Расхождения во взглядах патриарха Никона и Аввакума

Патриарх Никон и протопоп Аввакум были главными идеологами двух течений в рамках русской православной церкви - никонианства и старообрядчества, возникших в середине XVII в. и ознаменовавших собой церковный раскол - одно из самых главных событий русской истории указанного столетия, во многом предопределившее последующую историческую судьбу России.

Непосредственной причиной раскола русской церкви на никониан и старообрядцев стала осуществленная патриархом Никоном в 50-х гг. XVII в. реформа церковных обрядов и исправление богослужебных книг. Протопоп Аввакум и его сторонники выступили против данной реформы, т. е. за старые обряды и книги, оттого и были названы "старообрядцы". Расхождение по поводу церковных обрядов и богослужебной литературы составляло, однако, лишь внешнюю сторону церковного раскола. Глубинный смысл церковного раскола в России в середине XVII в. заключался в столкновении двух различных воззрений на историческое будущее Русского государства, его предназначение, сущность царской власти в России. Главные идеологи обоих течений - и Никон и Аввакум - выступали за независимость церкви от государственной власти, однако пути достижения этой независимости представляли по-разному. Таким образом, в сущности своей русский церковный раскол середины XVII в. был расколом в политической идеологии русской православной церкви, конфликтом политических воззрений никониан и старообрядцев, хотя внешне представал в качестве раскола религиозного, обрядового.

Как бы то ни было, церковный раскол стал настоящей трагедией для русского общества. В войну друг с другом вступили самые активные, самые волевые, самые духовно стойкие, одаренные умом и талантом представители русского общества - люди, способные ради своей веры пожертвовать не только мирскими благами, но и даже жизнью своей.

Никон утверждал практически полную свободу церкви от государства. Он считал, что священники не должны подчиняться царским законам и царскому суду. Если же кто из священников подчинится, то в понимании Никона такой человек перестает быть священником. "Мирскаго суда у царя просяй - не епископ. Такожде и прочiи священнаго чина, оставивше церковные суды, к мiрским судiям прибегнут, аще и оправдани будут - извергнутся". Никон резко выступал против Соборного Уложения 1649 г. Он называл его "бесовскими законами" и открыто призывал не подчиняться нормам Уложения. Никон, таким образом, декларировал самый настоящий раскол между церковью и государством в России.

Настоящим противником Никона была, как показывает анализ его политических взглядов, царская власть, превратившаяся, по его мнению, в орудие антихриста. Внешне, однако, все выглядело так, будто главную борьбу своей жизни Никон вел против старообрядцев - людей, не принявших его реформы церковных обрядов и не согласившихся с исправлением богослужебных книг. На самом деле Никон не придавал большого значения самой по себе обрядовой стороне реформы. Он допускал употребление в церковных службах как исправленных, так и старых, неисправленных книг. Никон не объявлял старообрядцев еретиками, данная оценка противников церковной реформы была внушена Церковному Собору прибывшими в Россию греческими священниками.

Рассмотрение идеологии старообрядчества заставляет сделать вывод о том, что во многих постулатах старообрядцы, в сущности, сходились с Никоном. Об этом свидетельствуют сочинения главного идеолога старообрядчества протопопа Аввакума. Реформу церковных обрядов и движителя ее патриарха Никона Аввакум оценивал как ересь. Нигде нет такой непорочной православной веры, как в России, считал Аввакум. Нигде нет такого православного государства, как Русское. Аввакум был, в сущности, идеологом русского национального государства, русской национальной церкви.

Характеристика личности Петра Первого

Гигантская фигура Петра совмещала в себе бездну противоречий. Опередив на целую голову своих современников в отношении умственных запросов, жажды деятельности и почти нечеловеческой работоспособности, он остался сыном своего времени в смысле грубости нравственных принципов и дикости своей натуры.

Петр 1 талантлив, обладает незаурядной силой воли, активен и деятелен, но способности его направлены не на возвышение собственной личности, а во славу России. Он упорен в достижении цели, а при временных поражениях не теряет присутствия духа. Но закладка флота, строительство новой столицы на костях тысяч и тысяч людей, массовые казни, преследования старообрядцев – всё это тоже деяния Петра.

Петр Алексеевич не терпел непослушания, хотя и просил обращаться к нему «просто» и «без Великого», т. е. без постоянного титулования. Если не исполнялись его повеления, то расправу требовал суровую и показательную. Например, в письме московскому губернатору о глуховском коменданте Волкове, уличенном в казнокрадстве, требует: «…за оное воровство велите его на площади или на болоте казнить смертно и труп его в земле не хоронить до самой весны пока большой теплоты не будет».

Петр, будучи щедро одарённым природой человеком, имел влечение к любым видам техники и к самым различным ремеслам. С детских лет он искусно плотничал, столярничал, малярничал. Пятнадцатилетний Петр увлекался прикладными математическими дисциплинами, в частности геометрией. Этот интерес у него сохранился на всю жизнь. Петр не был похож на своих предшественников ни внешним обликом, ни живым и открытым характером. Личность царя очень сложна и противоречива, но при этом, он был очень цельной натурой. Во всех его начинаниях, порой очень противоречивых, было всё же рациональное зерно. Вся противоречивость характера Петра 1 проявилась во время строительства новой столицы – Санкт-Петербурга. С одной стороны, намереваясь встать твердой ногой на Балтике, Россия должна была получить опорный пункт и базу для флота. Но с другой – гибель тысяч людей в ходе строительства города показывает, какой дорогой ценой обходилось порой воплощение государственной воли царя. Не щадя себя, не умея беречь своё здоровье и жизнь он не жалел и своих подданных, легко жертвуя ими ради своих замыслов.

Не злой по натуре, он был порывист, впечатлителен и недоверчив. Не умея терпеливо объяснить другим то, что для него было очевидным Петр, встречая непонимание, легко впадал в состояние крайнего гнева и часто «вколачивал» истину сенаторам и генералам своим огромным кулаком или посохом. Правда, царь был отходчив и через несколько минут уже мог хохотать над удачной шуткой провинившегося.

Внешняя политика Петра

Внешняя политика Петра I, как и вся его деятельность, была подчинена достижению главной цели – превратить Россию в могущественную мировую державу. Для этого необходимо было получить выход к морским торговым путям.

Будучи отрезанной от морей, Россия не могла развивать экономические отношения со странами Европы и оказывать серьезного влияния на мировую политику. У России в конце XVII века был только один морской порт – Архангельск на Белом море. Но в силу своей удалённости, он не мог решить стоящих перед страной задач. На Балтийском море господствовала Шведская империя, пребывавшая на пике своего могущества. Швеция, добившись положения сильнейшей страны Северной Европы, была не намерена терпеть прихода в свои владения давнего противника - России. Черное море тоже было недоступно – оно находилось под полным контролем могущественной Османской империи. Тихоокеанское побережье, в силу своей не освоенности и удаленности, даже не рассматривалось Петром I как фактор внешней политики. В этой ситуации ничего не оставалось, как силой прокладывать выход к морю. И первая проба сил молодого Петра I состоялась на южном направлении, в войне с Османской империей.

Азовские походы Петра I.

Походы против Османской империи состоялись в 1695 и 1696 годах. По сути, это было продолжением войны начатой царевной Софьей, сестрой Петра и его предшественницей на российском престоле. Разница состояла лишь в том, что в отличие от походов русской армии 1687 и 1689 годов, походы Петра I были направлены не на Крымское ханство, а на овладение стратегически важной турецкой крепостью Азов в устье Дона. Первым походом не удалось достичь цели – в результате двух неудачных штурмов осаду крепости пришлось снять. Но зато на следующий год русской армии все-таки удалось захватить крепость Азов. Выход России к Азовскому морю имел для нее очень важное политическое и военное значение. Но нужно было еще закрепиться на море, чтобы развить достигнутый успех. А это означало активизацию войны с Турцией. Для этого России было необходимо получить поддержку европейских стран, ведущих войну против Турции. Для этого в Европу в 1697 году была отправлена дипломатическая миссия, возглавляемая царем, получившая название «Великое посольство».

Великое посольство.

Дипломатический визит Петра I в Европу 1697-1698 годах. Явилась следствие Азовских походов и имела несколько целей:

Получить дипломатическую и военную поддержку стран Европы в войне с Турцией. В случае победы над Турцией – заручится согласием европейских союзников на получение северного Причерноморья.

Использовать внешнеполитический фактор победы в Азовском походе, поднять престиж России.

Поиск союзников для войны со Швецией.

Знакомство Петра I со странами Европы.

И, хотя Петр I в составе посольства под именем Петра Михайлова, урядника Преображенского полка фактически лично возглавлял посольство.

За два года посольство побывало в Лифляндии, Риге, Кёнигсберге, Голландии, Англии и Австрии.

Итогом Великого посольства для внешней политики Петра I стала смена ее курса. Война за выход к Черному морю перестала быть для него актуальной, и в 1700 году он подписал Константинопольский мирный договор с Османской империей. Этот договор закреплял существующее положение – за Россией оставался Азов, а Турции возвращалась часть Поднепровья. Таким образом, Россия фактически отказывалась от своего присутствия на Черном море. Это было вызвано стремлением Петра I завоевать выход к стратегически важному для России морю – Балтийскому. Для этого была неизбежна война со Швецией. В ходе своего визита в Европу, Петр нашел союзника в этой войне – короля Саксонии и Речи Посполитой Августа II, с ним он заключил соглашение против Швеции. В 1699 году это соглашение вылилось в Северный союз с участием Дании. В 1700 году началась война за Балтийское море, длившаяся 21 год и получившая название «Северная война».

Северная война.

Война началась для России с разгромного поражения под Нарвой в 1700 году. Но это не остановило Петра в своем стремлении завоевать Балтику. Реорганизовав армию, он возобновил военные действия и в 1702 году добился первого успеха – захвачена шведская крепость Нотебург (переименованная Петром в Шлиссельбург). А в 1703 году с захватом крепости Ниеншанц в устье Невы удалось выйти к Балтийскому морю. Тогда же, в 1703 году, был основан Санкт-Петербург – будущая блистательная столица Российской империи. А крепость Кронштадт на острове Котлин стала первой базой российского балтийского флота. Но впереди были еще долгие годы войны - Северная война закончилась только в 1721 году полной победой России. В 1721 году Россия заключила со Швецией Ништадтский мирный договор. Главным итогом войны для России стало ее закрепление на Балтийском море.

Военная реформа

Во время Северной войны происходит коренная реорганизация вооруженных сил. В России создается мощная регулярная армия и в связи с этим ликвидируется поместное дворянское ополчение и стрелецкое войско. Основу армии стали составлять регулярные пехотные и кавалерийские полки с единообразным штатом, обмундированием, вооружением, осуществлявшие боевую подготовку в соответствии с общеармейскими уставами. Главными из них были Воинский 1716 г. и Морской уставы 1720 г., в разработке которых участвовал Петр I.

Развитие металлургии способствовало значительному росту производства артиллерийских орудий, устаревшая разнокалиберная артиллерия заменялась орудиями новых образцов.

В армии было впервые произведено соединение холодного и огнестрельного оружия - к ружью был примкнут штык, что значительно усилило огневую и ударную мощь войска.

В начале XVIII в. впервые в истории России на Дону и на Балтике был создан военно-морской флот, что по значению не уступало созданию регулярной армии. Строительство флота осуществлялось невиданно быстрыми темпами на уровне лучших образцов военного кораблестроения того времени.

В царствование Петра I Россия становится обладательницей крупнейшего военно-морского флота на Балтике.

Были сформированы первые гвардейские полки – Преображенский и Семеновский.

К 1725 г. Численность русской армии составляла 318 тыс.человек.

Создание регулярных армии и флота потребовало новых принципов их комплектования. В основу была положена рекрутская система, обладавшая несомненными преимуществами перед другими имевшими в то время формами комплектования. Дворянство освобождалось от рекрутской повинности, но для нее обязательна была военная или гражданская служба.

Удобная навигация по статье:

Характеристика личности Петра I Великого

Пётр Первый Великий – сложная и весьма противоречивая историческая фигура. Во многом это было обусловлено эпохой, в которой ему предстояло стать одним из самых известных русских монархов. От своих деда и отца мальчик унаследовал глубокое мировоззрение, образ действий и взгляды на развитие России. При этом, Пётр обладал индивидуальностью взглядов на сложившуюся в стране и мире ситуации, что позволило ему уйти от прежних неэффективных традиций управления, а также обогатить общественную и политическую жизнь лучшими идеями, которые работали в то время в более развитых державах Европы.

Детство будущего императора и его влияние на характер

Ещё в раннем детстве будущего правителя Российской империи отмечали как одного из самых неугомонных детей, которым присуща самозабвенная страстная увлечённость любой игрой, которая с течением времени переходит в настоящее дело. Так и получилось с Петром. Старый английский бот, астролябия и «потешные полки» стали началом всех петровских достижений в будущем, которое стало началом новой России.

Являясь от природы одарённым во всех сферах деятельности, он ассоциировал себя больше с простыми людьми, которые занимались различными ремёслами и ручным трудом. С ранних лет будущий император искусно малярничал, столярничал, а также плотничал. С годами он ещё больше отрабатывал эти навыки, пополняя свой багаж техническими деталями любимых дел.

Мальчик рос выносливым и сильным, совершенно не боясь тяжёлой физической работы. Видя собственными глазами все дворцовые интриги и заговоры, он стал скрытен и научился скрывать чувства. Понимая, как движутся кремлёвские «шестерёнки» в механизме, таким образом, он смог усыпить бдительность всех недоброжелателей, а также стать впоследствии отличным дипломатом.

Увлечения Петра I

Увлечение инженерным делом дали Петру Первому возможность введения различных тактических новшеств и принципов вооружения. К примеру, благодаря знанию царём баллистики был введён принципиально новый тип артиллерийской открытой позиции – редуты, опробованные в сражении со шведами под Полтавой. Кроме того, поражение при Нарве заставила Петра пересмотреть вооружение своих солдат и оснастить их ружья, привинчиваемым трёхгранным штыком.

Современники императора отмечали, что он не терпел непослушания. При этом, Пётр не желал чтобы к нему обращались с приставкой «великий» и пр. Однако, при неисполнении приказов царь впадал в ярость и виновного ждала, как правило, показательная и жестокая расправа.

Характер императора Петра I

Хотя Пётр Великий и обладал противоречивым сложным характером, но он был цельной личностью. Даже в самых его противоречивых действиях было зерно рациональности и каждое такое действие подчинялось тщательно обдуманному плану.

Не будучи злым по своей натуре, царь имел порывистый характер, а также отличался крайней недоверчивостью к людям и особой впечатлительностью. Обладая тонким умом, но не умея терпеливо объяснить очевидные вещи и встречая непонимание собственных объяснений от людей, он сразу же впадал в состояние ярости, часто вбивая свою истину генералам и сенаторам царским посохом или кулаком. Однако, спустя некоторое время император мог позвать к себе «провинившегося» и вместе с ним хохотать над сложившейся ранее ситуацией.

Кроме того, Пётр Первый имел силы переступить через собственную неприязнь к человеку для достижения задуманной цели. Ему были безразличны царские наряды и официальные приёмы, перед которыми он должен был носить мантию и символы царской власти.

А вот, что действительно восхищало царя, так это ассамблеи, на которых было принято определённое «панибратство». Там люди обращались друг к другу без чинов и званий, выпивая водку из глиняных кружек, танцевали, курили и играли в шахматы.

Таланты императора

Русский император обладал выдающимся природным дипломатическим талантом. Он великолепно владел большинством приёмов, которые использовались в то время в переговорах между монархами. При этом, через минуту, царь мог вступить в естественные переговоры без этих приёмов с султаном.

К примеру, Пётр Первый мог неожиданно встать и поцеловать в лоб своего собеседника, часто использовал в своей речи народные пословицы, вводя в ошеломление лучших европейских переводчиков или иногда завершал приём, объясняя это тем, что именно сейчас его ожидает жена. Согласно описаниям некоторых дипломатов того времени, внешне доброжелательный и искренний русский император, никогда не раскрывал задуманного плана ведения беседы и поэтому всегда добивался желаемого.

Стоит отметить, что Пётр Великий на протяжении всей жизни очень любил веселиться, но был совершенно не капризен в забавах. После заключения так называемого Ништадского мира он вместе с толпой прыгал и веселился на улицах, распевая песни во весь голос. Однако, чаще всего, весёлость царя вскоре принимала форму разгула.

Привычки Петра I. Где жил император?

Видео-лекция: личность и таланты Петра I

Тест по теме: Личность Петра I великого Лимит времени: 0 Навигация (только номера заданий) 0 из 4 заданий окончено Информация Проверь себя! Исторический тест по теме: Личность Петра I великого Вы уже проходили тест ранее. Вы не можете запустить его снова. Тест загружается... Вы должны войти или зарегистрироваться для того, чтобы начать тест. Вы должны закончить следующие тесты, чтобы начать этот: Результаты Правильных ответов: 0 из 4 Ваше время: Время вышло Вы набрали 0 из 0 баллов (0 ) С ответом С отметкой о просмотре Задание 1 из 4 1 . В каком году родился Петр 1? Правильно Неправильно Задание 2 из 4 2 . Дата смерти Петра 1 Правильно Неправильно

Личность и характер

В Петре сочетались противоположные черты характера. В одно и то же время он был вспыльчивым и хладнокровным, расточительным и бережливым до скупости, жестоким и милосердным, требовательным и снисходительным, грубым и нежным, расчетливым и опрометчивым. Все это создавало своего рода эмоциональный фон, на котором протекала государственная, дипломатическая и военная деятельность Петра.

При всей пестроте черт характера Петра он был удивительно цельной натурой. Идея служения государству, в которую глубоко уверовал царь и которой он подчинил свою деятельность, была сутью его жизни. Она пронизывала все его начинания. Если иметь это в виду, то кажущаяся несогласованность и подчас противоречивость его мероприятий приобретают определенное единство и законченность.

Началом этой службы Петр считал не время вступления на престол (1682) и даже не год отстранения царевны Софьи от регентства (1689), или, наконец, не смерть брата Ивана (1696), с которым он формально делил власть, а участие в деле государственного значения.

В 1713 году в связи с летней кампанией русских войск в Финляндии состоялась любопытная переписка между Петром и вице-адмиралом Крюйсом. Вице-адмирал предостерегал царя от непосредственного участия в морских и десантных операциях, всегда опасных для жизни. На эти уговоры царь ответил: "Я уже вящше осьмнадцати лет служу сему государству (о чем пространно не пишу, понеже всем то известно) и в коликих баталиях, акциях и балагерах (то есть осадах) был, везде от добрых и честных офицеров прошен был, дабы не отлучался".

Итак, службу "сему государству" Петр, по его подсчетам, начал 18 лет назад, то есть в 1695 году. Много позже, когда собирались материалы для "Истории Северной войны", царь в собственной записке внес уточнение: "начал служить с первого Азовского походу бомбардиром, когда каланчи взяты".

Таким образом, потешные игры и Кожуховские маневры, в которых царь отправлял должность барабанщика и бомбардира, первые увлечения кораблестроением, сооружение Переяславского флота, путешествие в Архангельск в его представлении остались за пределами "службы". Петр не включил все эти события в собственный послужной список, видимо, на том основании, что эти события не завершились результатами государственного значения.

Расширительное толкование своей службы как службы государственной Петр сочетал с более узким. При отсчете времени службы на море он руководствовался несколько иными критериями. В том же 1713 году, сообщая о небывалом шторме на Балтийском море, Петр пишет: "Правда, в 22 года, как я начал служить на море, разве два или три таких штормов видел". Следовательно, начало морской службы царь ведет со времени строительства Переяславской флотилии. Боевых действий эта флотилия не совершила, тем не менее Петр считал, что уже и тогда нес морскую службу, но еще не "служил сему государству".

Эпистолярное наследство Петра раскрывает и его вредставление о том, как следовало относиться к службе - с полной отдачей сил, с игнорированием личных, так сказать, частных интересов ради интересов государственных, с готовностью жертвовать жизнью ради достижения цели государственного значения.

В повседневной деятельности Петр часто выступал как бы в двух качествах. Когда царь "служил" бомбардиром, капитаном, полковником, корабельным мастером, видимо, он полагал себя частным лицом и носил имя Петра Михайлова. Будучи в чине шаутбейнахта, а затем вице-адмирала, он требовал, чтобы к нему обращались на флоте не как к государю, а как к лицу, носящему военно-морской чин: "Господин шаутбейнахт", "Господин вице-адмирал".

Как частный человек он присутствовал на семейных праздниках сослуживцев, хоронил лиц, которых высоко ценил при жизни, а также участвовал в придуманных им играх в "князя-кесаря" и в "князя-папу".

Когда царь строил корабль, штурмовал крепость или стремительно преодолевал огромные расстояния, чтобы принять личное участие в каком-либо деле, - он работал, причем работал не столько для того, чтобы внести личный вклад в дело, сколько для того, чтобы своим примером воодушевить других, показать необходимость хотя и изнурительного, но крайне полезного дела. Этого рода деятельность приобретала поучительно-педагогический характер.

Воспитательное значение личного примера едва ли не ярче всего описал один из "птенцов гнезда Петрова", младший современник Петра Иван Иванович Неплюев. После возвращения из-за границы, где Неплюев в числе других обучался военно-морскому делу, ему довелось сдавать царю экзамен. "В 8 часов государь приехал в одноколке и, мимо идучи, сказал нам: "Здорово, ребята". Потом через некоторое время впустили нас в ассамблею, и генерал-адмирал (то есть царь) приказал Змаевичу напредь расспрашивать порознь, кто что знает о навигации. Потом, как дошла моя очередь (а я был, по условию между нами, из последних), то государь изволил подойти ко мне, не дав Змаевичу делать задачку, спросил: "Всему ли ты научился, для чего был послан?" На что я ответствовал: "Всемилостивейший государь, прилежал я по всей своей возможности, но не могу похвалиться, что всему научился, а более почитаю себя пред вами рабом недостойным и того ради прошу, как пред богом, вашея ко мне щедроты". При сказании сих слов я стал на колени, а государь, обратив руку праву ладонью, дал поцеловать и при том изволил молвить: "Видишь, братец, я и царь, да у меня на руках мозоли, а все оттого: показать вам пример и хотя б под старость видеть мне достойных помощников и слуг отечеству".

Осмысливая поведение Петра, собирая факты, относящиеся к его военной и государственной деятельности, Феофан Прокопович создал теорию, смысл которой состоял в том, что "воины достойны толикого царя, и царь достоин есть толиких воев".

Внешний демократизм Петра никого не вводил в заблуждение относительно истинного характера его власти. Да и сам Петр отнюдь не стремился выдавать себя за народного царя. Он твердо знал, что в его государстве есть "благородное" сословие и сословие "подлое". Между ними пропасть: первое правит, второе подчиняется. Петр держал курс на укрепление позиций правящего сословия. В жизни Петр оставался абсолютным монархом во всех случаях: и тогда, когда выполнял обязанности корабельного мастера, и когда инкогнито находился в составе великого посольства, и когда водил в атаку батальон Новгородского полка во время Полтавской баталии, и когда велел жечь города "воров"-булавинцев, и когда проводил свой досуг на веселой пирушке в кругу друзей, и когда, наконец, присутствовал на крестинах у солдата бомбардирской роты Ивана Векшина, которому от своих щедрот, совсем не царских, преподнес подарок всего в три червонных.

Но Петр все же иногда сознательно пытался подчеркнуть свои две совершенно непохожие ипостаси, как, например, в случаях нарочито почтительного отношения к вышестоящим начальникам во время спуска кораблей.

Однажды в качестве частного лица, в данном случае хирурга, он присутствовал на похоронах своей пациентки. Больная страдала водянкой, и врачи, сколько ни пытались хирургическим вмешательством помочь ей, ничего сделать не могли. За дело взялся Петр, ему удалось выпустить воду, этим он очень гордился, ибо у патентованных хирургов выходила только кровь, но больная вскоре умерла.

В качестве частного лица он участвовал и в похоронах четырехлетнего младенца. Отец этого младенца, английский купец, устроил пышную церемонию, будто покойный был каким-либо знатным или заслуженным человеком. Длинная процессия шествовала пешком до самого кладбища. Среди участников похорон находился и Петр лишь потому, что являлся крестным отцом умершего.

Петр отличался исключительной бережливостью, когда речь шла о трате денег на личные нужды, и в то же время не скупился на расходы для гардероба своей супруги и строительства дворцов. В связи с этим между царем и Федором Матвеевичем Апраксиным произошел любопытный разговор. Апраксин заметил, что подарки, даваемые царем кумам, родильницам и прочим, столь ничтожны, "что и нашему брату стыдно давать такие". Упрек Апраксина Петр парировал следующим рассуждением:

Это происходит отнюдь не от скупости, а оттого: 1) по-моему, самый способнейший способ к уменьшению пороков есть уменьшение надобностей, то и должен я в том быть примером подданным своим; 2) благоразумие требует держать расходы соответственно доходам, а мои доходы меньше ваших.

Доходы твои состоят из миллионов, - возразил Апраксин.

Мои собственные доходы состоят единственно в получаемом только жалованье по чинам, какие я ношу по сухопутной и морской службам, а из сих денег я и одеваю себя, и на другие нужды держу, и на подарки употребляю.

Здесь все те же две ипостаси Петра: государя могущественной державы, загородная резиденция которого в Петергофе не должна уступать Версалю, и Петра Михайлова, рачительного хозяина, живущего на жалованье и подающето пример экономной жизни своим подданным.

Расчетливость Петра, граничащая со скупостью, бросалась в глаза всем, кто имел возможность наблюдать его в повседневной жизни. Английский резидент Мэкензи доносил правительству в 1714 году: царь "всегда мог спросить у каждого, позволяет ли себе он, государь, удовольствия, доступные монарху столь обширных владений, повелителя столь многочисленного народа, тратит ли он на свою особу более, чем собственное жалованье, получаемое по месту, занимаемому в армии и флоте? Я слышал, что расходы царя именно таковы, что он так расчетлив не только в собственных, личных расходах, но и семье своей разрешает тратить в год не более, чем сколько получает в качестве вице-адмирала и генерала".

Идея общего блага Петра

Итак, Петр Михайлов брал на себя обязанности частного лица, и поведение этого частного лица служило своего рода эталоном для подражания. Сведения об ином качестве Петра мы можем почерпнуть из нормативных актов. Устав воинский извещал подданных, что "его величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответа дать не должен, но силу и власть имеет, свои государства и земли, яко христианский государь, по своей воле и благомнению управлять". В другом акте эта мысль выражена еще короче: "Монархов власть есть самодержавная, которым повиноваться сам бог повелевает". Перед нами самодержец, обладатель никем и ничем не ограниченной власти, правивший подданными огромной страны по собственному "благомнению". Задача монарха Петра Алексеевича, как он ее представлял, - повелевать ради достижения конечной цели: общего блага подданных.

Впервые идея "общего блага" была высказана Петром в 1702 году в манифесте о призыве иностранцев на русскую службу. Несмотря на то, что манифест был составлен по частному поводу и предназначался для читателей, находившихся за пределами страны, его с полным основанием можно назвать документом программного значения. Петр намеревался так управлять, "дабы всяк и каждый из наших верных подданных чувствовать мог, какое наше единое намерение есть о их благосостоянии и приращении пещися". Эту мысль почти два десятилетия спустя Петр выразил яснее: "надлежит трудитца о пользе и прибытке общем, который бог нам пред очи кладет как внутрь, так и вне, от чего облегчен будет народ".

Что подразумевал Петр под "пользой и прибытком общим", каков реальный смысл этих слов? Дать четкий ответ на поставленный вопрос не представляется возможным прежде всего потому, что этой четкости, видимо, не было и у самого царя, по крайней мере, мы ее не обнаруживаем в изданных им законах. Понятие "общее благо" фигурировало в приличествующих случаю актах, и оно в зависимости от конкретной обстановки и целей, преследуемых данным актом, наполнялось различным содержанием. И все же, сопоставляя эти акты, изданные в разное время и по разному поводу, мы можем восстановить собирательный смысл "общего блага". Под ним подразумевалось развитие торговли, ремесел и мануфактур, соблюдение правосудия, искоренение "неправды и тягости" в сборах налогов и наборах рекрутов, защита безопасности границ страны и целостности ее территории. Все это вместе взятое должно было обеспечить повышение "благосостояния" подданных, их жизнь "в беспечалии".

Сословное деление России при Петре 1

В петровское время все население страны резко делилось на две категории - податную и привилегированную, каждая из коих состояла из сословий. К податному населению относились крестьяне и горожане, а к привилегированному - дворяне и духовенство. Жизнь в "беспечалии" каждого из сословий наполнялась особым содержанием, что заранее определяло социальное неравенство: "беспечальная" жизнь крепостного крестьянина складывалась совсем иначе, чем "беспечальная" жизнь дворянина.

При Петре сословная структура феодального общества осталась прежней, той же, что и при его предшественниках, но содержание сословных обязанностей изменилось. Новшества, если коротко определить их сущность, состояли в увеличении и расширении повинностей в пользу государства. Они коснулись всех сословий, в том числе и привилегированного дворянства. Нет нужды доказывать, что бремя государственных обязанностей по-разному отражалось на судьбах крестьянина, купца, дворянина и монаха.

В сословной иерархии крестьяне занимали самую низшую ступень. Тяготы войны, строительство промышленности, сооружение крепостей и городов, содержание государственного аппарата ложились на плечи прежде всего крестьян. К ранее существовавшим налогам и повинностям прибавились новые - рекрутская повинность, мобилизации на строительные работы, многочисленные налоги специального назначения (корабельные, драгунские, амуничные, седельные, хомутные и т. д.). Особенно обременительной считалась подводная повинность - необходимость поставлять телеги для перевозки грузов и рекрутов к театру военных действий, а также постойная повинность - обязанность обеспечить рекрутов не только ночлегом, но и продовольствием.

Интересы "государства" требовали, чтобы крестьянское хозяйство не подрывалось вконец владельческими повинностями. Именно этим соображением руководствовался Петр, когда готовил наказ "О бережении земледельцев", в котором сказано, что земледельцы "суть артерии государства, и как де чрез артерию (то есть большую жилу) все тело человеческое питается, так и государство последними, чего ради надлежит оных беречь и не отягощать через меру, но паче охранять от всяких нападков и разорений и особливо служилым людям порядочно с оными поступать". Крестьянин рассматривался здесь прежде всего как исправный налогоплательщик и поставщик рекрутов. Земледелец, разоренный непомерными поборами, не может выполнять этих своих главных обязанностей, следовательно, перестанет быть артерией государства, обеспечивающей его жизнеспособность.

Эта идея пронизывает и другие указы Петра, в той или иной мере затрагивающие крестьянский вопрос. Петр, например, обязывал воевод выявлять, кто из помещиков разоряет имения непомерным взиманием с крестьян повинностей. О них следовало доносить Сенату, чтобы тот передавал эти имения в управление другим лицам - родственникам помещика-разорителя.

Многократно издававшиеся указы о сыске беглых и возвращении их прежним владельцам в конечном счете тоже преследовали интересы не отдельного помещика, а государства, то есть помещичьего класса в целом. Бегство крестьян являлось формой их протеста. Сопровождаясь стихийным перераспределением крестьян между помещиками, оно наносило непосредственный ущерб государству, а также крестьянам, оставшимся на прежних местах жительства; от них правительство требовало уплаты налогов и поставки рекрутов, в том числе и за беглых. В итоге росли недоимки и увеличивалось число непоставленных рекрутов. Именно поэтому правительство вело беспощадную борьбу с беглыми.

Таким образом, "общее благо" применительно к крестьянину имело в виду сохранение его способностей выполнять весь комплекс государственных повинностей дворянско-бюрократического государства. Эту цель преследовало законодательство, когда в какой-то мере "оберегало" крестьянина и от помещика-разорителя, и от злоупотреблений местной администрации. Известен лишь единственный указ, продиктованный защитой интересов самих крестьян, но и тот носил рекомендательный характер. Царь взывал к совести мелкопоместных дворян, которые продавали детей от родителей, "как скотов", вследствие чего "немалой вопль бывает". Петр указал "оную продажу людям пресечь", но тут же сделал оговорку: "...а ежели невозможно того будет вовсе пресечь, то хотя бы по нужде и продавали целыми фамилиями или семьями, а не порознь".

Несколько по-иному расшифровывается содержание "общего блага" применительно к городскому населению. Горожане, как и крестьяне, являлись налогоплательщиками и поставщиками рекрутов, но горожане, кроме того, обеспечивали казну дополнительными доходами в виде пошлины от торговли и промыслов. Отсюда заботы Петра, уходящие своими корнями в прошлое, о развитии торговли и купечества.

Отец Петра, царь Алексей Михайлович, считал основой процветания государства развитую торговлю и поэтому опекал купечество. Петр считал торговлю необходимой отраслью хозяйства, но отнюдь не решающей. Изучая опыт других государств, Петр полагал, что эти государства "процветают и богатятся" от развития "купечества и всяких художников и рукоделий". Под "художниками и рукоделием" в те времена подразумевались ремесло и мануфактурная промышленность. "Служба" горожан в мануфактурном производстве относилась к числу их новых обязанностей, порожденных временем преобразований. Петр не останавливался перед принудительными мерами вовлечения купцов в крупную промышленность. "Буде волею не похотят, хотя в неволю" - так лаконично была выражена мысль о передаче частным лицам казенного предприятия, производившего сукно. Целесообразность принудительной меры была продиктована стремлением, "чтоб в пять лет не покупать мундиру заморского". Купцов, "которые написаны к той суконной фабрике в компанию", пришлось доставлять в Москву "в неволю" специально посланными солдатами.

"Общая польза" горожан, таким образом, теснейшим образом переплеталась с интересами дворянского государства. Тем выше благоденствие купца и промышленника, чем больше его торговые обороты, чем крупнее его промышленное хозяйство. Но чем богаче купец, чем разнообразнее области приложения его капиталов, тем больше доходов государству он приносит.

В конечном счете "благоденствие" горожанина зависело от того, какую долю его доходов государство изымало в свою пользу.

Практика вскрыла неразрешимое противоречие между "беспечалием" горожан и растущими потребностями государства в деньгах, необходимых на ведение войны, строительство флота, сооружение городов и крепостей. Б этих условиях "интересы" купца и промышленника приносились в жертву государству. Установлено, что примерно около двух десятилетий нового столетия Петр не щадил купцов и многочисленные поборы и повинности в пользу государства разорили многих из них. Лишь за шесть-семь лет до смерти царь наградил промышленников рядом важных льгот и привилегий, способствовавших росту мануфактур. К ним относится предоставление крупным промышленникам права беспошлинно торговать изделиями своих предприятий, покупать крепостных крестьян к мануфактурам. Дворы владельцев мануфактур, кроме того, освобождались от постоев воинских команд и подводной повинности. Само собою разумеется, что перечисленными привилегиями могла воспользоваться лишь ничтожная часть городского населения. "Беспечалие" для остальных горожан означало выполнение ими своих обязанностей, способность их блюсти государственный интерес.

Изменение положения духовенства и монастырей при Петре 1

Идея государственного интереса проникла и в монашескую келью, круто изменив весь уклад монастырской жизни. Сытая и праздная жизнь "царских богомольцев", как в те времена называлось черное духовенство, и церковное благолепие обеспечивались трудом монастырских крестьян. Монастырские вотчины издавна являлись предметом покушений государства и помещиков, а далекая от христианских идеалов жизнь обитателей келий подвергалась суровой критике. Однако практические шаги не шли далее мер, ограничивавших рост монастырского землевладения и обличений аморального поведения монахов. Петр принудил служить государственному интересу и черное духовенство. Достаточно сопоставить два именных указа, отделенных друг от друга почти четвертью столегя, чтобы обнаружить устойчивое отношение Петра к условиям жизни монастырской братии. В указе 1701 года он ставил в пример древних монахов, которые "сами себе трудолюбивыми своими руками пищу промышляли и общежительно живеше, и многих нищих от своих рук питали". Нынешние же монахи, рассуждал царь, "сами чуждые труды поядаша, и начальные монахи во многие роскоши впадоша". В указе 1724 года Петр тоже считал, что большая часть монахов "тунеядцы суть", ибо ведут праздную жизнь и заботятся только о себе, в то время как до пострижения они были "троеданниками: то есть дому своему, государству и помещику".

Монастырям сначала было запрещено покупать и менять земли, а затем их лишили права распоряжаться доходами с вотчин, монашествующих посадили на скудный паек, одинаковый для владык и рядовой братии, им запретили держать в кельях бумагу и чернила. "Для пользы вечной и временной людям" монахи и монахини должны были заниматься "художествами": столярным делом, иконописанием, прядением, шитьем, плетением кружев и прочим, "что не противно монашеству". Главное новшество состояло в том, что на монастыри возлагалась обязанность содержать за счет своих доходов увечных и дряхлых солдат и офицеров, а также училища. Вводя эти новшества, Петр рассуждал: "Наши монахи зажирели. Врата к небеси - вера, пост и молитва. Я очищу им путь к раю хлебом и водою, а не стерлядями и вином".

Смысл изменений в укладе жизни монашествующей братии и в хозяйственной деятельности монастырей состоял в использовании монастырских доходов для нужд государства. Жизнь в "беспечалии" черного духовенства означала, как видим, реальное ухудшение его положения. Недаром это духовенство не принимало преобразований и осуждало деятельность Петра.

Изменилось положение и белого духовенства. Приходские священники не могли успешно выполнять роль духовных пастырей, пребывая в темноте и невежестве. Отсюда указы, предписывавшие детям попов и дьяконов учиться в греческой и латинской школах, а также запрещение занимать "отцовы места" необученным детям. Один из указов предусматривал даже принудительное обучение: "А которые в учении быть не похотят, тех имать в школы неволею, и учить их к надежде лучшего священства".

Характерно, что Петр расширил обязанности и дворянства.

Во времена Петра праздную жизнь дворян в усадьбах заменила полная опасностей служба в полках и на кораблях, находившихся на театре военных действий, где надо было штурмовать крепости, участвовать в сражениях с великолепно вымуштрованной армией шведского короля. Дворянину пришлось облачиться в офицерский мундир и нести беспокойную службу в казармах и канцеляриях, которую он считал столь же обременительной, как и разорительной, ибо барское хозяйство оставалось без присмотра.

Многие дворяне стремились уклониться от службы, как и от выполнения другой обязанности, введенной Петром, - обязанности учиться.

Учебные заведения, организованные Петром, напоминали казарму, а учащиеся - рекрутов. Контингент учащихся школ и академий, выпускавших специалистов высшей квалификации, комплектовался из дворянских недорослей принудительно. Имея в виду Морскую академию, современник отметил, что "в обширной России не было ни одной знатной фамилии, которая бы не обязалась выслать в эту академию сына или другого родственника от 10- до 18-летнего возраста". В инструкции для Морской академии, учрежденной в 1715 году, есть пункт, написанный самим Петром: "Для унятия крика и бесчинства выбрать из гвардии отставных добрых солдат и быть им по человеку во всякой каморе во время учения иметь хлыст в руках; и буде кто из учеников станет бесчинствовать, оных бить, несмотря какой бы он фамилии ни был, под жестоким наказанием, кто поманет", то есть сделает поблажку.

Неизвестный автор оставил рассказ о том, как дворянские недоросли, чтобы уклониться от обучения в Навигацкой школе, куда они были определены, поступили в Спасский монастырь. Отсидеться в монастыре им, однако, не удалось. Когда об их поступке узнал Петр, он велел им всем бить сваи на Мойке, где сооружались пеньковые амбары. Тщетно пытались уговорить царя отменить свое решение такие вельможи, как Меншиков и Апраксин. Тогда Апраксин, рассчитав время, когда Петр будет проезжать мимо строительства, снял с себя кафтан, повесил его на шест, чтобы был заметен, и начал бить сваи. Петр заметил работавшего адмирала и спросил: "Для чего ты бьешь сваи?" Тот ответил: "Бьют сваи мои племянники и внучата, а я что за человек, какое имею в родстве преимущество?" После описанного эпизода недоросли были отправлены для обучения за границу.

Рассказ этот вряд ли можно отнести к числу вымышленных или обросших легендарными деталями. Петр действительно постоянно интересовался обучением дворянских недорослей, вникал во все детали распределения их по учебным заведениям и следил за их успехами в овладении программой.

Командировки за границу при Петре 1

Широко было распространено командирование дворянских недорослей за границу. Поначалу молодые люди овладевали преимущественно мореходством, кораблестроением, военным делом. Со временем за рубежом стали обучаться архитектуре, живописи, устройству парков, восточным языкам и т. д. Царь высоко ценил успехи тех, кто проявлял прилежание. В апреле 1716 года Петр повстречал живописцев, направлявшихся в Италию для совершенствования мастерства. Вот что он писал по этому поводу Екатерине в Данциг: "Попались мне навстречу Беклемишев и живописец Иван. И как оне приедут к вам, то попроси короля, чтоб велел свою персону ему списать, также и прочих, каво захочешь". Петр заканчивает письмо словами, выражающими гордость тем, что среди русских людей имелись живописцы, владевшие высоким мастерством: "дабы знали, что есть и из нашего народа добрые мастеры". "Живописец Иван" - это Иван Никитин, сын священника, талантливый портретист, искусно владевший кистью еще до поездки в Италию.

Обучение за границей считалось трудным делом и подчас влекло за собой материальные лишения. Пребывание на чужбине осложнялось незнанием языка. Отсюда попытки поскорее отбыть на родину, которые сурово пресекал царь.

Один из волонтеров, Иван Михайлович Головин, после четырехлетнего пребывания в Италии ради обучения кораблестроению и итальянскому языку возвратился на родину и предстал перед царем-экзаменатором. Ответы обнаружили полное незнание предмета. "Выучился ли хотя по-итальянски?" - спросил царь. Головин признался, что и здесь он не преуспел. "Ну так что же ты делал?" - допытывался царь. "Я курил табак, пил вино, веселился, учился музыке и редко выходил со двора", - чистосердечно ответил волонтер.

Видимо, надеясь на заступничество брата-фельдмаршала, Василий Петрович Шереметев ослушался повеления Петра, запрещавшего волонтерам жениться, и, вместо того чтобы снаряжать сына в дальнее путешествие, устроил свадьбу. Царь сурово напомнил, что указ надо блюсти как брату фельдмаршала, так и его племяннику. Вот какое распоряжение в связи с этим казусом получил Тихон Никитич Стрешнев в 1709 году: "сына Василия тотчас отправь в надлежащий путь и более недели не давай сроку; а ево, Василия, за ту вину, отняв чин, пошли на работу городовую, а жену ево - в прядильный дом; а дворы московские и загородные запечатать, и чтоб прямо работали так как и простые".

Напротив, царь испытывал неподдельную радость, когда кто-либо из дворянских недорослей сам проявлял интерес к науке, особенно военно-морской. Сын Никиты Зотова Конон решил поступить на службу во флот, о чем написал отцу письмо, содержание которого стало известно царю. Петр поспешил поддержать намерения Конона, отправив ему следующее послание: "Вчерашнего дня я видал письмо у отца вашего, от вас ко оному писанное, в котором сенц (то есть смысл) тот есть, чтоб вам обучитца службе, на море принадлежащей. Которое ваше желание зело мы любезно приняли и можем так сказать, что мы ни от единого человека из россиян такова прошения не слыхали, в котором вы первый объявились, понеже зело редко случаетца, дабы кто из младых, оставя в компаниях забавы, своею волею шуму морского слушать хотел. В протчем желаем вам, дабы господь бог вам в сем (зело изрядном и едва не первом на свете почитаемом) деле благословил и счастливо во свое время к отечеству возвратил".

Отечественные школы и обучение учеников за границей год за годом изменяли национальный состав военных и гражданских специалистов страны. Контингент учащихся в учебных заведениях по масштабам того времени был довольно значительным. Штаты Навигацкой школы предусматривали обучение в ней 500 учащихся. Этот комплект был достигнут в 1705 году. В Морской академии обучалось 300 человек, в Инженерной школе 400 - 150 человек, несколько десятков человек овладевали медициной в специальном медицинском училище. На У райе дети мастеровых обучались горному делу в горных школах.

Созданная сеть учебных заведений позволила освободить от иностранцев прежде всего офицерский корпус. Уже после Прутского похода Петр уволил в отставку свыше 200 генералов и офицеров - иностранцев. Их число в полках не должно было превышать трети офицерского состава. Через три года офицеры-иностранцы подвергались экзамену, и все не выдержавшие его подлежали увольнению. В итоге в 20-х годах офицерский корпус на девять десятых состоял из русских офицеров.

Изобретательность дворян, стремившихся уклониться от обучения и тем более от службы, не знала границ, но и Петр не оставался в долгу, изобретая различные наказания таким дворянам. Среди прибыльщиков появились доносители, которые специализировались на выявлении нетчиков - так называли дворян, укрывавшихся от смотров и службы. Петр поощрял активность доносителей обещанием отдать имущество и деревни нетчика тому, кто его разоблачит. Первый указ с подобным обещанием царь обнародовал в 1711 году. В дальнейшем царь его периодически повторял, причем соблазнял "пожитками и деревнями" любого доносителя, "какого б оной низкого чина не был, или хотя слуга оного".

Разовые карательные меры к отдельным дворянам и группам дворян сменились серией указов, изданных в 1714 году. Они должны, по мысли Петра, вызвать существенные изменения в социальном облике господствующего сословия.

Зачем вылавливать отдельных дворян-нетчиков? - рассудил Петр. Куда проще создать дл" них такие условия, чтобы они сами стремились занять место в казармах и канцеляриях. Главная надежда стимулировать интерес дворян к службе возлагалась на Указ о единонаследии. Это едва ли не первый указ Петра, обнародованию которого предшествовало изучение порядков наследования имущества дворянами других стран. В то же время это, бесспорно, первый указ, положивший начало работы царя "пером".

Дворянин, как написано в указе, обязан служить "для пользы государства". С этой целью вводился порядок наследования недвижимых имений, целиком передаваемых только одному сыну. Остальные сыновья, оказавшись без поместий и, следовательно, без средств к существованию, должны были сами "хлеба своего искать службою, учением, торгами и прочим".

Указ о единонаследии подкрепляли другие акты, преследовавшие ту же цель. Один из них запрещал жениться дворянским недорослям, не овладевшим элементами цифири и геометрии. Другой не разрешал производить в офицеры дворян, которые не служили рядовыми в гвардейских полках. Третьим позволялось приобретать имения только по истечении семи лет на военной, или 10 лет на гражданской службе, или после 15 лет занятий торговлей. Тем, кто нигде не служил и не торговал, запрещалось покупать деревни, "даже до смерти".

Петр использовал еще одно средство для привлечения дворян на службу. Он периодически устраивал им смотры. Иногда для этой цели вызывались определенные группы дворян. Так, в 1713 году был назначен смотр нетчикам, то есть дворянам, не явившимся на службу в два предшествовавшие года. В 1714 году на смотр вызывались недоросли от 13 лет и выше. Два смотра носили повальный характер, на них обязывали явиться всех дворян независимо от возраста и занимаемой должности. Первый из них - о нем не сохранилось документов - происходил в 1715 году. Другой был проведен в 1721 - 1722 годах и оставил после себя множество однообразных по форме анкет о каждом дворянине, до сих пор не изученных.

Смотры выявляли дворян, упорно уклонявшихся от службы, существенно изменяли карьеру тех представителей привилегированного сословия, которые отличались усердием и способностями. Во время смотров учитывали также и недорослей: одних определяли в школы и отправляли учиться за границу, других приписывали в полки, где они проходили службы.

Впрочем, принудить всех дворян служить и учиться не удавалось и Петру. О невыполнении царских указов свидетельствует их обилие. Издание нового указа, повторявшего угрозы нетчикам, говорит о том, что предшествующий указ аналогичного содержания не выполнялся.

В 1715 году некий Михаил Бренчанинов донес царю о ярославском помещике Сергее Борзове, который хотя и моложе 30 лет, но "в доме своем укрываетца, а на твоей, государевой, службе при полку не служил". Последовала резолюция царя: "Ежели меньше 30 лет, то за такое презрение указа, отдать все сему доносителю".

Известный публицист петровского времени Иван Тихонович Посошков встречал "многое множество здоровых молодиков", каждый из которых "мог бы один пятерых неприятелей гнать", но они вместо службы в армии, пользуясь покровительством влиятельных родственников, пристраивались на доходные места в гражданской администрации и "живут у наживочных дел". Посошков изобразил колоритную фигуру дворянина Федора Пустошкина, который "уже состарился, а на службе ни на какой и одною ногою не бывал". От службы он откупался богатыми подарками либо прикидывался юродивым. Стоило, однако, посыльному выехать за околицу усадьбы, как Пустошкин "то и юродство свое отложит и, домой приехав, яко лев рыкает".

Сказанное позволяет раскрыть понятие "общее благо" в двух его значениях: таким, каким оно представлялось Петру, и таким, каким оно было в действительности.

Петр исходил из представления, что гармония и "благоденствие" наступят тогда, когда каждый из подданных будет безоговорочно выполнять возложенные на него обязанности. Только тогда возможны успехи торговли, промышленности, соблюдение правосудия, облегчение народа от всяких тягот и повинностей. "Общее благо" - это в конечном счете способность подданных служить государству.

Но в том-то и дело, что теоретики "общего блага", в том числе и Петр, за исходное брали существовавшее в ту пору социальное неравенство. Оно вступало в противоречие с идиллическими представлениями о всеобщем благоденствии.

Крестьянин, служа государству, должен был возделывать пашню, платить подати, поставлять рекрутов, нести повинности в пользу помещиков. Служба крестьянина государству Петра сопровождалась увеличением тягот. Служба дворянина хотя и стала обременительнее, но в конечном счете приносила ему дополнительные доходы: к барщине и оброку, которые он получал от крестьян, прибавилось денежное жалованье, выплачиваемое государством. Напомним, что доходную часть бюджета государства в значительной мере обеспечивали налоги, взимаемые все с тех же крестьян и городских ремесленников.

Ясно, что в этих условиях "общее благо" являлось фикцией. Плодами его воспользовались лишь дворяне и богатейшая часть купечества.

При преемниках Петра дворяне постепенно освобождались от обязанностей, которые наложил на них Петр. Систематический натиск чисто сословных дворянских интересов на "государственный интерес" при Екатерине II завершился знаменитыми манифестами дворянской "матушки-государыни" "О даровании вольности российскому дворянству" и "Жалованная грамота дворянству", превратившими дворян в паразитирующее сословие. Именно в новых условиях, когда дворянские недоросли были освобождены от обязанности служить и учиться, мог появиться персонаж комедии Фонвизина - Митрофанушка.

Детство Петру выпало трудное. На четвертом году жизни он лишился отца и уже с ранних лет мог наблюдать и чувствовать на себе все «прелести» борьбы за власть придворных группировок, сложившихся в царствование бездетного Федора

Алексеевича (1676-1682). Одна из них возглавлялась старшей сестрой Петра –

Софьей и опиралась на родственников первой жены Алексея Михайловича –

Милославских. Ей противостояла группировка вдовствовавшей царицы Натальи

Кирилловны. 27 апреля 1682 г. после смерти Федора Алексеевича царем был выбран Петр, поскольку его старший брат Иван Алексеевич в силу своей болезненности был признан неспособным к правлению, а другие братья умерли еще при жизни царя. Однако уже в мае 1682 г., воспользовавшись бунтом стрельцов (на глазах 10-летнего Петра мятежники убили нескольких бояр из нарышкинского клана), Милославские добились, чтобы царями считались оба брата, а Софья в силу их несовершеннолетия была правительницей государства.

Во время правления Софьи (1682 - 1689) Петр находился в Преображенском и других подмосковных селах. Он с жаром отдавался военным играм с отрядами

«потешных», а, найдя старый английский бот, увлекся кораблевождением на

Яузе, а затем на Переяславском озере. Хотя Петр, к огорчению своих близких, и не интересовался государственными делами, именно в детские и юношеские годы у него во многом сформировался характер, круг интересов и ценностей, который станет определяющим для всего его последующего царствования.

И современников, и потомков Петра будет поражать необычайная сила и своеобразие его личности. Энергия и разносторонность сочетались в нем с грубостью, а порой и жестокостью; целеустремленность, трудолюбие - с пристрастием к пирушкам и забавам весьма низкого толка; неприхотливость, простота в общении - со страшными вспышками ярости и рукоприкладством; далеко не полноценное образование - с постоянной тягой к знаниям, особенно военным и техническим; его чисто «сухопутное» происхождение - с любовью к кораблям и морю; наконец, его глубочайший патриотизм - с уважением, а в молодости и с преклонением перед западной культурой.

Столь выдающаяся в ряду московских государей личность Петра I служила как бы приметой времени. Почти столь же необычна, хотя и явно меньше по масштабу, силе характера была фигура кн. В.В. Голицына (1643 - 1714), фаворита Софьи, видного государственного деятеля и дипломата, оказавшегося волею судьбы одним из политических противников Петра I. Прекрасно образованный князь также был реформатором и поклонником Запада. Причем, в отличие от молодого Петра, он имел программу радикальных преобразований, включавшую реформу армии, распространение просвещения, включая отправку на учебу за границу, и даже отмену крепостного права! При активном участии

Голицына было отменено местничество, а в 1686 г. был заключен «Вечный мир» с Польшей, по которому она окончательно отказывалась от Левобережной

Украины, Киева, Смоленска, а Россия в союзе со странами «Священной лиги» вступала в войну с Турцией. На этом, однако, государственные свершения

Голицына, практически, закончились. Два похода на Крым, осуществленные под его руководством в 1687 и 1689 гг., оказались неудачными, а его реформистские планы - нереализованными. Вместо утонченного книжника- идеалиста Голицына на авансцену ждавшей перемен России вступил Петр I, по выражению В.О. Ключевского, «царь-плотник», «работник на троне».

В 1689 г. правление Софьи было ликвидировано. Ее заточили в

Новодевичий монастырь, а Голицына сослали в Каргополь. И хотя власть перешла к Петру, государственным делам он по-прежнему предпочитал воинские игры. Последние постепенно теряли характер «забав». Из потешных формируются регулярные иноземного строя полки (которые в дальнейшем положат начало русской гвардии), в Архангельске начинается строительство кораблей.

Исподволь вызревает и политическая стратегия. Она органически соединила в себе наклонности Петра, его одержимость морским и военным делом, и объективные потребности страны, задыхавшейся в противоестественной изоляции от морских путей, а, следовательно, - от широких торговых и иных контактов с передовыми державами.

Внешний облик. Черты характера

Красивого юношу изобразил в 1698 году в Лондоне Кнеллер: приятное, мужественное лицо, с чертами тонкими и правильными, выражением благородным и гордым, с блеском ума и красоты в больших глазах, улыбкой на, пожалуй, слишком крупных губах. Слегка обозначенная на правой щеке бородавка – одна из примет, присланных в Саардам – заставляет верить изображению художника. Однако это свидетельство встречает сильные противоречия. Не говоря об ужасной восковой фигуре, безобразящей галерею С.-Петербургского Зимнего дворца, Леруа и Каравак льстят ему гораздо меньше, так же, как Даннхауер и сам Карл фон Моор, работой которого Петр остался настолько доволен, что в 1717 г. выслал гаагский портрет в Париж, для изображения его на гобелене. Портреты, исполненные в это же время на месте кистью Наттье и Риго, понравились царю не настолько. Действительно, они отличаются некоторой поверхностностью и не передают дикое величие оригинала, так резко подчеркнутое Моором, но какими сгущенными красками! Между Кнеллером и Моором, надо сказать, двадцать лет, – и какой жизни! – пронеслись над этим лицом. Но Нумен видел великого человека раньше Кнеллера, и в его записках мы находим следующий силуэт, очевидно, вполне искренний: «Высокий и крепкий, телосложения обыкновенного, подвижной, живой и ловкий во всех движениях; лицо круглое с несколько суровым выражением, темные брови и волосы, коротко остриженные и курчавые… Ходит большими шагами, размахивая руками и держась рукой за рукоятку нового топора». Облик героя исчез. Читаем дальше под тем же числом: «В его личности, внешности и манерах нет ничего выдающегося, указывающего в нем царское происхождение». Это отзыв кардинала Коллоница, примаса венгерского, находившегося в Вене во время пребывания там царя в 1698 г., очевидца скорее благожелательного. Портрет Сен-Симона известен; по-моему, изо всех портретов следует выбрать середину, потому что все собранные мною документы того времени сходственны в главных чертах. Вот два отрывка из архива Министерства иностранных дел Франции, относящиеся к пребыванию царя в Париже в 1717 г.:

«Черты лица у него довольно красивые, в них даже просвечивает доброта, и, глядя на него, трудно поверить, что он срубает головы своим подданным, вызвавшим его неудовольствие. Он был бы очень хорошо сложен, если бы не так плохо держался; он горбится на ходу хуже голландских матросов, которым, кажется, старается подражать по внешности. У него большие глаза, хорошо очерченные нос и рот, приятное, хотя несколько бледное лицо, светло-каштановые, довольно короткие волосы. Он часто делает гримасы. Привычное его движение – смотреть на свою шпагу, стараясь склонить голову через плечо, и поднимать и вытягивать назад ногу. Иногда он ворочает головой, словно желая углубить лицо в плечи. Его приближенные уверяют, что это судорожное подергивание является у него при усиленной сосредоточенности мыслей.

«Царь очень высокого роста, слегка горбится, голова обыкновенно опущена. Он брюнет, и на лице у него печать суровости; обладает по-видимому быстрым умом и сообразительностью; в манерах есть некоторая величавость, но не хватает выдержанности».

Разногласие относительно цвета волос ложится на ответственность парикмахеров, так как Петр принял обычай носить парик, – неотъемлемое дополнение костюма того времени. Нет противоречия в отзывах относительно гримас, судорожных подергиваний, дрожащей головы, сгорбленной спины, замеченной министрами императора в 1698 г. – когда Петру было двадцать четыре года! – и выражения жестокости во взгляде. Допущенный к целованию руки Ивана и Петра во время дуумвирата обоих братьев, архиепископ Новогородский, Яновский, не испытал никакого смущения, приближаясь к старшему из государей; но, встретившись взглядом с младшим, почувствовал, что колени под ним подгибаются. С тех поре его угнетало постоянное предчувствие, что смерть ему грозит от этой руки, до которой он едва коснулся помертвелыми губами.

«Известно», сообщает Штахлин, «что монарх этот с молодости и до самой смерти был подвержен частым и коротким приступам довольно сильных мозговых припадков. Подобные припадки конвульсий приводили его на некоторое время, иногда на целые часы, в такое тяжелое состояние, что он не мог выносить не только присутствия посторонних, но даже лучших друзей. Пароксизм этот всегда предвещался сильной судорогой шеи с левой стороны и неистовым подергиваньем лицевых мускулов. Вследствие того – постоянное употребление лекарств, иногда странных, вроде порошка, приготовленного из желудка и крыльев сороки. Вследствие этого же – привычка спать, положив обе руки на плечи ординарца». В этом хотели найти источник недоброжелательных предположений относительно интимных нравов государя. Но объяснение, к сожалению, недостаточно убедительно.

В 1718 г., сидя за столом с королевой прусской, Петр принимается выделывать одной рукой, в которой держит нож, – такие резкие движения, что на Софию-Шарлотту нападает страх, и она хочет встать. Чтобы успокоить, он схватывает королеву за руку, но так ее стискивает, что королева вскрикивает. Он пожимает плечами: «У Екатерины не такие нежные кости». Замечание это делается им во всеуслышание.

Подобные черты болезненной нервности встречаются также у Иоанна Грозного и, пожалуй, одинакового происхождения: причина их – слишком сильные потрясения, испытанные в детстве. Старая Русь, в лице ее представителей стрельцов, осужденная на смерть, передает это наследие своему преобразователю. Но одновременно с ядом, к счастью, она дает ему и противоядие: великое дело, ожидающее его трудов, где очистится его кровь и закалятся нервы. У Иоанна не было столь благоприятной судьбы.

Тем не менее Петр по внешности был красивый мужчина очень высокого роста – ровно 2,045 метра, – смуглый – «такой смуглый, словно родился в Африке», утверждает один из современников, крепкого телосложения, величавой наружности, с некоторыми недостатками в манере держаться и досадной болезненностью, портящей общее впечатление. Одевался он плохо, неаккуратно, поражал небрежностью в одежде и часто менял платье, военное и штатское, иногда выбирая чрезвычайно странный костюм. Он совершенно был лишен чувства благопристойности. В Копенгагене, в 1716 г. он показывался датчанам в зеленой шапке, с черным солдатским галстуком на шее, с воротником рубашки, застегнутым крупной серебряной запонкой, украшенной поддельными камнями, как носили его офицеры. Коричневый сюртук с розовыми пуговицами, шерстяной жилет, очень узкие коричневые штаны, толстые, заштопанные шерстяные чулки и очень грязные башмаки дополняли костюм. Он соглашался носить парик, но требовал, чтобы он был совсем коротким – и его можно было прятать в карман, а собственные волосы, которые он забывал стричь, виднелись из-под низу. Волосы у него были очень длинные и густые. В 1722 г., во время похода в Персию, почувствовав, что они ему мешают, он велел себя остричь; но чтобы ничего даром не пропадало, будучи весьма бережливым, он приказал сделать из них новый парик: тот самый, что красуется на манекене Зимнего дворца. Подлинного в нем только эти волосы. Восковое лицо со стеклянными глазами слеплено по маске, снятой после смерти, и давление гипса на разлагающееся тело дало несообразные выпуклости и впадины. У Петра были круглые и полные щеки. Только один раз надевал он светло-голубой гродетуровый кафтан, вышитый серебром, в котором здесь увековечен, так же как вышитый пояс и пунцовые чулки с серебряными строками: в Москве в 1724 г., в день коронации Екатерины. Она собственными руками сделала великолепную вышивку этого костюма, и Петр согласился в него нарядиться по такому случаю. Но он остался в своих обычных башмаках, старых и заплатанных. Остальные части его одеяния, подлинные и из его действительного обихода, находятся в двух шкафах по сторонам трона – также поддельного, – на котором сидит манекен: поношенное платье из толстого сукна, шляпа без галуна, продырявленная пулей под Полтавой, сильно заштопанные серые шерстяные чулки. В углу – знаменитая дубинка, – довольно толстая палка с набалдашником из слоновой кости; с ней нам еще предстоит более близкое знакомство.

Приближенные государя, часто видали его неодетым: если ему было жарко, он, нисколько не стесняясь, снимал верхнее платье. Вообще он не признавал стеснений.

The souls joy lies in doing! Величайший поэт севера разгадал героя великой эпохи, образ которого я стараюсь воскресить, и в нескольких словах выразил весь его темперамент, характер и даже гений. «In Thatendrange war sein wahres Genie» , – сказал также Поссельт. Да, его силой, его величием, его успехом была эта неиссякаемая энергия, делавшая из него и в физическом, и в духовном отношениях самого подвижного, неутомимого, полного «жажды деятельности» человека, из когда-либо существовавших на земле. Нет ничего удивительного, что легенда задумала превратить его в подкидыша, сына родителей-иностранцев: настолько сильно и во всех отношениях не подходит он к той среде, в которой родился! Он был свободен от всяких предрассудков, а его москвичи были полны ими; они были религиозны до фанатизма, он – почти вольнодумец; они опасались всякого новшества, он неустанно стремился к всевозможным нововведениям; они были фаталисты, он – человек инициативы; они стойко держались за внешность и обрядность, он доводил в этом отношении свое пренебрежение до цинизма; и наконец, и в особенности, они – вялые, ленивые, неподвижные, словно застывшие от зимнего холода, или заснувшие нескончаемым сном, он – сгорающий, как мы видели, лихорадкой деятельности и движения, насильственным образом заставляющий их очнуться от их оцепенения и спячки ударами палки и топора.

Любопытно проследить, хотя бы в течение нескольких месяцев, за графической линией его непрерывных передвижений и путешествий.

Достаточно взглянуть на оглавление его переписки с Екатериной, в числе двухсот двадцати трех писем, изданных в 1861 г. Министерством иностранных дел, и на их пометки: Лемберг в Галиции, Мариенвердер в Пруссии, Царицын на Волге, Вологда, Берлин, Париж, Копенгаген… Может закружиться голова. То он в глуши Финляндии осматривает леса, то на Урале забирается в рудники; то в Померании принимает участие в осаде или на Украйне занимается разведением овец; то при блестящем дворе немецкого государя, где сам является собственным послом, то вдруг в Богемских горах, в качестве простого туриста. 6 июля мы застаем его в Петербурге, уходящим в море со своим флотом; 9-го он возвращается обратно в столицу и пишет соболезновательное письмо черногорцам по поводу зверств, учиненных в их стране турками, подписывает договор с прусским посланником, дает указания Меншикову относительно сохранения строевого леса в окрестностях города; 12-го он в Ревеле; 20-го нагоняет свой флот в Кронштадте и снова отплывает с ним. И так из года в год, с начала жизни до конца. Он постоянно спешил. В экипаже он летел в галоп; пешком он не ходил, а бегал.

Когда, в какие часы он отдыхал? Довольно трудно себе это представить. Со стаканом в руках ему нередко случалось засиживаться далеко за полночь, но и тут он спорил, толковал, испытывал своих собеседников резкими переходами от веселья к запальчивости, шутками, выходками плохого тона и взрывами гнева, и назначал аудиенции в четыре часа утра! В 1721 г. после заключения мира со Швецией именно в этот час он вызвал к себе своих двух послов, Остермана и Бутурлина, перед их отправлением в Стокгольм. Он принял их в коротком халате, не прикрывавшем голые ноги, в толстом ночном колпаке, обшитым внутри полотенцем (потому что Петр сильно потел), в чулках, опустившихся на туфли. По словам ординарца, он уже давно прогуливался в таком наряде, ожидая своих уполномоченных, и сейчас же набросился на них, закидывая их вопросами, щупая их во всех направлениях, чтобы убедиться, что они твердо знают свое дело; потом отпустил их, быстро оделся, выпил стакан водки и поспешил на верфи.

Даже устраиваемые им развлечения, банкеты, иллюминации, маскарады только прибавляли ему лишней работы, доставляли больше труда, чем отдыха, потому что он сам зажигал фейерверки, управлял шествиями, играя на барабане в качестве тамбур-мажора, дирижировал танцами, – так как изучал и хореографию. В 1722 г. в Москве на свадьбе графа Головина с дочерью князя Ромодановского он исполнял обязанности метрдотеля; а когда стало душно, приказал принести себе слесарные инструменты, чтобы выставить окно, и с полчаса возился над этой работой. Он расхаживал, важно держа жезл, эмблему своей обязанности, расшаркивался перед молодой, стоял во время обеда, присматривая за прислугой, и ел сам после. Арабченок, состоящий при нем в качестве пажа, страдал солитером; Петр взялся сам его вытащить и работал собственными пальцами.

Вообще его любимым развлечением в часы досуга являлась опять-таки работа. Вот почему он занимался гравированием по меди и резьбой из слоновой кости. В мае 1711 г. французский посол Балюз, явившись на назначенный ему прием в Яворове, в Польше, застал его в саду в интересном обществе: он ухаживал за любезной полькой, г-жей Сенявской, и, вместе с ней держа в руках пилу и рубанок, строил лодку.

Заставить его приостановиться или по крайней мере согласиться поберечь себя в такой непомерной трате сил могла только болезнь, лишившая его возможности двигаться. И как он тогда охал и огорчался и извинялся перед своими сотрудниками! Пусть они не думают, «что это лень с его стороны, он право не в состоянии, чувствует себя слишком слабым?» И, жалуясь и раздражаясь на свое вынужденное бездействие, в 1708 г., например, в жесточайшем приступе цинготной лихорадки, он лично распоряжается усмирением возмущения казаков на Дону, снабжением провиантом армии, постройками, воздвигающимися в столице, бесконечным количеством мелочей.

Ни одна мелочь от него не ускользала. В Архангельске, на Двине, он умудрялся осматривать каждую барку, привозившую на базар грубую глиняную посуду, изготовляемую в окрестностях; заглядывал везде и повсюду, пока не провалился, наконец, в трюм, где разбил вдребезги своею тяжестью целый груз хрупкого товара. В январе 1722 г. в Москве, после разгульной ночи, проведенной в скитании в санях из дому в дом, славя Христа по местному обычаю, собирая мелкие подачки и выпивая немало стаканов вина, пива и водки, он вдруг узнал утром, что в отдаленной части города вспыхнул пожар. Он немедленно полетел туда и в продолжение двух часов работал как пожарный, а затем опять мчался в санях, как бы намереваясь загнать лошадей. Надо заметить, что в это время он был занят важными преобразованиями в высшей администрации государства; он работал над учреждением Сената, но тут же делал распоряжения относительно похорон полкового майора.

В 1721 г., взявшись за редактирование своего «Морского регламента», он выработал сам для себя расписание своего времяпрепровождения и точно его придерживался. По его запискам, письменным занятиям отводилось четыре раза в неделю по четырнадцати часов ежедневно; с пяти часов утра до полудня и с четырех часов дня до одиннадцати вечера. И так продолжалось с января по декабрь 1721 г. Рукопись «Регламента», вся написанная его рукой и покрытая помарками, хранится в Московском Архиве. Там же находятся собственноручные черновики, доказывающие, что наиболее существенная часть многочисленных политических документов, относящихся к Северной войне и носящих подпись канцлера Головина, принадлежит непосредственно перу и вдохновению Петра. То же надо сказать относительно большинства докладных записок и важных депеш, подписанных его обычными политическими сподвижниками: Головиным, Шереметьевым, генералом Вейде, и всех законодательных и административных работ его царствования: создания армии и флота, развития торговли и промышленности, учреждения фабрик и заводов, организации юстиции, искоренения взяточничества среди чиновничества, основания государственного казначейства. Он писал черновики, иногда помногу раз их переделывая, составлял проекты, часто в нескольких видоизменениях, что не мешало ему следить за столовой росписью своего дома и даже своих родственников и назначать, например, количество и качество водок, доставляемых его невестке, царице Прасковье.

И однако при всем том, и даже именно благодаря этому, Петр был истинный сын своей родины и своего народа, и нетрудно поручиться за подлинность его метрического свидетельства. Он являлся воплощением фазиса национальной жизни, в этих широтах, кажется, находящейся в зависимости от особых условий физической жизни. После долгой, суровой зимы неожиданно и поздно наступает весна, могучим притоком растительных соков мгновенно покрывающая зеленью проснувшуюся землю. Душа русского народа переживает такие же весенние пробуждения и взрывы жизнедеятельности. Осуждая на безделие, продолжительные студеные зимы делают его ленивым, не изнеживая, однако, как жар Востока, напротив, закаляя его дух и тело в неизбежной борьбе с безжалостной и неблагодарной природой. С возвращением солнца необходимо спешить, чтобы поспевать за торопливой работой стихии и в несколько недель справиться с делом нескольких месяцев. Отсюда проистекают физические и духовные привычки народа, а также и способности его. Петр является только его необыкновенно могучим олицетворением, и исключительное в нем – только пережиток диких, стихийных сил, проявляющихся в эпических героях русских былин, – сверхъестественных богатырей, несущих, словно тяжелое бремя, избыток мощи, которую не знают к чему применить, тяготясь своею силою! После Петра появляются раскольники, которые, чтобы облегчить себя от этого бремени, отправляются босяком, раздетые, странствовать в холодные январские ночи и катаются в снегу.

Стояла ли у Петра храбрость на одной высоте с энергией и предприимчивостью, даже склонным к авантюре гением? Он не искал опасности, как его противник – швед; не находил в том удовольствия. Сначала он обнаруживал даже все признаки малодушной трусливости. Всем памятно его поспешное бегство в ночь на 8 августа 1689 г. и совсем не геройское появление в Троице. То же повторилось в 1700 г. под стенами Нарвы. Несмотря на все объяснения и самые хитроумные восхваления, факт остается налицо. При известии о неожиданном приближении шведского короля он покинул свои войска, предоставляя начальствование еще неиспытанному, только что принятому на службу вождю, снабдив его указаниями, свидетельствовавшими, по мнению всех компетентных судей, столько же о растерянности, сколько о невежестве. «Это не солдат», грубо говорит саксонский генерал Халлар, увидав его в эту минуту в палатке нового вождя, принца де Круа, «удрученным и чуть не полоумным», горько сетующим и пьющим стаканами водку, чтобы успокоиться, забывая пометить числом свои распоряжения и приказать приложить печать своей канцелярии. В своих записках Петр дает понять, что ему неизвестно было быстрое приближение Карла XII, а такая заведомая ложь равносильна признанию.

Однако при Полтаве он мужественно исполнял свой долг, не щадя себя в самом разгаре битвы. К этому он заранее подготовился, как к тяжелому и ужасному испытанию, без воодушевления, но и без слабости – холодно, почти печально. Не было в нем ни малейшего признака рыцарского духа, и в этом отношении он был так же истинный русский. Больной, лежа в постели в начале года, невеселым тоном просил он Меншикова предупредить себя, когда явится уверенность в близости решительного сражения, так как «эта чаша не должна его миновать». Придя к известному решению, он не отделял личной опасности, грозящей ему, от жизни всех окружающих, взвешивал ее с одинаковым хладнокровием и в случае надобности принимал с тем же душевным величием. В 1713 г. вице-адмирал Крюйс выразил желание, чтобы он не подвергал себя риску опасной крейсеровки, указывая на недавнюю катастрофу, – пример шведского адмирала, пошедшего ко дну вместе со своим судном. Петр написал на полях рапорта: «Окольничий Засекин подавился поросячьим ухом… Я никому не советую и не приказываю рисковать зря; но получать деньги и уклоняться от службы стыдно». Им всегда руководило чувство обязательного исполнения долга, оно заставляло его совершать крупные мужественные добродетели и героические жертвы. Но никогда сразу ему не удавалось взобраться на вершину, и этот человек, со временем один из самых неустрашимых, решительных и настойчивых, подвержен был быстрым припадкам отчаяния и растерянности, наступавшими в некоторые критические минуты. Наполеону, тоже неврастенику, также был знаком этот мимолетный и внезапный упадок духа под влиянием неудачи и подъем его, возвращавший, вместе с самообладанием, полное господство над напряженными силами и удесятеренной изворотливостью. Но у Петра такие явления имели еще ярче выраженный характер. Узнав о поражении своих войск под стенами Нарвы, он переоделся крестьянином, – конечно, чтобы легче убежать от врага, которого уже воображал преследующим себя по пятам, – проливал потоки слез и впал в такое состояние уныния, что никто более не решался упоминать при нем о войне. Он готов был принять самые унизительные условия мира. Два года спустя мы встречаем его под Нотебургом, небольшой крепостцой, которую он осаждал со всей своей армией. Приступом руководит он лично, и не видя быстрого, заранее обещанного себе успеха, приказывает отступать.

– Передайте царю, что сейчас я во власти не Петра, а Бога, – отвечает подполковник Михаил Голицын, командир отряда семеновцев. По другим свидетельствам, приказ, отданный царем, не был передан по назначению; но по приказу, или вопреки ему и, может быть, без геройских слов, повторяемых легендой, Голицын продолжал штурм и взял крепость.

Много позднее, даже после Полтавы, Петр оставался неизменным в этом отношении, доказательством чему служат события у Прута, к которым мне еще предстоит возвратиться. В Петре было почти невероятное сочетание силы и слабости, смешение основных качеств совершенно несовместимых. Неразрывно связанный с великой стезей жизни и творения, являющих своим единством и последовательностью одно из чудес истории, в частностях он был олицетворением непостоянства и неустойчивости. Его мысли и решения менялись в зависимости от настроения духа, быстро, как вихрь. Он был по преимуществу человеком минутного впечатления. Во время его путешествия во Францию в 1717 г. все окружающие единогласно жаловались на беспрестанные перемены в его намерениях. Невозможно было сказать, что он думает делать завтра или через час, куда он пожелает отправиться и как. Нельзя было заранее предсказать продолжительности его пребывания где бы то ни было, составить план времяпрепровождения завтрашнего дня. Такая черта свойственна славянскому характеру, – сложному результату взаимодействия происхождений, культур и влияний различных и противоречивых, азиатских и европейских. Ей, пожалуй, отчасти обязан народ выносливостью, необыкновенным запасом сил, обнаруживаемых им при труде, требующем продолжительного напряжения. Частое разряжение отпускает пружину и препятствует ее порче. Но это смешение гибкости и стойкости может быть также индивидуальным; оно встречается еще у некоторых исторических соревнователей великого Преобразователя, точно свыше предназначенное для сбережения их сил. Петру оно оказывало свои услуги до области наиболее важных интересов включительно. Отсюда без сомнения проистекала легкость, с какою он менял свой фронт, обращаясь спиной к Турции, чтобы повернуться лицом к Швеции; отказываясь от проектов на Азовском море, чтобы перенестись на Балтийское, но всегда и везде увлекаясь до глубины души и никогда не разбрасываясь в своих усилиях. А также большая легкость в признании, – всегда в мелочах, – ошибок личного суждения, сделанной опрометчивости. В 1722 г., отменяя указ, которым он ввел в Сенат, – собрание законодательное, – представителей коллегий административных, он без дальних околичностей называл указ «мерой неосмотрительной». Но это не мешало ему в других случаях твердо стоять на своем, против всеобщего мнения и чьего-либо влияния, наперекор всем и всему. Никто не умел так настойчиво хотеть и заставлять себе повиноваться. Надпись: «Facta puto quaecumque jubeo» , сделанная одним из читателей Овидия на медали в память великих событий его царствования, могла бы служить для него наиболее подходящим девизом.

Надо заметить, что как в ошибках, так и в минуты слабости работал исключительно ум Петра; сердце же тут совершенно не причем. В Петре не было ни малейшей сентиментальности. Его самое зазорное пристрастие к Меншикову и другим любимцам кажется просто следствием, может быть, неверно сделанного расчета. Он ставил очень высоко умственный уровень некоторых из своих сподвижников и очень низко нравственный уровень всех их. Меншиков в его глазах был мошенником, но мошенником гениальным. С другими, не обладавшими достаточным гением для возмещения своих погрешностей, он проявлял, – даже если они находились в числе самых близких друзей его – большую твердость, доходившую до жестокости. Спокойно объявил он одному из них, Андрею Виниусу, что лишает его заведования почтой, так как «оная у вас была ни в какую пользу, но только вам». Но это не означало лишения благосклонности. «Буде же помнишь, что по доносу прельстися – слава Богу, как вы о себе, так мы о вас ведаем, и дядьки нет, кто бы ведь за нос» – утверждал он по этому случаю. «Пишите: нет ли какого гнева за нечаемое будто отнятие почты, – и тут не сама ли вас совесть обличить? Другая же, которая к году на некоторое время оставлена у вас. Сие не в печаль вашей милости, но вразумления ради пишу».

Вообще трудно найти другой пример, такой полной бесчувственности. Во время процесса над сыном Алексеем, перипетии которого не раз должны бы взволновать Петра, он сохранял присутствие духа, досуг и охоту, чтобы отдаваться без помех и другим делам, требовавшим полного хладнокровия, а также своим обычным развлечениям. Большое количество указов относительно охранения лесов, управления монетным двором, организация различных промышленных предприятий, таможни, раскола, агрономии носят пометки, совпадающие с числами самых мрачных эпизодов ужасной судебной драмы. И в то же время не была забыта или пропущена ни одна из годовщин, по обычаю шумно и торжественно справляемых царем. Банкеты, маскарады, фейерверки шли своим обычным чередом.

Каким же образом при такой простоте обращения он скорее внушал страх, чем привязанность? Почему смерть его явилась освобождением для окружающих, концом томительного кошмара, режима ужаса и принуждения? Прежде всего, это зависело от его привычек, носивших отпечаток общества, среди которого он вращался с детства, и занятий, которым всегда предавался с наибольшим удовольствием. К строгости русского «барина» он присоединил грубость голландского матроса. Но кроме того он был вспыльчив и часто выходил из себя, также как поддавался малодушию, – все по той же причине, благодаря тому же главному недостатку своего душевного строя: отсутствию самообладания. Энергия воли часто оказывалась у него бессильной против стремительного натиска темперамента. Всегда встречая себе должное повиновение среди окружающих, случалось, что она являлась бессильной против внутренней неурядицы его наклонностей и страстей. Слишком рабская угодливость приближенных еще более способствовала развитию в Петре этой природной черты. «Он никогда не отличался особенно вежливым нравом», замечает саксонский посланник. Лефорт заносит в свои записки в мае 1721 г.: «Но день ото дня он становится невыносимее; счастлив тот, кому не приходится быть около него». «Разница небольшая. В сентябре 1698 г. среди банкета, устроенного в честь посла императора Гуариента, царь вспылил на генералиссимуса Шеина по поводу некоторых повышений в армии, по его мнению несправедливых; он застучал обнаженной шпагой по столу и закричал: „Изрублю так на куски весь твой полк, а с тебя прикажу содрать шкуру!“ Ромодановский и Зотов пытались вступиться, он накинулся на них; у одного пальцы на руке оказались наполовину отрублены, другой получил несколько ран в голову. Только Лефорту – Меншикову, по свидетельству других – удалось успокоить царя. Но вскоре, ужиная у полковника Чемберса, он опрокинул того же Лефорта на пол и топтал его ногами, а увидав на одном празднике Меншикова, танцующего со шпагой на боку, дал ему такую пощечину, что у того носом пошла кровь. В 1703 г. Петр остался недоволен словами, обращенными к нему публично голландским резидентом, и сейчас же выразил свое раздражение ударом кулака и несколькими ударами шпаги плашмя. Дело последствий не имело; дипломатический корпус привык уже давно к нравам царской столицы. В доме баронов Рааб в Эстляндии сохраняется трость, которой Петр, не найдя подставных лошадей на соседней с замком почтовой станции, выместил свой гнев на спине замковладельца. Доказав свою невинность, барон получил позволение сохранить трость в виде вознаграждения за напрасную обиду. Бывало и лучше. Иван Саввич Брыкин, предок знаменитого археолога Снегирева, рассказывал, что в его присутствии царь убил ударами трости слугу, провинившегося в том, что слишком медленно снял перед ним шапку.

Даже с пером в руках государю случалось в раздражении терять чувство меры; например, обрушиваясь на несчастного соперника Августа II, короля Лещинского, и, обозвав его изменником и «сыном воровки», в письме, от которого трудно было ожидать, чтобы оно осталось конфиденциальным.

Злоупотребление спиртными напитками, к которым Петр был пристрастен, во многом содействовало частому повторению подобных выходок. «Он не пропускает ни одного дня, чтобы не напиться», утверждает барон Пёлльниц, рассказывая о пребывании государя в Берлине в 1717 г. Утром 11 июля 1705 г., посетив базильянский монастырь в Полоцке, Петр остановился перед статуей прославленного мученика ордена, блаженного Иосафата. Он изображен с топором, вонзившимся в череп. Царь спросил объяснения: «Кто замучил этого святого?» – «Схизматики». Этого слова достаточно было, чтобы вывести царя из себя. Он ударил шпагой отца Козиковского, настоятеля, и убил его; офицеры его свиты бросились на остальных монахов; трое также были заколоты насмерть; два других – серьезно раненные, – умерли через несколько дней; монастырь был отдан на разграбление; разоренная церковь служила кладовой для царских войск. Рассказ, немедленно посланный из Полоцка в Рим и оповещенный в униатских церквах, сообщал еще новые, ужасные и возмутительных подробности. Царь был изображен там призывающим свою английскую собаку, чтобы загрызть первую жертву; он якобы приказывал отрезать груди у женщин, не имевших за собой другой вины кроме несчастья, что присутствовали и при резне и были не в силах скрыть своего волнения. В этом была определенная доля преувеличения. Но факты, приведенные выше, удостоверены. В «Истории Шведской войны» в первоначальной редакции царского секретаря Макарова находилось следующее лаконическое сообщение: «30 июня (11 июля) был в униатской церкви в Полоцке и убил пять униатов, обозвавших наших генералов еретиками». Петр подтвердил признание, собственноручно вычеркнув его. И все сведения относительно происшествия тождественны в одном отношении: отправляясь в монастырь, Петр был пьян: он только что вернулся с ночной оргии.

Впрочем, вытрезвившись, он всегда сожалел о причиненном зле и старался его загладить. В этом отношении он был так же скор на раскаянье, как быстр на гнев. В феврале 1703 г. из-под его пера выливаются в записке, адресованной Федору Апраксину, следующие многозначительные строки: «Я как поехал от вас не знаю: понеже был зело удоволен Бахусовым даром; того для всех прошу, если какую кому нанес досаду, прошения, а паче от тех, которые при прощании были, и да непамятует всяк сей случай».

Он часто пил не в меру и требовал того же от присутствовавших, имевших честь находиться с ним за столом. В Москве, а позднее в Петербурге, дипломатический корпус постоянно высказывал свои жалобы по этому поводу: приходилось рисковать жизнью! Среди приближенных царя даже женщины должны были подчиняться общему правилу, и, чтобы побудить их не отставать от него со стаканом в руках, Петр не задумывался в выборе поощрений. Дочь вице-канцлера Шафирова, крещенного еврея, отказалась от чарки водки; он закричал ей: «скверное еврейское отродье, я научу тебя слушаться!» И подтвердил свое восклицание двумя увесистыми пощечинами.

Петр всегда подавал сам пример; но таково было его богатырское сложение, что, подтачивая постепенно здоровье, эти излишества часто не отражались ни на его внешности, ни на рассудке, тогда как вокруг него ноги не слушались и умы мутились. И этим обстоятельством воспользовалась легенда; в таких вечных оргиях, доходивших до некоторой систематичности, великий муж видел только орудие к управлению государством, средство проникнуть в сокровеннейшие мысли своих сотрапезников. Опасный прием, если допустить его возможность. Во всякой другой стране государь рисковал бы в такой игре своим авторитетом и престижем. И даже в России извлекаемая политическая выгода не вознаградила бы нравственного урона: распущенности всего общества! Местные нравы до сих пор сохранили этот отпечаток. Известна история тоста: «За твое здоровье, Франция!» провозглашенного в присутствии Людовика XV, чересчур увлекшегося непринужденностью затянувшейся трапезы. – «Господа, вот король!» – возразил монарх, к которому вернулось сознание его достоинства. И больше он не увлекался. Петр всегда позволял обращаться к себе на «ты» в подобных сборищах, с постоянно менявшимся составом. Если дело заходило слишком далеко и ему вздумывалось обратить на это внимание, единственная мера наказания, к какой он прибегал, был громадный кубок водки, который виновный должен был залпом осушить до дна. После чего с уверенностью можно было предсказать конец его выходкам, так как обыкновенно он скатывался под стол.

Слишком трудно допустить во всем этом след глубокой мысли и обдуманного намерения. Нет для того никаких доказательств. Напротив, можно заметить, в особенности к концу царствования, что частое повторение длительных и необузданных оргий, каким предавался царь, вредно отражались на общем ходе дела. «Царь уже шесть дней не выходит из своей комнаты», сообщает саксонский посланник Лефорт от 22 августа 1724 г., «чувствуя себя нездоровым вследствие оргий, происходивших в Царской мызе (теперешнее Царское Село) по поводу закладки церкви, крещенной тремя тысячами бутылок вина, благодаря чему задерживается поездка в Кронштадт. „В январе 1725 г. переговоры, завязавшиеся относительно заключения первого франко-русского союза, неожиданно приостановились; французский посол Кампредон, обеспокоенный, обратился к Остерману и наконец вырвал у него многозначительное признание: «В настоящее время невозможно беседовать с царем о серьезных вещах; он всецело поглощен развлечениями, заключающимися в ежедневных скитаниях из дому в дом по знатнейшим семьям столицы в сопровождении двухсот человек, музыкантов и тому подобное, распевающих на всякие лады и угощающихся едой и питьем за счет тех, кого посещают“. Даже в эпоху более раннюю, в наиболее деятельный и главный период своей жизни, у Петра бывали такие мимолетные задержки, в чем сказывались недостатки его первоначального воспитания. В декабре 1707 г., когда Карл XII подготовлялся к решительному походу, – завоеванию сердца России, – оборона страны оставалась в беспомощном состоянии, потому что царь находился в Москве и там веселился. Меншиков слал ему курьера за курьером, убеждая прибыть в армию; он оставлял пакеты нераспечатанными и продолжал празднества. Надо сказать, что он быстро приходил в себя и умел наверстать потраченное время. Но очевидно не с целью самовоспитания забывал он на долгие недели о грозящей войне со своим страшным противником.

Грубые нравы, естественно, шли рука об руку с кабацкими привычками. В обществе женщин, которое Петр любил, он, кажется, больше всего ценил вульгарный разврат и в особенности удовольствие видеть пьяными своих избранниц. Сама Екатерина – «перворазрядная пьяница», по свидетельству Бассевица, и этому качеству обязана значительной долей своего успеха. В торжественные дни полы обыкновенно разделялись, но Петр сохранял за собой привилегию входить в дамский зал, где царица председательствовала за пиршеством и употребляла все усилия, чтобы развеселить повелителя любимым зрелищем. Но на собраниях более тесных трапеза бывала совместная и заканчивалась совершенно в сарданапаловском духе. Духовенство также занимало видное место на этих банкетах и не получало пощады. Напротив, Петр очень любил соседство представителей духовенства, чередуя самые обильные возлияния с самыми неожиданными богословскими спорами и применяя в виде наказания обычный кубок водки за нетвердость в догматах, если ему удавалось в том изловить своего собеседника. После чего прения часто заканчивались дракой, к его большому удовольствию. Его любимые собутыльники, капитаны кораблей и голландские купцы, еще не составляли низших слоев общества, с которыми он пировал и выпивал запросто. В Дрездене в 1711 г. в гостинице «Goldener Ring» его излюбленное местопребывание было в лакейской; он завтракал с прислугой на дворе.

Не было в нем ничего утонченного, изысканного. В Амстердаме, во время своего первого путешествия, он приходил в восторг от знаменитого клоуна Тестье-Руна, дававшего свои представления на площадях и плоскими шутками забавлявшего низы населения. Петр хотел взять его с собой в Россию.

У него были мужицкие вкусы. В некоторых отношениях он до самого конца не терял своей природной дикости. Был ли он жестокий дикарь? Так говорили. И действительно, по внешности, кажется, что вопрос этот не подлежит сомнению. Однако об этом можно еще поспорить. Он часто присутствовал при пытках, где работали кнут и дыба, и на площадях во время казней, где красовались орудия самых возмутительных мучений. Говорят даже, что не всегда при этом он играл роль простого зрителя. Мне придется еще возвращаться к этому обстоятельству по поводу ужасных сцен, ознаменовавших собой конец стрельцов. Но споры, возникшие по этому поводу, мне кажутся праздными. Если Петр иногда исполнял обязанности палача, что же такого? Ведь брался же он за работу матроса, или столяра, и не чувствовал, не мог чувствовать разницы. Он был человек, совмещавший в себе больше всего обязанностей в стране, где совместительство в порядке вещей, и его петербургский палач значится также в списке придворных дураков. Итак, Петр срубал головы? Возможно, и находил в том удовольствие? Допустимо, как вообще во всякой работе, удовольствие дела. Но вот и все. Я не верю ни одному слову из анекдота, рассказанного Фридрихом Великим Вольтеру относительно обеда, во время которого, в присутствии барона фон Принцена, прусского посланника, царь будто бы развлекался тем, что срубил головы двадцати стрельцам, осушив столько же стаканов водки, и предлагал пруссаку последовать своему примеру. Таким образом вокруг каждой черты этого характера и каждой главы этой истории существует множество изложений, которые следует отбросить? priori, только по причине их явной неправдоподобности. Тут могут возникнуть сомнения. Я уже ссылался на свой обычный путеводный огонек: согласование данных, хотя и рознящихся в подробностях, но дающих общую картину, точную и определенную. Вообще я не вижу ничего, что указывало бы в характере Петра на признак истинного зверства: жестокого наслаждения причиняемыми страданиями, страсти крови. В нем не замечалось ни малейшего признака садизма, ни даже обыкновенных проявлений кровожадности. Он суров, жесток и бесчувствен. Страдание в его глазах такое же явление, как болезнь или здоровье, и нисколько его не трогало. Поэтому его нетрудно себе представить, по словам легенды, преследующим осужденных вплоть до эшафота упреками и ругательствами, издевающимся над их агонией и смертью. Но если он не был доступен жалости, когда сознавал свою правоту, он был далеко не чужд ее, когда, по его мнению, дело не затрагивало государственных интересов. Знаменитая аксиома уголовного права, поставленная в такую заслугу Екатерине II: «Лучше помиловать десять виновных, чем осудить на смерть одного невинного», не принадлежит к наследию, оставленному историей великой государыней. Петр сам начертал ее собственноручно, да еще в воинском регламенте.

Правда, современники пришли к убеждению, что невозможно объяснить себе большинство поступков Петра иначе, как удовольствием, какое он испытывал, доставляя окружающим неприятности и даже причиняя им зло. Указывают на пример адмирала Головина – бывшего, однако, любимцем, – отказавшегося есть салат, потому что не любил и не переносил уксуса. Петр сейчас же влил ему в рот большой флакон уксуса, рискуя его задушить. Анекдот мне кажется правдоподобным потому, что приходится слышать много других, в таком же роде. Нежные молодые девушки вынуждены были выпивать гренадерские порции водки, дряхлые старики – кривляться на улицах в костюмах скоморохов. Такие сцены повторяются ежедневно в продолжение всего царствования. Но возможно и другое истолкование для них. Петр принял определенную манеру одеваться, есть и развлекаться, признанную им удобной и, потому что она была самой подходящей для него, она должна была подходить всем. Это его способ толкования его обязанности самодержца, его роль Преобразователя. Он твердо на том стоит. Отказавшись от уксуса, Головин нарушил смысл государственного закона, и что произошло из-за этого с Головиным, повторялось с другими из-за сыра, устриц, прованского масла. Петр не упускал случая пичкать ими всех, у кого замечал отвращение к этим гастрономическим новшествам. Точно также, выбрав для своей столицы место на болоте и называя ее «своим раем», он требовал, чтобы все строили тут дома и восторгались, или по крайней мере делали бы вид, что восторгаются, как он.

Очевидно, Петр не отличался большой нежностью чувств. В январе 1694 г., видя мать опасно, даже смертельно больной, он досадовал на задержку в Москве, терял терпение и объявил о своем отъезде. Она лежала в агонии в день, назначенный им для отъезда, и когда она умерла, то он спешил поскорее ее похоронить. Нельзя также не упомянуть о кровавом призраке Алексея, печальной тени Евдокии. Но все-таки надо принимать во внимание обстоятельства, неразрывно связанные с нравственной точкой зрения человека и остальными чертами его облика, т. е. неизбежные роковые последствия революционного периода, и характер царя, не выносивший никакого противоречия, не говоря уже о нетерпимости его политики, безгранично произвольной и самовластной. Он обожал своего второго сына, и его переписка с Екатериной, такая нежная в том, что ее касается, полна выражений, свидетельствующих о постоянной заботливости о здоровье и благополучии двух его дочерей, Анны и Елизаветы, которых он в шутку называл «воровками», потому что они отнимали у него время, но также величал «своим нутром» (Eingeweide). Каждый день он заходил к ним в классную комнату и следил за их занятиями.

Из книги Россия. Погружение в бездну автора Фроянов Игорь Яковлевич

Глава первая ВНЕШНИЙ ФАКТОР Многострадальная судьба русского народа породила в сознании классика нашей литературы М. Е. Салтыкова - Щедрина художественный, но обладающий глубокой реалистичностью образ Коняги, изнуренного непосильным «работным» игом истории. Сколько

Из книги Петр Великий автора Валишевский Казимир

Глава 2 Черты интеллектуальные. Нравственный облик IМозг Петра обладал строением по истине феноменальным. Характер и сила его блеска невольно вызывают теперь сравнение с Наполеоном I. Та же неутомимость в работе без видимых признаков усталости. Та же мощь, эластичная и

автора Резников Кирилл Юрьевич

Внешний облик, языки Аборигены или коренные жители Австралии принадлежат, к австралоидной расе. На взгляд европейцев, аборигены красотой не блещут. У них темно-шоколадная, почти черная кожа, волнистые или кудрявые волосы, очень широкий бесформенный нос, толстые губы и

Из книги Запросы плоти. Еда и секс в жизни людей автора Резников Кирилл Юрьевич

Внешний облик, происхождение Какие же они, полинезийцы? Антропологически, полинезийцы занимают промежуточное положение между большими расами. У них, как у южных европеоидов и австралоидов, черные волнистые волосы, хотя встречаются прямые и изредка курчавые, как у

Из книги Люди города Ура автора Дьяконов Игорь Михайлович

Из книги Тайна Санкт-Петербурга. Сенсационное открытие возникновения города. К 300-летию основания автора Курляндский Виктор Владимирович

4. Черты характера не выбирают себе даже боги Чтобы понять смысл сопоставления городов и богов, надо основательно разобраться в тайнах образного языка египетских мифов. Не обязательно, рассказывая о трагической судьбе детей богини Нут, жрецы имели в виду то, что,

Из книги Из жизни императрицы Цыси. 1835–1908 автора Семанов Владимир Иванович

НЕКОТОРЫЕ ЧЕРТЫ ХАРАКТЕРА Из всех известных нам качеств вдовствующей императрицы на первом месте, пожалуй, нужно поставить жестокость. Она проявлялась не только в убийствах, но и в многочисленных избиениях, для которых у Цыси, оказывается, существовал специальный мешок

Из книги Двор российских императоров. Энциклопедия жизни и быта. В 2 т. Том 1 автора Зимин Игорь Викторович

Из книги 5 O’clock и другие традиции Англии автора Павловская Анна Валентиновна

Основные черты английского характера Большая часть английских национальных особенностей связана с системой воспитания. Здесь всегда встает вечный вопрос о курице и яйце, то есть что первично, а что вторично и что на что повлияло: система воспитания на национальный

автора

Глава III Две Кореи и внешний мир

Из книги Корейский полуостров: метаморфозы послевоенной истории автора Торкунов Анатолий Васильевич

Глава III Республика Корея и внешний мир Во внешнеполитической стратегии Республики Корея приоритетное положение неизменно занимают США. И это обусловлено целым комплексом исторических и международных факторов. США, оккупировавшие Юг страны на исходе Второй мировой

Из книги Последние Романовы автора Любош Семен

2. Черты характера Самым умным и даровитым из советников Николая II были Победоносцев и Витте.Убежденный апологет застоя, Победоносцев, этот черный нигилист, веривший только в силу насилия, и ловкий, энергичный, дельный и беспринципный Витте были самыми выдающимися

Из книги Как рождаются открытия? автора Сороковик Иван Александрович

Черты характера ученого Трудно предписать заранее, практически это даже невозможно сделать, каким должен быть ученый, какие черты характера он должен иметь, чтобы оставить заметный след в науке. История науки на этот счет имеет самые разнообразные примеры. Тем не менее,

Из книги Жизнь и реформы автора Горбачев Михаил Сергеевич

Глава 45. Мы и внешний мир после путча Как восприняли путч за рубежомПутчисты были готовы пренебречь реакцией международного сообщества. Не учли принципиальные изменения в международном положении нашего государства, особенно в отношениях с США и европейскими странами.

Тематические материалы:

Перевод и значение WC в английском и русском языках Значение wc

Государственный стандарт союза сср

Простой пирог к чаю рецепт с фото на кефире

Взаимосвязь души и тела Что ограничивает душа и тело

Инструкция: как оформить приказ на увольнение

Масло пажитника: полезные свойства, применение

Фаршированные яйца со шпротами Закуска с яйцами и шпротами

Блины на соевом молоке и блины с соевой мукой Рыба, запеченная с соевым молоком и соевой мукой

Обновлено: 15.02.2020

103583

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter