поисках за указанием всей общественной литературы вышедшей в 1918 г. и в 1919 г., которая мне была нужна для некоторых моих работ, я наткнулся на "Книжную Летопись" в издании "Книжной Палаты", продолжавшуюся издаваться соединенными номерами и в эти тяжелые годы. В них я нашел многое, что искал. Я тотчас же приобрел номера этого журнала для Владимира Ильича и передал их ему. Владимир Ильич сейчас же занялся их просмотром и выразил удивление, что несмотря на царившую всюду разруху, особенно тяжело отзывавшуюся на писчебумажной и полиграфической промышленности, издано так много разнообразных и хороших книг.
Просматривая номера "Книжной Летописи", Владимир Ильич отмечал на полях все, чем он заинтересовался и как всегда, так и здесь проявил свою склонность к систематизации и порядку. Помимо того, что он чертой и нотабенами химическим карандашом отметил на полях все книжки, его заинтересовавшие, подчеркнув их названия, а в некоторых местах и содержание, он в правом углу первой страницы каждого номера журнала выписал "N и далее N" под этой надписью, столбиком в цифровом восходящем порядке, крупно и четко выписал все номера тех книг, которые пожелал прочесть. В некоторых местах, те номера, которые его особенно заинтересовали, он - написав их в столбике - особо крупно выносил их в поле налево, несколько раз подчеркнув, иногда закружив в круги, и написал слово "особенно".
В одном только месте, именно в NN 21-23, июнь 1918 г., выписывая NN, он сделал ошибку, написав сначала 1886, а потом 1879. Все ясно, отчетливо, систематично, как всегда и все он делал от малого до великого. Те номера, которые занимали, очевидно, среднее место по интересу, он кроме того подчеркнул в тексте одной чертой. Интересовавшие его журналы он не только отметил на первой странице номера "Книжная Летопись" на какой именно странице значится этот журнал, но и выписывал название его, например, "Накануне", "Утроба".
Я полагаю, что всем нам будет интересно знать, чем же именно заинтересовался Владимир Ильич из всей литературы на русском языке, вышедшей в бурные годы 1918 г. и в 1919 г., просмотрев все номера "Книжной Летописи" за 1918 г. за весь год, а 1919 г. с январского номера (N 1) по N 17 7-го мая 1919 г. - включительно.
Все свои пометки Владимир Ильич сначала делал карандашом (химическим), которым он сделал отметки на всех номерах 1918 г. В номерах 1919 г. он начал делать пометки синим карандашом и потом перешел с N 10 (10 марта 1919 г.) на обыкновенный карандаш, наименее хорошо сохранившийся.
Подсчитывая все то, чем заинтересовался Владимир Ильич в "Книжной Летописи", мы видим, что из всех 5326 зарегистрированных в 1918 г. "Летописью" книг и брошюр Владимир Ильич остановился на 56 книгах, т.-е. на 1% всей массы изданных в этот год книг. А в той же "Летописи" за 1919 г. (по май) напечатан перечень 3415 книг, из которых Владимир Ильич заинтересовался лишь 22 книгами, т.-е. 3/4% всего печатного книжного материала за это время.
Конечно, к этому надо внести поправку, что он получал довольно много книг непосредственно от авторов их, но все-таки это число знаменательно. Кроме того следует учесть, что Владимир Ильич очень много читал иностранных книг, получавшихся им в другом порядке. Совершенно ясно, что Владимир Ильич, обладая огромными знаниями, читал книги с большим выбором, только для намеченной им цели, что ясно видно из дальнейшего анализа всего этого материала.
Из журналов его заинтересовали только два - "Накануне" и "Утроба". Если мы рассмотрим отмеченные книги, которые составляют 80 названий (56+22+2=80), и распределим их по отделам, то увидим, что более всего его в эти годы интересовали книги:
1) Публицистика, связанная с революциями 1917 и 18 гг... ..31 книга
2) Аграрный вопрос........................................ …………………7 "
3) Беллетристика.......................................... …………………...7 "
4) Вопр. социологии и истории............................. ……………6 "
5) Вопросы религии........................................ …………………4 "
6) Деятельность партий.................................... ………………..3 "
7) Истории революций в других странах..................... ……….3 "
8) Анархизм............................................... ……………………...3 "
9) Вопросы капитализма.................................... ……………….3 "
10) Документы царизма...................................... ………………2 "
11) Рабочий вопрос......................................... ………………….2 "
12) Библиография........................................... …………………..2 "
13) Журналы................................................ ……………………..2 "
14) Интернационал.......................................... ………………….1 "
15) Кооперация............................................. …………………….1 "
16) Статистика............................................. ……………………..1 "
17) Вопросы искусства...................................... …………………1 "
18) Жизнь окраин........................................... ……………………1 "
19) Производит. силы России................................ …………...…1 "
Итого.................................................................................80 книг
Из беглого обзора этой таблицы мы видим, что Владимира Ильича более всего заинтересовала публицистика, связанная с революциями 1917 г. и 1918 г. Более чем одна треть (31) всех книг, отмеченных им, падают на этот отдел. Если же мы соединим: "публицистику, связанную с революциями 1917 и 1918 г. г., вместе с отделом, характеризующим "деятельность партий", а также, если мы прибавим "анархизм", "документы царизма", "журналы", ибо Владимир Ильич интересовался здесь журналами тех общественных групп, которые находились в оппозиции к советской власти, и прибавим книги по "вопросам религии", то тогда мы получим крайне интересные цифры. Оказывается, что из 80 книг, отмеченных Владимиром Ильичем в полутора годах "Книжной Летописи", эти отделы составляют почтенное число в 45 изданий, т.-е. более, чем половина книг принадлежит вопросам практической политики того времени, политики связанной с деятельностью наших врагов. Литературу с.-р. и к.-д. всех оттенков, попов, анархистов, меньшевиков всех формаций, белогвардейцев, монархистов, литературу всех инако-мысливших, всех инако-действовавших, так или иначе, вольно или невольно, направлявших свою критику, свои писания, свои воззвания, свою мысль - против рабоче-крестьянского правительства, против коммунистической партии, а потому об"ективно (а часто и суб"ективно) переходившую в явную контрреволюционную литературу, эту литературу Владимир Ильич изучал самым тщательным, подробным образом. Владимир Ильич всегда во всех подробностях хотел знать врага и как истинный стратег не жалел времени на изучение всех позиций противника. Если мы присмотримся ко всем подчеркиваниям отдельных мест в перечнях "содержания" различных сборников и книг им отмеченных, то здесь мы еще более убедимся, с какой остротой и разносторонностью изучал Владимир Ильич все большие и маленькие, теоретические и практические позиции тех, кто вел борьбу против пролетарской диктатуры.
Так, Владимиром Ильичем усиленно отмечен N 986. "Год русской революции (1917-1918 г.г.)", где сосредоточились все выдающиеся писатели, и практические деятели С-р-ов, обрушившиеся под флагом народовластия с критикой на большевиков.
Особо заинтересовывает его N 1444 "Социализация женщин", где В. И. подчеркивает все содержание этой нелепой книжки, наделавшей так много шума за границей. Обращает его внимание N 1712 "За Родину", "Журнал-сборник" правых эс-эров, где "патриотически" завывали Брешковская, Аргунов, Сталинский, Огановский и иже с ними; эти "спасители" любимого отечества, как известно, быстро предали русский народ, ставши провозвестниками и помощниками иностранной капиталистической интервенции.
В социал-демократическом сборнике "Наш Голос" он подчеркивает статьи Валентинова, уместившегося рядом с Кусковой, Львова-Рокиевского, приютившегося под одной обложкой с Мальянтовичем и той же Кусковой. Особенно сильно привлек его внимание пикантный сборник "Народ и Армия", где, как в Ноевом ковчеге, собрались Потресов с Гоцем, Розанов с Верховским, Станкевич с Болдыревым и Пораделовым.
N 2551, под заманчивым названием "Революционная техника", весь сплошь испещрен пометками Владимира Ильича. Обнаглевшие с.-р.-авантюристы, здесь выпустили для всеобщего сведения все то, что они знали, как организовывать тайные нелегальные типографии, правила конспирации и т.д.
Эс-эры работали здесь целиком на монархистов, на кипевших к нам ненавистью членов союза русского народа.
Злоба и ненависть к партии пролетариата объединили всех стоявших по ту сторону баррикад.
Также испещряет своими подчеркиваниями Владимир Ильич N 4073, книгу Айхенвальда "Наша революция, ее вожди и ведомые", где такие главы, как "О большевиках", "самоубийство России", "Гогенцоллерн и Бронштейн", "Революционеры-ремесленники", "Конец революционной романтики", обращают его особое внимание.
В NN 5-8 за февраль 1918 года Владимиром Ильичем отмечен особенно N 364: Богданова. Вопросы социализма. 1) Коллективистический строй. 2) Завтра ли?. 3) Программа культуры. 4) Военный коммунизм и государственный капитализм. 5) Государство-коммуна. 6) Идеал и путь. М. 1918. Книгоиздательство Писателей в Москве.
Эта книга, которой Владимир Ильич заинтересовался "особенно", в тексте перечня им отмечена не только нотабеной и не только подчеркнуты, как везде, автор и название книги, но и двумя крупными перпендикулярными чертами на полях. Это объясняется тем, что Владимир Ильич особенно чутко следил за литературной деятельностью А. А. Богданова, философскую точку зрения которого он не только не разделял, но жестоко опровергал в своей книге "Материализм и эмпириокритицизм". Ранее этого, еще в 1907 г., Владимир Ильич счел необходимым обратить внимание на философские произведения А. А. Богданова, когда он разбирал его произведения "Эмпириомонизм". Об этом упоминает и Л. Б. Каменев в своем "предисловии ко второму изданию" собрания сочинений В. И. Ленина. Он говорит: "достаточно сказать, что до сих пор не найдены такие ценнейшие работы Владимира Ильича, как его рукописный разбор "Эмпириомонизма" А. Богданова (1907 г.) (См. IX стр. предисловия). Когда одно время пропаганда богдановских взглядов, к которым он относился совершенно отрицательно, вновь усилилась, Владимир Ильич тотчас же сказал мне, что он хотел бы, чтоб его книга об эмпириокритицизме была немедленно повторена изданием, что и было сделано.
Отмечен В. И. N 1014, Кропоткин П. Собрание сочинений том. II. Великая Французская революция 1789-1793. Перевод с французского под редакцией автора.
К этой работе великого анархиста Владимир Ильич относился совершенно особенно. Он не раз говорил мне, что считает историю французской революции, написанную П. А. Кропоткиным, лучшей из всех историй французской революции, написанных до сего времени. Он неоднократно высказывал пожелание, чтобы она была напечатана по крайней мере в ста тысячах экземпляров и размещена нашим правительством во все библиотеки нашего союза, начиная с волостных, изб-читален, при фабриках, заводах, во всех военных и морских библиотеках, одним словом решительно везде в как можно большем количестве экземпляров. По просьбе Владимира Ильича мною была составлена смета на отпечатание этой работы П. А. Кропоткина в ста тысячах экземпляров "четким и ясным шрифтом, на хорошей бумаге, хорошо сшитую, в переплетах", - как задал мне задачу Владимир Ильич. К сожалению, тогда в 1919 г., по техническим соображениям, эту задачу осуществить не удалось. Владимир Ильич опять вернулся к этой мысли при свидании его с П. А. Кропоткиным, происшедшем у меня на квартире в моей рабочей комнате, и которое я вскоре полагаю описать подробно. Здесь Владимир Ильич предложил Петру Алексеевичу издать его работу, охарактеризовав ее в самых лучших выражениях и особенно подчеркнув, что роль рабочих и ремесленников автором работы выдвинута на первый план. П. А. Кропоткин не только не возражал против такого широконародного издания, но, видимо, очень обрадовался, не преминув все-таки сказать, что он ставит только одно условие, как анархист - чтобы книга появилась не в государственном издательстве, а в каком угодно другом, лучше всего в кооперативном. Владимир Ильич улыбнулся и сказал:
Конечно это ваше желание вполне может быть выполнено, раз вы этого хотите, мы издадим ее в совершенно удобной для вас форме.
Кто мы? Правительство? - заволновался Петр Алексеевич.
Нет, нет!.. - поспешил успокоить глубокого старца Владимир Ильич, добродушно смеясь и ласково смотря на Петра Алексеевича, - правительство здесь не при чем, у нас есть вольные издательства, просто группы литераторов, культурных работников, занятых просвещением масс.
Вот это другое дело! - обрадовался Петр Алексеевич, не желавший на старости лет впадать в грехопадение государственника, имеющего какую-либо связь с каким бы то ни было правительством.
Тогда при таких условиях, я, конечно, соглашусь издавать.
К сожалению, это дело еще до сих пор не сделано, а его надо бы сделать по завету Владимира Ильича и подарить широчайшим рабочим крестьянским массам, в честь и славу великого бунтаря П. А. Кропоткина, ту книгу, которую так высоко ценил, скупой на похвалу и рекомендацию, Владимир Ильич.
Владимир Ильич, руководя в эту эпоху гражданской войной на всех фронтах, на фронте литературном изучал наших классовых врагов, их произведения, устремляя всю свою сосредоточенную волю к единой цели.
Когда Владимир Ильич закончил чтение "Книжной Летописи", он прислал мне записочку такого содержания:
Л. Б. Каменев как раз пришел к Владимиру Ильичу, когда он, как роман, читал "Книжную Летопись", очень заинтересовался журналом и тотчас же попросил и ему достать этот журнал.
Через несколько дней стали поступать книги для Владимира Ильича, которые я передавал ему. Здесь же возник вопрос о желании Владимира Ильича иметь под руками собрания сочинений классиков и толковый словарь Даля. Из классиков были доставлены: Достоевский, Гоголь, Гончаров, Лермонтов, Некрасов, Толстой Л. Н., Грибоедов, Тургенев, Пушкин. Кроме того, Владимир Ильич захотел иметь собрание сочинений Мережковского, Короленко, Радищева, Пруткова, Майкова, Надсона, Лескова, Г. Успенского, Аксакова, С.Т., Писарева, Салтыкова-Щедрина, Левитова, Кольцова, Тютчева, Григоровича, Добролюбова, Помяловского, Фета, Апухтина, Толстого А. К., Чехова, Златовратского. Все эти книги были доставлены из центрального книжного склада Московского Совета Рабочих и Крестьянских Депутатов. В кабинете Владимира Ильича поставлен был шкаф, куда все эти книги в переплетах и были помещены.
Кроме того, после, сюда же были прибавлены собрания сочинений Н. Г. Чернышевского, Белинского, Плеханова, Засулич.
Словарь Даля Владимир Ильич поместил на вертящейся шифоньерке и очень часто просматривал его.
Владимир Ильич не давал мне покоя, почему нет и нет счета на книги. В то время очень трудно было выцарапать из наших учреждений счет на отпущенное. Мне пришлось вести официальную переписку через Управление делами Совнаркома, добиваясь получить счета. Наконец, пришло отношение от отдела печати Московского Совета, а при нем счет N 917 от 22 ноября 1919 г., на классиков. Счет и отношение были адресованы на имя Председателя Совета Народных Комиссаров В. И. Ленина.
Отдел Печати М. С. Р. и К. Д. должен был объяснить причину задержки счета и писал: "Отдел Печати М. С. Р. и К. Д. извещает, что задержка в подаче счета произошла в связи с общей переоценкой книг и с выяснившейся необходимостью согласовать цены Петроградских изданий с Московскими". Владимир Ильич, помню, очень ворчал на это дипломатическое объяснение и был очень недоволен порядками в наших книгораспространительских аппаратах.
Одновременно поступил счет (фактура N 120) от 18 декабря 1919 г., на толковый словарь Даля и счет от "Центропечати", которую возглавлял тов. Б. Ф. Малкин. Владимир Ильич сказал мне, чтобы я все это оплатил из его жалования. Жалование В. И. получал крайне маленькое.
Я стал доказывать ему, что это неправильно, что классики стоят в его кабинете, как Председателя Совнаркома, что эти книги - инвентарь кабинета, почему и должны быть оплачены на казенный счет. Когда я попытался доказать, что и книги из "Книжной Летописи" тоже не должны быть оплачиваемы им лично, то он об этом и слушать не хотел и стал шутя упрекать меня, что я хочу грабить казну в его пользу. Наконец, мы нашли компромисс: за книги, полученные по отметкам "Книжной Летописи", платит он, Владимир Ильич. За словарь Даля - также платит он, а классиков, которые "должны поступить тотчас же в общественное пользование всех народных комиссаров", он разрешил оплатить из средств Совнаркома, ассигнованных на библиотеку Совнаркома. На счете словаря Даля сделал две пометки: "В. Д. Бонч-Бруевичу - в архив"; последнее слово подчеркнуто четыре раза. Это был условный знак, что этот документ должен быть сохранен у меня лично. Далее в большом кружке Владимир Ильич пометил: "помню, что 500 руб". Это он справлялся ранее о цене словаря Даля, и ему сообщили эту цену, а на фактуре цену не обозначили. Владимир Ильич, тотчас же ее восстановил. На отношении отдела печати о классиках я тотчас же должен был сделать надпись: "тов. Маркелову, в бухгалтерию. Уплатите по этому счету за счет сумм на библиотеку Совнаркома. В. Бонч-Бруевич".
Тут я заболел и не мог сейчас же оплатить счета. 4 января 1920 г. я получил от Владимира Ильича записку следующего содержания:
Дорогой В. Д.!
Мою библиотеку оплачиваю я лично.
Прошу Вас, когда выздоровеете, заплатите все.
+ 500 (Даль)
Ваш Ленин.
Прилагаю 4000 рублей.
Москва, Кремль.
Выздоровев, я, конечно, все сделал так, как хотел Владимир Ильич.
Все уплатил, везде получил расписки, показал их ему и тщательно сохранял до сего времени, чтобы передать их теперь в Институт имени В. И. Ленина.
Классики были оставлены в кабинете Председателя Совнаркома, а книжки, полученные по отметкам из "Книжной Летописи", Владимир Ильич взял к себе на квартиру.
Так закончился этот вопрос с книгами, где еще раз так рельефно выяснилась вся изумительная щепетильность Владимира Ильича в денежных вопросах, не покидавшая его ни в тяжелые дни эмигрантской жизни, ни тогда, когда он стоял на вершине власти.
Мне посчастливилось отыскать в моем архиве, находящемся в неразобранном виде, почти все номера журнала "Книжная Летопись" за 1917 г., которые были тогда же просмотрены Владимиром Ильичем, когда и все остальные NN этого журнала за 1918 и 1919 г.г., и о чем я писал в предыдущем номере журнала "На Литературном Посту"*.
Так же, в том же порядке и с той же тщательностью, и в этих NN Владимир Ильич сделал отметки тех NN книг, которые его заинтересовали, и которые он пожелал прочесть. И здесь он более всего обращает внимание на изучение литературы, вышедшей из-под пера наших классовых врагов, желавших во что бы то ни стало нанести существенный вред социал-демократической партии большевиков. В 1917 году, когда совершилась февральская революция, и когда наша партия заняла определенную и непримиримую позицию ко всем соглашательским партиям, но когда мы еще не были достаточно сильны, само собой понятно, на нас со всех сторон сыпались удары, нам приходилось отвоевываться, и все это довольно отчетливо отразилось в литературе.
В нашем распоряжении имеются NN "Книжной Летописи", начиная с 18 апреля (NN 13 и 14) и до N 50, вышедшего 31 декабря 1917 г., т.-е. как раз за то время, когда Владимир Ильич только что прибыл из-за границы, повел свою страстную пропаганду против империалистической войны за мир, пропаганду за хлеб и землю для крестьян и за весь уклад нового социалистического государства, вплоть до октябрьской революции и ее первых бурных месяцев.
Владимира Ильича интересуют в этот период, книжки, исследовавшие наши земельные отношения, и он затребовал себе работу Браина А. М. Крестьянское хозяйство Уфимской губернии. (По данным подворной переписи 1915 года). Уфа, 1916 г. Также его заинтересовала книжка Дроздова И. Р. Судьба дворянского землевладения в России и тенденции к его мобилизации. С предисловием Маслова П. Г., 1917 г.
К этому же циклу работ относится книга В. Баньковского Аграрная эволюция и польское землевладение в западном крае. К отмене ограничений польского землевладения и к аграрному вопросу. П. Г. 1917 г.
Особой нотабеной он отмечает книжку Фалькнер М. (Смит). Продовольств. вопрос в Англии. П. Г. 1917 г.
И далее, все, что только выходило тогда в свет по жгучему вопросу продовольствия когда в городах всюду стояли очереди, вводилась карточная система и пр., Владимир Ильич требовал себе на прочтение. Так коллективный труд Бобынина Н. Н. - Бунина И. И., - Гринкова С. С., - Панкратова К. А., - Семашко В. Ф. и Яковлева К. А., вышедший под заглавием "Организация заготовки хлебов в Тамбовской губернии. Материалы по вопросам организации продовольственного дела. Под общей редакцией А. Чаянова. Вып. III. М. 1916 г., Владимир Ильич отмечает особенно усиленно многократным отчеркиванием на полях и отметкой нотабеной.
Другое подобное исследование, изданное экономическим отделом Главного Комитета Всероссийского Земского Союза под названием "Материалы по продовольственному делу, разосланные продовольственным отделением на места, "- отчеркнуто Владимиром Ильичем многократно.
Ребром поставленный в нашей политической жизни национальный вопрос, отразившийся и в литературе, живо заинтересовывает Владимира Ильича, и он усиленно подчеркивает, например, книжку Красина П. Национальный вопрос (очерки). Национальное пробуждение русского общества и национальные идеи его истории. Харьков, 1917.
Привлекает его внимание также книжка Безобразова П., Раздел Турции П. Г. 1917 г.
Книги В. Чернова, на тему об империализме: "Империалистические мечты и действительность" и "Сквозь туман грядущего", изданные партией социалистов-революц., каждая по 100.000 экз., усиленно отмечены Владимиром Ильичем.
Идеи милитаризма и империализма, столь волновавшие тогда все на фоне огромной империалистической бойни, также отразились и в нашей литературе. Владимир Ильич усиленно подчеркивает, отмечая нотабеной, книжку Ишханяна Б. Развитие милитаризма и империализма в Германии. Историко-экономическое исследование. С предисловием проф. М. Н. Туган-Барановского. П. Г. 1917 г.
Брошюра Рейснера М. Война и демократия, П. Г. 1917, также отмечена Владимиром Ильичем.
Но что особенно живо его интересует с усиленными подчеркиваниями, и отметками, - это книжки и отчеты, говорящие о настроении масс в вопросах войны. Так в N 20-21 от 27 мая 1917 г. журнала "Книжная Летопись", под N 5011, 5012, 5013 и 5014, опубликованы стенографические отчеты делегатов фронта. При чем эти отчеты изданы по дням за 24, 25, 26, 28 и 30 апреля 1917 г. и отпечатаны были в государственной типографии в Петрограде. Владимир Ильич и в тексте, и на полях, и в начале номера, везде особенно усиленно подчеркивает эти отчеты, выписывает их номера, подчеркивает выписанное, - одним словом выказывает особо сильное желание их иметь у себя.
Книжки, вышедшие из-под пера наших социал-демократов меньшевиков и плехановцев, а также других "крайних" партий, всецело погрузившихся в настроения ура-патриотические, также весьма заинтересовали Владимира Ильича, и он затребовал всю литературу этого сорта. Так он отметил книжки: Веры Засулич. Верность союзникам П. Г. 1917 г., издание центрального военно-промышленного комитета. Виктора Чернова. Война и "третья сила". Сборник статей П. Г. 1917 г., изд. партии социалистов-революционеров.
Особое его внимание привлекает коллективная работа такого совершенно неожиданного конгломерата сотрудников, старых и заядлых идейных врагов, как В. Короленко, П. Кропоткина, Г. Плеханова, Бернарда Шоу, которые совместно выпустили книжку под соблазнительным названием "Нужна ли война?" в издательстве "Народоправство" в Москве (1917 г.) и отпечатали ее в количестве 25.000 экземпляров, т. е. для самого широко народного распространения.
Этот любопытный документ привлек особое внимание Владимира Ильича, и он дважды подчеркнул эту знаменательную книжку. Семью чертами на полях отметил Владимир Ильич книжку Г. В. Плеханова "Война и Мир", изданную издательством "Единства" в количестве 250.000 экземпляров.
Три черты и нотабену получила книжка Н. В. Васильева "Правда" против истины. Солдатам на фронт и в казармы, рабочим на заводы и фабрики. Тем и другим не в обиду, а на серьезное размышление. П. Г. 1917 г. Это произведение старого эмигранта с.-д., жившего долгое время в Швейцарии (в Берне) и занимавшего ответственный пост в местном рабочем движении, сильно заинтересовало Владимира Ильича.
Некий Евг. Горец разразился брошюрой "Изменники предатели России", в роли которых, конечно, изображались мы, большевики, также отчеркнута Владимиром Ильичем. Гурьев А. написал "Утопию большевиков" М. 1917 г., (издательство "Воля"). И ее Владимир Ильич захотел посмотреть. То же издательство "Воля" издала в количестве 26.000 экземпляров книжку И. А. Ртищева "Кто из нас буржуй?" и Владимир Ильич особенно энергично затребовал ее.
Изданная "союзом солдат-республиканцев" книжка Б. Н. Воронова "Большевики" привлекла особое внимание Владимира Ильича.
Неожиданное выступление Валерия Брюсова в качестве политика, который с своей стороны давал рецепт "Как прекратить войну" - конечно, тотчас же была отмечена Владимиром Ильичем для прочтения.
Произведение клеветника на Владимира Ильича Г. Алексинского, вернувшегося из эмиграции и отвергнутого даже меньшевистским советом рабочих депутатов, - "Война и революция", - также была затребована Владимиром Ильичем.
После июльского выступления травля большевиков усиливается решительно всеми партиями, и эта травля тотчас же отражается в литературе. Появляются книжки, всеми способами охуляющие большевиков вообще и, в частности, Владимира Ильича. Литературу этих непосредственных врагов Владимир Ильич изучает особенно тщательно.
Отмечены книжки:
Горев Б. И. Кто такие Ленинцы и чего они хотят? П. Г., 1917 г.
Маркин А., Большевики и меньшевики и какое между ними различие, М. 1917 г., и многие другие, помимо ранее указанных, на те же темы.
Воспоминания общественных деятелей этой эпохи всюду отмечаются Владимиром Ильичем.
Многократно отмечена книжка Каутского К. Русская революция 1917 г. и немецкая социал-демократия. М. 1917 г.
Книжка другого крупного работника и политика с.-д. итальянской партии Ф. Турати "Современная классовая борьба и социализм" - усиленно отмечена Владимиром Ильичем, при чем красочное содержание этой книжки все подчеркнуто.
И это "оглавление" испещрено подчеркиваниями Владимира Ильича. Уже из этого краткого перечня книг, затребованных Владимиром Ильичем из "Книжной Летописи" 1917 г., показывает нам ту же настойчивость и систематичность в деле изучения главнейших произведений и наших партийных врагов и больших исследований экономической, социальной и бытовой стороны жизни широких масс населения, и чистая теория экономики, все, все его интересует, притягивает, над всем он усиленно работает.
В этих номерах "Книжной Летописи" Владимиром Ильичем всего отмечено сто сорок два названия книг, которые по отделам распределяются следующим образом:
1. Вопросы социологии и истории…………….. 38
2. Деятельность партий. . . . . …………………..29
3. Вопросы войны. . . . . . . . …………………….22
4. Публицистика. . . . . . . . . ……………………..15
5. Аграрный вопрос. . . . . . . ……………………11
6. Вопросы милитаризма и империализма. . . 8
7. Продовольственный вопрос. . . ………………..3
8. История революций в др. странах …………….4
9. Документы царизма. . . . . . ……………………2
10. Кооперация. . . . . . . . . . ……………………….2
11. Естествознание. . . . . . . . ……………………...2
12. Национальный вопрос. . . . . …………………2
13. Вопросы философии. . . . . . ………………….1
14. Вопросы капитализма. . . . . ………………….1
15. Вопросы религии. . . . . . . …………………….1
16. Беллетристика. . . . . . . . ………………………1
А всего. . . . ………………………………………142 кн.
Из этого статистического подсчета мы видим, что жгучие вопросы дня, отраженные в литературе, стоят на первом месте.
*1 См. мою статью в N 1 журнала "На Литературном Посту".
И. Ганичев, «Советская Сибирь», № 6 от 8.01.1939 г.
Издание «Краткого курса истории Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) » имеет огромное значение в идейной жизни большевистской партии и всей нашей страны. Это замечательное произведение, созданное при ближайшем участии товарища Сталина, содержит яркую историю большевизма и дает глубоко научное освещение всех основных проблем марксистско-ленинской революционной теории. Изучение «Краткого курса истории ВКП(б)», являющегося подлинной энциклопедией марксизма-ленинизма, вместе с глубоким изучением гениальных сочинений Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина поможет нашим руководящим кадрам ликвидировать свою теоретическую отсталость.
В своем постановлении «О постановке партийной пропаганды в связи с выпуском «Краткого курса истории ВКП(б)» » Центральный Комитет ВКП(б) с особой силой подчеркнул необходимость овладения революционной теорией нашими руководящими кадрами. «Ошибочно думать, - говорится в этом постановлении, - будто задача овладения теорией посильна лишь небольшому кругу работников. Овладение марксистско-ленинской теорией - дело наживное. Именно теперь, при Советской власти и победе социализма в СССР, созданы неограниченные возможности для того, чтобы наши руководящие кадры успешно овладевали марксистско-ленинской теорией, изучили историю партии, труды Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Для того, чтобы овладеть теорией марксизма-ленинизма, надо лишь проявить желание, настойчивость и твердость характера в достижении этой цели». (Подчеркнуто нами. И. Г.).
Центральный Комитет ВКП(б) указал также, что главным методом овладения наукой марксизма-ленинизма является метод самостоятельного изучения «Краткою курса истории ВКП(б)» и трудов Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. «…Основным методом обучения кадров марксизму-ленинизму, - говорит ЦК ВКП(б), - должен являться испытанный на опыте старшего поколения большевиков метод самостоятельного изучения истории и теории большевистской партии…». (Подчеркнуто нами. И. Г.).
Старшее поколение большевиков в труднейших условиях настойчиво и постоянно изучало революционную теорию марксизма-ленинизма, самостоятельно штудировало гениальные произведения Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Партия призывает всех партийных и не-партийных большевиков изучать революционную теорию так, как изучало ее старшей поколение большевиков, как изучали ее Ленин и Сталин.
Ленин был выдающимся последователем и продолжателем дела Маркса и Энгельса. Он развил дальше учение Маркса и обогатил его новым содержанием на основе изучения опыта революционной борьбы в новую эпоху. Ленин постоянно изучал сочинения Маркса и Энгельса и живую жизнь, практику революционной классовой борьбы. Все свои выводы Ленин строил на основе этого изучения.
Основные произведения Маркса и Энгельса: «Коммунистический манифест», «Капитал», «Анти-Дюринг» и др. - Ленин изучил еще в юности. С большими трудностями он получал эти книги нелегально и внимательно штудировал их. Некоторые сочинения основоположников марксизма не были еще тогда переведены на русский язык, и Ленин изучал их на немецком языке («Анти-Дюринг» и др.). Еще в 1890 г. Ленин поражал всех своих товарищей глубоким знанием Маркса и умением приложить это знание к конкретным условиям революционной работы в России. Позже Ленин постоянно читал и перечитывал сочинения Маркса и Энгельса. Ленин часто напоминал, что учение Маркса не догма, а руководство к действию.
К изучению произведений Маркса и Энгельса Ленин относился творчески - он изучал прежде всего идейное содержание произведения и революционный метод - материалистическую диалектику, которую Ленин называл «живой душой» марксизма. Читая и перечитывая Маркса, Ленин как бы «советовался» с гениальным основоположником научного коммунизма в решении труднейших теоретических и практических вопросов новой исторической эпохи.
Замечательный пример того, как Ленин изучал произведения Маркса и Энгельса, дает его подготовительная работа к книге «Государство и революция» - тетрадь Ленина «Марксизм о государстве», напечатанная в XIV «Ленинском сборнике» и вышедшая отдельным изданием.
В конце 1916 г. и в начале 1917 г., когда уже чувствовалось приближение революции, вопрос об отношении революционных марксистов к государству выдвигался, естественно, на первый план. Подчеркивая величайшую теоретическую и политическую актуальность этого вопроса, Ленин в это время снова внимательнейшим образом изучает произведения Маркса и Энгельса и выписывает в свою тетрадь все их высказывания о государстве и диктатуре пролетариата. Эта тетрадь с выписками Ленина из сочинений Маркса и Энгельса и послужила основой для написания гениальной книги «Государство и революция». Изучение тетради «Марксизм о государстве» вводит нас как бы в лабораторию ленинского творчества и хорошо показывает методы работы Ленина с теоретической книгой.
Ленин читал с карандашом в руках и очень часто составлял подробный конспект прочитанной книги. Он записывал в свою тетрадь важнейшие положения изучаемой книги, а иногда своими словами излагал основное содержание того или другого раздела. При этом Ленин оставлял на каждой странице большие поля для своих заметок, которые он делал тотчас же или при последующей работе над конспектом. Ленин в своем конспекте не просто перелагал ту или другую книгу. Он записывал свои замечания краткие, а иногда и довольно подробные, в которых развивал свое понимание того или другого затронутого автором книги вопроса.
В самом конспекте Ленин выделял различным образом основные положения. Он подчеркивал некоторые места один раз, другие - два, три раза, одни - простой чертой, другие - волнистой, одни - слабо, другие - жирно и т. д. Часто для особого выделения того или другого места в своем конспекте Ленин записывал его более крупным почерком, чем обычно, или заключал то место в скобки различной величины и формы, ставил в рамки и т. д.
На полях своей тетради Ленин ставил различные знаки - вопросительный, восклицательный и писал краткие лаконические выражения, ярко отражающие отношение Ленина к тому или другому вопросу. Все поля его тетрадей покрыты многочисленными лаконическими выражениями: «хорошо», «очень хорошо», «важно» и т. д.
Так, например, конспектируя статью Энгельса «Об авторитарном принципе», Ленин, подчеркнув выражение Энгельса: «Революция… самая авторитарная вещь!» , написал на полях: «Хорошо сказано!» (Ленин, «Марксизм о государстве», стр. 75).
В каждой книге Ленин обращал внимание прежде всего на идейное ее содержание. В тетради «Марксизм о государстве» Ленин, анализируя высказывания Маркса и Энгельса о государстве диктатуры пролетариата, внимательнейшим образом следит, как развиваются идеи Маркса, как они конкретизируются на основе опыта революционного движения масс. Ленин в своем конспекте обязательно указывает, когда было написано то или другое произведение Маркса и Энгельса, и подчеркивает, какое развитие получила идея диктатуры пролетариата в зависимости от опыта революции 1848 г. и особенно от опыта Парижской Коммуны.
Ленин подробно конспектирует сочинения Маркса о Парижской Коммуне: он внимательнейшим образом записывает все признаки Парижской Коммуны, как нового типа государства, как государства пролетарского. Ленин насчитывает 19 таких важнейших признаков. В качестве общего вывода Ленин отмечает: «Основная идея Маркса: завоевание политической власти пролетариатом не есть овладение «готовой» государственной машиной, а (1) «разбитие», разрушение ее и замена новой. Какой же новой?
Маркс изучает опыт Коммуны, он не сочиняет этой «новой» власти, а изучает, как сами революции «открывают» («наконец открывают», стр. 49. изд. 3) ее, как само рабочее движение подходит к этой задаче, как практика начинает решать ее». (Ленин. «Марксизм о государстве», стр. 58). И далее Ленин снова перечисляет основные достижения Парижской Коммуны.
Ленин обогащал революционную теорию новым содержанием на основе изучения и обобщения опыта, практики классовой борьбы в новых условиях. Ленин открыл советы, как государственную форму диктатуры пролетариата. Эту величайшую роль советов Ленин подчеркнул и в своем конспекте работ Маркса и Энгельса о государстве. Конспектируя работу Энгельса «Критика проекта эрфуртской программы», Ленин пишет: «Буржуазия переняла от феодальной + абсолютной монархии «чиновнически-военную» государственную машину и развила ее. Оппортунисты (особенно 1914-1917) вросли в нее (империализм, как эпоха в передовых странах, вообще громадно усилил ее). Задача пролетарской революции: «РАЗБИТЬ », сломать эту машину, заменить ее полнейшим самоуправлением внизу, на местах, и ПРЯМОЙ властью вооруженного пролетариата, его диктатурой, наверху. Чем объединить, связать общины? Ничем, говорят анархисты…, Бюрократией и военной кастой, говорит (и делает) буржуазия… Союзом, организацией вооруженных рабочих («Советами рабочих депутатов»! ), говорит марксизм». («Марксизм о государстве», стр. 26-27). Слова «советами рабочих депутатов» Ленин подчеркнул.
Конспектируя сочинения оппортунистов, Ленин делает резкие критические замечания и показывает всю низость и подлость предателей интересов рабочего класса. На полях и в тексте его конспектов постоянно можно встретить такие выражения, направленные по адресу ревизионистов: «Неверно, «перл реформизма», «чудовищно!», «пошлость», «каша», «караул» а др. Он беспощадно критикует оппортунистов всех мастей, особенно за ревизию в извращение революционных взглядов Маркса и Энгельса и показывает это извращение в каждом отдельном случае. Он вскрывает подлые, жульнические подделки ревизионистами высказываний Маркса и Энгельса о революции, о диктатуре пролетариата и т. д.
В заключение своего конспекта статей К. Каутского об империализме Ленин дал ему такую оценку: «Империализм есть политика «хозяйственной фазы» финансового капитала!! Этого вы хотели? Кляузник и софист, рабулист, крючкотвор - вот вы кто! Суть дела обходит увертками». («Пролетарская революция», 1938 г., № 9, стр. 181).
Так в конце своего конспекта Владимир Ильич давал общую оценку книги и ее автора.
Ленинские тетради с конспектами прочитанных им произведений имеют исключительное значение. Они показывают метод ленинской работы и обнаруживают тот поистине колоссальный труд, в результате которого появились гениальные сочинения Ленина и все его выступления. Достаточно указать, что, работая над своей гениальной книгой об империализме, Ленин изучил огромное количество литературы на различных языках (свыше 600 книг, кроме множества газетных и журнальных статей) и написал несколько планов своей работы. Тетради Ленина по империализму (их всего 20) занимают 4 Ленинских сборника.
В «Философских тетрадях» Ленина содержатся конспекты произведений Аристотеля, Гегеля и Фейербаха. Конспектируя их сочинения. Ленин высказывается в своих замечаниях по различным вопросам науки и философии. Он конкретно показывает, как надо «читать Гегеля материалистически». Т. е. использовать диалектику идеалиста Гегеля для понимания и развития марксистской философии - диалектического материализма.
Иногда Ленин, не имея возможности составить конспект, делал пометки на полях книги (если книга принадлежала ему). Он подчеркивал различным способом важнейшие места, а на полях книги писал краткие замечания или ставил пометки. В конце книги на свободной странице Ленин писал общее заключение и иногда составлял краткий указатель важнейших страниц книги.
Важнейшие сочинения, особенно классические произведения Маркса и Энгельса, Ленин читал несколько раз. Он часто просматривал свои конспекты, делал в них добавления и писал новые замечания, сравнивал с новыми фактами и материалами. Часто в своей тетради он так и писал, «вернуться еще».
В лекции о государстве Ленин особенно подчеркнул необходимость глубокого изучения произведений Маркса и Энгельса. По поводу изучения книги Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Ленин говорил: «Не следует смущаться, если это произведение по прочтении не будет понято сразу. Этого никогда почти не бывает ни с одним человеком. Но, возвращаясь к нему впоследствии, когда интерес пробудится, вы добьетесь того, что будете понимать его в преобладающей части, если не все целиком». (Ленин, соч. т. XXIV, стр. 364-365).
При изучении Истории ВКП(б) и произведений Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина мы должны всегда помнить, как работал Владимир Ильич с книгой. Мы должны учиться так, как учились Ленин и Сталин. С карандашом в руках внимательно изучать «Краткий курс истории ВКП(б)», первоисточники - труды основоположников марксизма-ленинизма, конспектировать прочитанное, вновь и вновь возвращаться к вопросам, расширять свое представление о предмете, изучать действительность, видеть новые факты, обобщать и анализировать явления - вот чему учит нас ленинский стиль работы над теоретической книгой.
Ошибки OCR правил А.Шилов.
Когда был Ленин маленьким
Сын инспектора, а потом директора народных училищ Симбирской губернии, Володя Ульянов читал то же, что все дети образованного класса: журнал «Детское чтение», книги про индейцев, «Хижину дяди Тома» Бичер-Стоу (одна из любимых книг) и другие детские книги, в которых «отображалась очень ярко борьба негров против рабства». Его героями становились президент Авраам Линкольн и генералы Грант и Шерман, воевавшие против рабовладельческого Юга.
В девять лет Володя поступил в Симбирскую классическую гимназию. Самый младший в классе, он, тем не менее, стал первым учеником. Притом, согласно советским мемуаристам, был весёлым, подвижным, озорным мальчуганом. Азартно играл в «пёрышки», на бильярде и в шахматы. Смеялся, дрался (правда, исключительно по делу).
В воспоминаниях соседа Володи по парте и второго ученика, эмигранта Александра Наумова (он был министром земледелия в царском правительстве, 1915−1916) будущий вождь выглядит несколько иначе: «По характеру своему Ульянов был ровного и скорее веселого нрава, но до чрезвычайности скрытен и в товарищеских отношениях холоден: он ни с кем не дружил, со всеми был на «вы». С советскими мемуаристами Наумов сходится в одном. «Способности он имел совершенно исключительные, обладал огромной памятью, отличался ненасытной научной любознательностью и необычайной работоспособностью».
В школьные годы будущий вождь взял свой первый псевдоним - Кубышкин. Под ним он выступал в домашнем журнале «Субботник», затеянном братом Сашей. Всего псевдонимов у него будет 148, что свидетельствует не только о полной опасности жизни профессионального революционера, но и об артистичности натуры. Ему нравилось примерять маски — играть.
Став постарше, он увлекся Гоголем, потом Тургеневым, их он перечитывал по нескольку раз. Ему очень нравился не самый сильный рассказ Тургенева «Часы», один из героев которого, Давыд, даже внешне похож на него; к тому же, обладает сильным, независимым и — непредсказуемым характером.
По рукам гимназистов ходила и запрещенные произведения (Добролюбова, Писарева, Белинского, Герцена, Чернышевского). И вроде бы в старших классах Володя с товарищем попытался даже переводить на русский «Капитал», но быстро это дело оставил.
Директором Симбирской гимназии был тогда Фёдор Михайлович Керенский, отец Александра Керенского, будущего главы Временного правительства и политического соперника вождя большевиков. Керенский преподавал в старших классах словесность и латынь, и Володя Ульянов был его самым любимым учеником. Он часто ставил ему за сочинения не просто «пять», а «пять с плюсом».
В 1896—1897 годы семья Ульяновых переживала черные дни. В январе 1896-го внезапно умер Илья Николаевич Ульянов. В марте 1897-го за участие в покушении на Александра III были арестованы Анна и Александр Ульяновы, старшие сестра и брат Володи. Анна поучила пять лет ссылки в Восточную Сибирь. Александра и еще четверых осуждённых повесили в Шлиссербургской крепости 20 (8) мая…
Их казнили как раз в то время, когда Володя сдавал выпускные экзамены. Но это не помешало ему получить золотую медаль (была одна «четвёрка» — по логике). Выпускное сочинение он писал на тему «Царь Борис Годунов» по Пушкину.
По предмету «Закон Божий» Володе попались такие вопросы: «Катехизис. О 5-м члене Символа Веры» (это о Воскресении Иисуса Христа); «О 6-м прошении Молитвы Господней» (6-е прошение молитвы «Отче наш" — это «И не введи нас во искушение»). Еще — про причащение и про Деяния апостолов.
Отвечал он так вдохновенно, что привёл экзаменаторов в благоговение. Нельзя было и представить, как он потом будет ругательски ругаться: «Религия есть опиум народа. Религия — род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человека жизнь"(1905). И будет признавать лишь «Катехизис революционера».
Его университеты
Керенский очень хотел, чтобы его лучший и любимый ученик пошел на историко-словесный факультет университета, однако тот выбрал юридический. На Ульяновых теперь смотрели с подозрением, но Керенский дал ему для поступления в Казанский университет такую характеристику, которая исключала даже намёк на неблагонадёжность. Однако в университете его протеже продержался недолго. 4 декабря 1887 года он принял активное участие в студенческих беспорядках, за что и был отчислен.
Бывшего студента выслали в имение деда по материнской линии, Александра Бланка, в деревню Кокушкино, под негласный надзор полиции. «Кажется, никогда потом в моей жизни, даже в тюрьме в Петербурге и в Сибири, я не читал столько, как в год после моей высылки в деревню из Казани», — скажет он много лет спустя. «Книги он не только читал, он изучал, прорабатывал их. Читал по определенному плану» (из воспоминаний Марии Ульяновой).
Так он проработал роман Чернышевского «Что делать?». Но это было не только рациональное, но и эмоциональное чтение — ведь эту книгу очень любил брат Саша. За одно лето Володя прочитал «Что делать?» «раз пять, находя каждый раз в этом произведении все новые волнующие мысли». «Он меня всего глубоко перепахал», — скажет Ленин.
Он полюбил Чернышевского за образ Рахметова («…он не только показал, что всякий правильно думающий и действительно порядочный человек должен быть революционером, но и другое, еще более важное: каким должен быть революционер…»). За слова «Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу — все рабы». За то, что «понимал и судил трусливую, подлую и предательскую природу всякого либерализма». За философский материализм и диалектику Гегеля, «после чего было уже много легче усвоить диалектику Маркса». Он очень обижался, когда кто-нибудь называл автора романа «Что делать» скучным, примитивным и т. п.
Узнав адрес Чернышевского, Володя Ульянов написал ему письмо, но тот не ответил … В память о Чернышевском он даст одной из своих судьбоносных работ название «Что делать?», добавив подзаголовок: «Наболевшие вопросы нашего движения» (1902).
После Кокушкина семья жила то в Казани, то на хуторе Алакаевке, то в Самаре… Мать, Мария Александровна, металась, пытаясь уберечь сына от опасности - увлечь его, например, сельским хозяйством.
Но напрасно. «Самарский период его жизни продолжался четыре с половиною года. Владимир Ильич перечитал за это время все основные сочинения Маркса и Энгельса на русском и иностранных языках и реферировал некоторые из них для кружка молодежи, организовавшегося вокруг него в Самаре» (из воспоминаний Анны Ульяновой-Елизаровой)
Только в 1891 году ему разрешили сдать экстерном госэкзамены при Петербургском университете по курсу юридического факультета. Что он с успехом и сделал, получив диплом первой степени. Он проработал помощником присяжного поверенного (т.е. адвоката) года полтора. Дальше пошла уже жизнь профессионального революционера — тюрьма, ссылка, заграница…
О партийности литературы
Ленин, конечно, мог восхищаться изображением весны у Некрасова. И даже с чувством декламировать: «Идет, гудет Зеленый Шум,/ Зеленый Шум, весенний Шум…». Но, на себе испытав глубинное влияние текстов, он воспринимал литературу как «средство познания и революционного воспитания» — как идеологию. Отсюда возникла идея партийности литературы. Ведь если литература учит, то она должна учить только правильному. А единственно правильная идеология — это марксизм в интерпретации российских социал-демократов (большевиков).
В статье «Партийная организация и партийная литература» (1905) он объяснил: «Литературное дело должно стать частью общепролетарского дела, „колесиком и винтиком“ одного единого, великого социал-демократического механизма, приводимого в движение всем сознательным авангардом всего рабочего класса».
И прокричал: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя»; «Долой литераторов беспартийных! Долой литераторов сверхчеловеков!» . Что-то, а формулировать он умел.
Литературе, зависящей от «денежного мешка» , противопоставил литературу «действительно-свободную, открыто связанную с пролетариатом» . На что Валерий Брюсов заметил: «По точному смыслу его определения обе литературы не-свободны. Первая тайно связана с буржуазией, вторая открыто с пролетариатом». Но противоречия Ленина не смущали. «Каждый художник, всякий, кто себя таковым считает, имеет право творить свободно…», — говорил он Кларе Цеткин. И тут же добавлял: «Но, понятно, мы — коммунисты. Мы не должны стоять, сложа руки, и давать хаосу развиваться, куда хочешь. Мы должны вполне планомерно руководить этим процессом и формировать его результаты».
Так к литературе и будут относиться на протяжении всего существования советской власти. А из посылов статьи о партийности возникнет странный феномен — социалистический реализм. Но это всё потом, потом…
Писателей Ленин делил на два лагеря «выразителей идей»: это симпатичные ему сторонники «американского пути» развития - революционного (Белинский, Писарев, Герцен, Чернышевский, Некрасов, Салтыков-Щедрин) и противостоящие им сторонники «прусского пути" — постепенного (Гончаров, Тургенев) и примыкавшие к ним идеологи крепостничества (Сергей Аксаков, Фет).
Конечно, и те, кто шёл по «американскому пути», не всегда достигали абсолютной идеологической чистоты - скажем, вплотную подойдя к диалектическому материализму, перед историческим материализмом останавливались. Но в этом их была беда, а не вина… Сейчас всё это кажется и маловразумительным, и смешным, но для советского литературоведения «идеологическое лекало», которое Ленин накладывал на того или иного писателя, служило руководством к действию.
Впрочем, некоторые схемы Ленина были (или казались?) остроумными и убедительными. Таков известный пассаж из статьи «Памяти Герцена» (1912) о трёх классах, «действовавших в русской революции. Сначала — дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию. Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы…».
Каждый мало-мальски образованный человек в СССР мог без запинки процитировать: «Декабристы разбудили Герцена…». А Наум Коржавин спародировал эту статью в стихах, с политически хулиганской строфой:
…Всё обойтись могло с теченьем времени.
В порядок мог втянуться русский быт…
Какая сука разбудила Ленина?
Кому мешало, что ребёнок спит?
О Толстом и Достоевском
«Какая глыба, а? Какой матёрый человечище… До этого графа подлинного мужика в литературе не было…» , — так, по свидетельству М. Горького, Ленин отзывался о Льве Толстом.
С классовой точки зрения, Толстой был представителем дворянства. Ленин же увидел в нём носителя идеологии крестьянства. Это было как минимум остроумно.
«Анну Каренину» Ленин любил и несколько раз перечитывал. Его привлекали хозяйственные рассуждения Левина и особенно «меткая характеристика», которую Левин даёт периоду после 1861 года: «У нас теперь все это переворотилось и только укладывается».
Знаменитая статья Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции"(1908) написана к 80-летию писателя. Толстой еще жив. Но это не имеет значения — Ленин беспощадно вскрывает его
«кричащие противоречия». «Гениальный художник» и «помещик, юродствующий во Христе»; «замечательно сильный, непосредственный и искренний протест против общественной лжи и фальши» и «„толстовец“, т. е. истасканный, истеричный хлюпик, называемый русским интеллигентом, который, публично бия себя в грудь, говорит: „я скверный, я гадкий, но я занимаюсь нравственным самоусовершенствованием; я не кушаю больше мяса и питаюсь теперь рисовыми котлетками“»; «самый трезвый реализм, срыванье всех и всяческих масок» и «проповедь одной из самых гнусных вещей, какие только есть на свете, именно: религии…».
Всё это вступало в противоречие с объявлением графа носителем и выразителем крестьянской идеологии, но Ленин, опять же довольно остроумно, резюмировал: «…совокупность его взглядов, вредных как целое, выражает как раз особенности нашей революции, как крестьянской буржуазной революции».
Как Толстой воспринял «помещика, юродствующего во Христе», «истеричного хлюпика», «рисовые котлетки» и прочие гадости — неизвестно. Скорее всего, статьи этой он не видел — она была напечатана в нелегальной большевистской газете «Пролетарий», причем без подписи.
Впрочем, Толстому еще повезло! Достоевского Ленин ругал совсем уж по-черному: «Морализирующая блевотина», «Покаянное кликушество», «Дрянь». «Прочитав «Записки из Мертвого дома» и «Преступление и наказание», он «Бесы» и «Братьев Карамазовых» читать не пожелал. «Содержание сих обоих пахучих произведений… мне известно, для меня этого предостаточно. «Братьев Карамазовых» начал было читать и бросил: от сцен в монастыре стошнило. Что же касается «Бесов» — это явно реакционная гадость…». (вспоминает Н. Валентинов).
Он аплодировал статьям М. Горького «О „карамазовщине“» и «Еще раз о „карамазовщине“» (1913), в которых тот агрессивно протестовал против постановки «Бесов» и других романов Достоевского на сцене. Горький называл Достоевского «злым гением», «великим мучителем и человеком больной совести», «Бесы» — пасквилем и т. п. Ленин находил эти выступления Горького достойным «ответом на „вой“ за Достоевского» в либеральной прессе.
Ну а еще он назвал роман «Заветы отцов» Владимира Винниченко: «архискверным подражанием архискверному Достоевскому». Благодаря таким его оценкам, отношение к Достоевскому в СССР было, скажем мягко, настороженным.
И о современниках
Из писателей-современников Ленин особенно ценил Горького как «крупнейшего представителя пролетарского искусства». Известно его высказывание о романе «Мать» — «Очень своевременная книга». (После Октябрьского переворота Горький вернёт Ленину это bon mot, назвав свою, критикующую большевиков книгу «Несвоевременные мысли».)
Правда, хваля «Мать», Ленин не заметил богостроительного пафоса книги, с которым скоро начнёт так яростно бороться в лице того же Горького. Попрекал Ленин «пролетарского писателя» и политическими ошибками. Но когда увидел, что Горький не принимает того, что творят получившие власть большевики, посоветовал: «Уезжайте! А не то мы вас вышлем».
Первая встреча Ленина с поэзией Маяковского прошла неудачно. В 1918 году на концерте, устроенном для красноармейцев в Кремле, Ленин и Крупская сидели в первом ряду. Артистка Ольга Гзовская декламировала: «Наш бог бег./ Сердце наш барабан…» . И наступала прямо на Ленина. «А он сидел, немного растерянный от неожиданности, недоумевающий, и облегченно вздохнул, когда Гзовскую сменил какой-то артист, читавший „Злоумышленника“ Чехова», — вспоминает Н. Крупская.
Дело, конечно, не только в этом эпизоде. Футуристы были чужды Ленину эстетически. Он предлагал «сечь за футуризм» наркома просвещения Луначарского. А его зама Покровского просил «помочь в борьбе с футуризмом» и «найти надежных анти-футуристов» (анти-футуристами были пролеткультовцы, но они тоже Ленину не нравились).
Стихи Маяковского Ленин называл «штукарством», «тарабарщиной, на которую наклеено слово „революция“». Протестовал против издания поэмы «150 000 000» тиражом 5 тысяч экз. «По-моему, печатать такие вещи лишь 1 из 10 и не более 1500 экз. для библиотек и для чудаков». Притом дал поэме гениальное определение — «хулиганский коммунизм».
Но однажды Лени всё-таки похвалил Маяковского, за «Прозаседавшихся»: «Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно». И это поэту какое-то время помогало.
Рецензий на художественные произведения Ленин не писал. За одним исключением: он отрецензировал книгу Аркадия Аверченко «Дюжина ножей в спину революции», изданную в Париже. Рецензия главы государства была опубликована в «Правде» (№ 263, 22 ноября 1921 г.) за подписью «Н. Ульянов» и называлась просто: «Талантливая книжка».
Он применил здесь ту же «теорию отражения», что и в статье о Толстом: «Так, именно так должна казаться революция представителям командующих классов». И похвалил: «поразительный талант», «знание дела и искренность». Более того: «Некоторые рассказы, по-моему, заслуживают перепечатки. Талант надо поощрять».
Меж тем там были очень злые, оскорбительные нападки на Ленина. Так, в рассказе «Короли у себя дома» Троцкий и Ленин представлены как муж и жена. Причем Троцкий «олицетворяет собой главное, сильное, мужское начало». А Ленин — «madame, представитель подчиняющегося, более слабого, женского начала. И он одет соответственно: затрепанный халатик, на шее нечто вроде платка… на ногах красные шерстяные чулки от ревматизма и мягкие ковровые туфли». (Прямо Сорокин какой-то!)
Ленин среагировал странно: «Злобы много, но только непохоже, любезный гражданин Аверченко! Уверяю вас, что недостатков у Ленина и Троцкого много во всякой, в том числе, значит, и в домашней жизни. Только, чтобы о них талантливо написать, надо их знать. А вы их не знаете». Гомосексуального подтекста и акцента на его пассивности он даже не заметил!
Почему — трудно сказать. Возможно, он был в таких вещах наивен. Или просто лично необидчив. Так или иначе, но этот случай — еще одно подтверждение его сугубо избирательного восприятия книг, которые он читал.
Фото: Ленин В.И. в кабинете / Репродукция ТАСС
Изобретение монаха Раймон Луллия
Итальянский монах, живший в средние века, Раймон Луллия предложил систему чтения, которая позволяла быстро читать книги, однако вплоть до 50 годов прошлого века скорочтение было уделом немногих ярких мыслителей и политиков, которые развивали это навык самостоятельно. Среди известных скорочитателей достаточно перечислить таких великих людей как Оноре Де Бальзак, Наполеон, Пушкин, Чернышевский, Максим Горький, Ленин, Франклин Рузвельт, Джон Кеннеди.
Как читал Сталин
Огромные библиотеки были у Ленина и Троцкого, у Бухарина и Зиновьева, у Молотова и Демьяна Бедного. Вот основная часть записки, согласно которой первоначально формировалась библиотека Сталина:
1) Классифицировать книги не по авторам, а по вопросам:
а) философия;
б) психология;
в) социология;
г) политэкономия;
д) финансы;
е) промышленность;
ж) сельское хозяйство;
з) кооперация;
и) русская история;
к) история других стран;
л) дипломатия;
м) внешняя и вн. торговля;
н) военное дело;
о) национальный вопрос;
п) съезды и конференции;
р) положение рабочих;
с) положение крестьян;
т) комсомол;
у) история других революций в других странах;
ф) о 1905 годе;
х) о Февральской революции 1917г.;
ц) о Октябрьской революции 1917 г.;
ч) о Ленине и ленинизме;
ш) история РКП(б) и Интернационала;
щ) о дискуссиях в РКП (статьи, брошюры);
Щ1 профсоюзы;
Щ2 беллетристика;
щ3 худ. критика;
щ4 журналы политические;
щ5 журналы естественно-научные;
щ6 словари всякие;
щ7 мемуары.
2) Из этой классификации изъять книги (расположить отдельно): а) Ленина, б) Маркса, в) Энгельса, г) Каутского, д) Плеханова, е) Троцкого, ж) Бухарина, з) Зиновьева, и) Каменева, к) Лафарга, л) Люксембург, м) Радека.
В библиотеке Сталина имелась практически вся российская литературная классика: и отдельные книги, и Собрания сочинений. Особенно много было книг Пушкина и о Пушкине. В его библиотеке были все российские и советские энциклопедии, большое число словарей, особенно словарей русского языка и словарей иностранных слов, разного рода справочники.
Большую часть своих книг Сталин просматривал, а многие читал очень внимательно. Некоторые книги он читал по несколько раз. Сталин читал книги, как правило, с карандашом, а чаще всего с несколькими цветными карандашами в руках и на столе. Он подчеркивал многие фразы и абзацы, делал пометки и надписи на полях.
Сталин просматривал или читал по несколько книг в день. Он сам говорил некоторым из посетителей своего кабинета, показывая на свежую пачку книг на своем письменном столе: «Это моя дневная норма - страниц 500».
По подсчетам Л. Спирина, книги по истории составляли почти половину библиотеки Сталина, из них три четверти так или иначе относились к истории ВКП(б). По свидетельству Ю. Шарапова, который в середине 50-х годов был заведующим специальной библиотекой Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС и в 1957 году принимал в ее фонды личную библиотеку Сталина, страницы изданных еще до революции книг о войнах ассирийцев, древних греков и древних римлян были полны закладок и пометок Сталина.
Специальных книг по точным наукам Сталин не читал и не выписывал. Но научно-популярных книг он выписывал и читал много. Одну из таких книг «Завоевание природы» Б. Андреева - Сталин не только прочел, но и подарил своему сыну Якову к его 20-летию с просьбой обязательно эту книгу прочесть.
Карл Маркс
Карл Маркс говорил: «Книги - мои рабы» - и испещрял пометками и заметками поля каждой прочитанной им книги, загибая и закладывая нужные ему страницы.
Рузвельт
Франклин Делано Рузвельт был одним из самых быстрых и самых ненасытных читателей среди всех государственных лидеров. Различные источники сообщают, что он был в состоянии прочитать целый абзац одним взглядом, завершая чтение любой книги, как правило, за один присест.
Известно, что Рузвельт стартовал в этой сфере со средних показателей скорости чтения, над повышением которых решил всерьез работать. В числе его первых достижений было увеличение области, первоначально охватывавшейся в ходе приостановки до четырех слов, а впоследствии Рузвельт довел это количество до шести и, далее, до восьми слов. Примечательна история того, как скорочтение получило новый виток своего развития в 50-е годы прошлого века.
Как читал Гитлер
В свободное время и во время безработицы он проглатывает без разбора политическую и научно-техническую литературу, которая в брошюрах, трактатах, памфлетах и в быстро рвущихся книжонках утоляет жажду знаний.
Вначале он перелистовал книги, обычно с конца, и проверял, стоило ли их читать. Если стоило, то читал именно то, что ему было нужно, чтобы по своему защитить еще другими примерами свои представления, установившиеся со времен Вены и Мюнхена. Он интенсивно прорабатывал публикации лишь тогда, когда они сообщали факты, которые, как он полагал, должен был иметь когда - ни будь наготове в качестве доказательств. Ежедневно, рано утром или поздно вечером, прорабатывал одну значительную книгу.
Гитлер не учился основательно, универсально, но никогда не учился без усердия. Он спокойно обдумывал лишь то, что он признавал.
По данным секретаря, в его личной библиотеке не было ни классиков, ни одного произведения, характеризующегося человечностью и духовностью. То, о чем он иногда сожалел, что обречен отказываться от чтения художественной литературы и может еще читать лишь научную. Шопенгауэр относится к мыслителям, которых Гитлер упоминает чаще всего.
Гитлер пренебрегал образованием, от которого он видел мало пользы лично для себя самого. Он настолько мало ценил "профессорский тип человека", что в 1932 году он отказался от академического звания правительства Брауншвейга, что давало ему право получения немецкого гражданства. Гитлер получает немецкое гражданство после назначения на должность старшего чиновника. Из "Майн Кампф" ясно, что Гитлер читает только те книги, в которых он может найти подтверждение своим собственным идеям. Он читает только то, что считает "ценным" для себя. Одаренный с детства необычными способностями к языкам Гитлера привлекают при чтении только выдающиеся примеры риторических и исторических эпиграмм.
Биографии великих людей, Гиплер прочитал для использования прочитанного в пропагандистской деятельности. Сторона жизни, заставляющая размышлять, Гитлера никогда не интересовала. Хорошая фраза или хороший политический лозунг для Гитлера значили больше, чем весь набор сухих заключений и теорий. Один лозунг может дать безмозглой черни не только материал для идеи, но и создать ему к тому же лестную видимость того, что он мыслит сам.
Как читал Вашингтон
Вашингтон читал утренние газеты только вслух. Он внимательно вслушивался в текст, бубнил и мешал своим соседям. Он утверждал, что чтение вслух помогает ему уяснить смысл текста и отделить правду от лжи.
Как читал Горький
Вот так, по воспоминаниям А.С. Новикова- Прибоя, читал журналы Максим Горький: « Взяв первый журнал, Алексей Максимович разрезал его и начинал не то читать, не то просматривать: Горький не читал, а, казалось просто скользил по страницам взглядом, сверху вниз, по вертикали. Покончив с первым журналом, Горький принялся за второй, и все повторилось: он открывал страницу, сверху вниз, как по ступеням спускался по ней взглядом, на что у него уходило меньше минуты, и так снова и снова, пока не добрался до последней страницы. Откладывал журнал и принимался за очередной.
В мае 1925 года Сталин поручил своему помощнику и секретарю И. Товстухе заняться организацией библиотеки и завести в штате Генсека должность библиотекаря. На вопрос Товстухи, какие книги должны быть в библиотеке, Сталин ответил письменно на листке из ученической тетради. Фотокопия этой большой записки была опубликована в журнале «Новая и новейшая история» историком Б.С. Илизаровым. Вот основная часть этой записки: «Записка библиотекарю. Мой совет (и просьба):
а) философия;
б) психология;
в) социология;
г) политэкономия;
д) финансы;
е) промышленность;
ж) сельское хозяйство;
з) кооперация;
и) русская история;
к) история других стран;
л) дипломатия;
м) внешняя и вн. торговля;
н) военное дело;
о) национальный вопрос;
п) съезды и конференции;
р) положение рабочих;
с) положение крестьян;
т) комсомол;
у) история других революций в других странах;
ф) о 1905 годе;
х) о Февральской революции 1917г.;
ц) о Октябрьской революции 1917 г.;
ч) о Ленине и ленинизме;
ш) история РКП(б) и Интернационала;
щ) о дискуссиях в РКП (статьи, брошюры);
Щ1 профсоюзы;
Щ2 беллетристика;
щ3 худ. критика;
щ4 журналы политические;
щ5 журналы естественно-научные;
щ6 словари всякие;щ7 мемуары.
2) Из этой классификации изъять книги (расположить отдельно): а) Ленина, б) Маркса, в) Энгельса, г) Каутского, д) Плеханова, е) Троцкого, ж) Бухарина, з) Зиновьева, и) Каменева, к) Лафарга, л) Люксембург, м) Радека.
Эта записка составлена, как мы видим, очень профессионально и точно, хотя даже по фотокопии видно, что Сталин трудился над составлением своего поручения не больше 20-30 минут.
В библиотеке Сталина имелась практически вся российская литературная классика : и отдельные книги, и Собрания сочинений. Особенно много было книг Пушкина и о Пушкине. Сталин получал все новые книги по интересовавшим его темам, которые издавались в СССР. Немало книг он получал и от авторов. По свидетельству Л. Спирина, к концу жизни Сталина общее число книг в его библиотеке превышало 20 тысяч, из которых на 5,5 тысячах книг имелся штамп: «Библиотека И.В. Сталина», а также порядковый номер. Лишь небольшая часть книг находилась под рукой - в кремлевском служебном кабинете Сталина. Значительная часть книг находилась в больших шкафах в квартире Сталина в Кремле.
В 20-е годы Сталин читал много книг по истории революций и революционных войн в других странах, по истории и экономике Китая , где в эти годы начала развертываться большая и мощная демократическая и крестьянско-пролетарская революция. Сталин читал и все новые работы по истории ВКП(б). По подсчетам Л. Спирина, книги по истории составляли почти половину библиотеки Сталина, из них три четверти так или иначе относились к истории ВКП(б).
Но Сталин читал в эти годы немало книг и по истории войн и военного искусства . По свидетельству Ю. Шарапова, который в середине 50-х годов был заведующим специальной библиотекой Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС и в 1957 году принимал в ее фонды личную библиотеку Сталина, страницы изданных еще до революции книг о войнах ассирийцев, древних греков и древних римлян были полны закладок и пометок Сталина. Эта часть его библиотеки формировалась как раз в 20-е годы.
Через секретарей и библиотекаря Сталин часто заказывал книги и журналы для временного пользования , и эти книги ему привозили пачками из главных государственных библиотек и из библиотеки ЦК ВКП(б). Некоторые из заказанных Сталиным книг приходилось долго разыскивать. Все книги, которые поступали к Сталину в библиотеку или для временного использования, фиксировались в секретариате Сталина, а время от времени на этот счет составлялись обширные списки и реестры. Отдельно составлялись списки книг, которые приходили к Сталину по почте от авторов или с курьерами из издательств. Некоторые из таких реестров сохранились, и комментарии к ним уже публиковались в российской левой печати.
Так, например, историк Михаил Вылцан обнаружил в одном из архивов «Реестр на литературу, посылаемую на квартиру И.В. Сталину за апрель-декабрь 1926 года». Это огромный список на сотни названий. Преобладают в нем книги по истории и социологии, по экономике, а также беллетристика. Но есть в этом реестре книги о душе и гипнозе, о нервных и венерических заболеваниях, о спорте и преступлениях, о возможности воскресения из мертвых и о праве государства на смертную казнь. Есть даже антисемитская фальшивка некоего Е. Брандта о ритуальных убийствах у евреев. Специальных книг по точным наукам Сталин не читал и не выписывал. Но научно-популярных книг он выписывал и читал много . Одну из таких книг «Завоевание природы» Б. Андреева - Сталин не только прочел, но и подарил своему сыну Якову к его 20-летию с просьбой обязательно эту книгу прочесть.
Сталин продолжал и в начале 30-х годов читать все новинки советской художественной литературы и все «толстые» журналы . Он начал чаше встречаться и с самими писателями. Эти встречи тщательно готовились и происходили обычно в доме М. Горького на Малой Никитской улице. Это был удобный большой особняк, который принадлежал до революции купцу Рябушинскому. Именно здесь в начале 1932 года Сталин и Горький встречались с Михаилом Шолоховым, чтобы решить судьбу третьей книги «Тихого Дона» и романа «Поднятая целина». Сталин одобрил публикацию этих двух книг, хотя у него и были некоторые сомнения. В то же время Сталин фактически запретил публикацию новых произведений Андрея Платонова и Михаила Булгакова.
Сталин внимательно читал один за другим все последовательно создававшиеся макеты нового учебника по истории ВКП(б). И не только читал, но редактировал, вписывая в текст все главные формулировки, оценки, перечеркивая одни строки и целые абзацы и вписывая другие. Такому сравнительно краткому и просто изложенному курсу истории ВКП(б) Сталин придавал особое значение, почти как новой Библии для нового вероучения.
В самом конце 30-х годов в круге чтения Сталина стали занимать все больше места книги по дипломатии и военному делу
. Он внимательно прочел первый том «Истории дипломатии», а также новую книгу Е. Тарле о Талейране.
Зимой 1940-1941 года издательство художественной литературы предприняло издание нового перевода «Витязя в тигровой шкуре». Сталин хорошо знал все прежние переводы этой книги и теперь не только прочел новый перевод, но и внес в него несколько правок.
Ряд историков отмечают, что многие, кто общался со Сталиным , отзывались о нём как о широко и разносторонне образованном и чрезвычайно умном человеке. По мнению английского историка Саймона Монтефиоре, изучавшего личную библиотеку и круг чтения Сталина, тот много времени проводил за книгами, на полях которых остались его пометки, «Его вкусы были эклектичными: Мопассан, Уайльд, Гоголь, Гете, а также Золя, которого он обожал. Ему нравилась поэзия. (…) Сталин был эрудированным человеком. Он цитировал длинные куски из Библии, трудов Бисмарка, произведений Чехова. Он восхищался Достоевским ».
Английский писатель Чарльз Сноу также характеризовал образовательный уровень Сталина довольно высоко: "Одно из множества любопытных обстоятельств, имеющих отношение к Сталину: он был куда более образован в литературном смысле, чем любой из современных ему государственных деятелей. В сравнении с ним Ллойд Джордж и Черчилль - на диво плохо начитанные люди. Как, впрочем, и Рузвельт ".
Григорий Морозов, первый муж Светланы Сталиной, вспоминал: «Когда я женился на Светлане, вождь разрешил мне пользоваться его библиотекой в кремлёвской квартире. Там я провёл довольно много времени, поскольку был любознателен и читал запоем. Надо сказать, коллекция книг была уникальной. Энциклопедии, справочники, труды известных ученых, произведения классиков, работы руководителей партии. Сталин всё это внимательнейшим образом читал, о чём свидетельствовали многочисленные, подчас развернутые заметки на полях ».
Проф. Дональд Рейфилд: «Он был очень начитан. Он очень тщательно читал тексты, читал и как редактор или корректор, искал ошибки и всегда спрашивал, почему автор умалчивает то или другое. И он критикует стиль, он поправляет не только русские тексты, но и грузинские… Он был очень образован, но своеобразно образован, я бы сказал. Он прочитал, наверное, всю западноевропейскую литературу. Он читал даже книги своих врагов - эмигрантскую прессу. Он мог со словарем читать по-английски, французски и немецки. Он плохо понимал эти языки, но он был гораздо более начитан». Дональд Рейфилд даже предположил, что «его странное поведение в начале войны можно приписать тому, что он слишком много времени уделял чтению, книгам, и не обращал внимания на планы Гитлера ».
Алексей Пиманов, исследовавший личность Сталина, режиссёр-постановщик сериала «Охота на Берию» на вопрос журналиста «Что вас удивило, озадачило больше всего в личности Сталина?»: «Его библиотека. Он всю жизнь учился, читал. Я лично видел несколько тысяч томов в его библиотеке, и на 90 процентах этих книг есть карандашные пометки , сделанные его рукой. А там книги от философии, естественных наук до художественной литературы ». (с) из Википедии
* я как-то читал, что когда после его смерти решали, что из его библиотеки сохранить потомкам, отобрали лишь те книги, что имели его рукой сделанные карандашные пометки. таих книг набралось чуть более 5 тысяч.
