Выдающийся немецкий философ Иоганн Готлиб Фихте излагает свою концепцию государства в книге, которая носит название «Замкнутое торговое государство». В своей работе он старается описать государственное устройство со всех сторон, затрагивая ведение сельского хозяйства, промышленность и торговлю, экономические вопросы, международные отношения и правовые основы. В своем проект он пытается построить план грядущей, реальной политики, отмечает особую важность государственного регулирования, определяет причины, побуждающие к началу войн. Эту утопическую картину Фихте мечтал осуществить в Пруссии, единственном подходящем государстве, которое, по мнению философа, имеет гораздо больше перспектив по сравнению с Англией или Францией. Такие надежды на выбранного кандидата автор возложил, опираясь на историю страны (опыт в проведении мощных преобразовательных реформ, способных вывести страну из кризиса) и новое сильное правительство. Именно с этой доктриной Иоганн Готлиб Фихте обратился к правительству Пруссии, что, впрочем, было не редкостью среди утопистов.
В современных политических условиях идея космополитизма больше не играет решающей роли, она уступает дорогу националистическим идеям. Важно понимать, что здесь нет места шовинистским мотивам, скорее речь идет о том, что народы многих стран желают видеть себя на международной арене самостоятельными и независимыми. Так, например, ситуация с басками на севере Испании, которые точно формулируют свою позицию и требования, имея на это полное право. Утопичность идей Фихте очевидна, также очевидна и невозможность построения такого общества. В своей статье я хочу подчеркнуть, что в попытках построить идеальное национальное государство многие утописты, а в данном случае, Фихте, ходят по лезвию ножа. В его случае, идеальное государство является ещё и закрытым. Говоря о государстве Фихте, мы имеем дело с тем, когда абсолютная свобода становится абсолютной несвободой.
Обращаясь к современным политическим условиям, мы можем наблюдать аналогичные попытки добиться государственного устройства, отдаленно напоминающее «фихтевское». Например, политика России, направленная на сохранение национальной идентичности, когда многие ощущают дежавю железного занавеса, трудности или невозможность выезда в соседнее государство. По моему мнению, современные утописты должны были давно убедиться в том, что общество, где провозглашены всеобщее равенство и свобода невозможно, поскольку оно, так или иначе, придет к классовому порядку.
Написание «Замкнутого торгового государства» — 1800 год, приходится на переходное время, когда все осознали несостоятельность идеи всеобщей европейской революции, когда французское послереволюционное общество, борющееся против буржуазной эксплуатации, не стало просветительским идеалом. Неудивительно, что именно в это время Фихте пишет свою утопическую работу, поскольку в нем бушевали непонимание царившей классовости и разочарование в способностях революции, поэтому «Замкнутое торговое государство» — манифест против подобного развития общественных отношений. «Замкнутое торговое государство» — это программа радикальной, на мой взгляд, государственной реформы, осуществимой, однако, лишь в отдельно взятой стране. Здесь Фихте в своей философии слишком далек от жизни, его воззрения искусственны и практически сомнительны, политическая теория Фихте излишне научна и теоретезированна.
Красной нитью через всю его работу проходит идея свободы. Он рассматривает ее правовые основания, политические и экономические условия её реализации. И его замкнутое торговое государство выступает неким инструментом достижения этой всеобщей свободы. Но можно ли говорить о свободе в контексте проекта замкнутого торгового государства?
Большое значение Фихте придал государственному контролю, которое распространялось на все стороны жизни общества. В этом ключе я бы хотела привести высказывание И.Г.Фихте: «…назначение государства состоит, прежде всего, в том, чтобы дать каждому свое, ввести его во владение его собственностью, а потом уже начать ее охранять» . Так, в социальной структуре на основе вида деятельности были выделены определенные сословия: производители, мастера, торговцы, чиновники, армия, полиция. Численность этих сословий подвергалась строгому рациональному контролю, с целью поддержания баланса. Например, сословие производителей должно производить столько продуктов питания, сколько необходимо для удовлетворения потребностей других сословий, в случае нехватки продуктов, к сословию производителей добавляют дополнительных лиц. Такая же ситуация обстоит и в сословии мастеров, а именно, их число соответствует объему сырья для обработки. Принцип, предлагаемый Фихте, полностью исключает переход человека от одного сословия к другому по собственному желанию, если набран полный численный комплект. Таким образом, сфера свободной деятельности в своей основе исключает свободный выбор этой деятельности. Данная социальная структура, по мнению мыслителя, способствует восстановлению и полноценному функционированию национальной экономики, независимой от других стран и ситуации на международной арене.
Второе название «идеального» государства Фихте – «Государства законов и индивидов», оно было дано не безосновательно. Такой форме государственного устройства крайне важно сохранять внутреннюю стабильность и заранее предупреждать ситуации, способные в той или иной мере подорвать сложившийся уклад. Для чего создан жесткий аппарат принуждения и исполнения, следящий за исполнением законов, как граждан, так и органов власти. В случае неповиновения предусмотрены определенные меры и система наказаний за преступления. Очевидно, что этот механизм работает в любом государстве, заботящемся о своем благополучии, но у Фихте в условиях замкнутости он напоминал полицейскую казарму.
Я солидарна с Борисом Петровичем Вышеславцем, русским религиозным мыслителем, в том, что «Замкнутое торговое государство Фихте, с его цеховыми иллюзиями, имеет в себе очень много от того казарменного коммунизма, относительно которого Маркс предостерегал некоторых теоретиков уравнительства». На этот счет высказалась Пиама Павловна Гайденко, поддерживая точку зрения Вышеславцева: «И в самом деле, идея равенства, составляющая альфу и омегу уравнительного коммунизма, играет большую роль в миросозерцании Фихте. А именно она-то в первую очередь и требует «замыкания» идеального государства, так же как и постоянного вмешательства политической власти в экономическую жизнь общества».
Атмосфера, царящая в замкнутом торговом государстве, далека от демократии, здесь нет места плюрализму, паритету и мнениям снизу, государство жестко контролирует своих граждан, сосредотачивая в своих руках все рычаги управления, начиная с экономической сферы и заканчивая личной жизнью гражданина.
Политическая теория Фихте парадоксальна, изначально движимый идеей всеобщей свободы, философ приходит к полному отрицанию свободы индивида и общества в целом. Очень точную аналогию провела П.П. Гайденко, сравнив его теорию с французскими революционерами, которые во имя равенства и свободы совершали насильственные действия и террор.
Готлиб Фихте ослеплен своей идеей свободы настолько, что не замечает, как переступает все мыслимые и немыслимые барьеры, идя наперекор всем принципам и правилам человеческой природы. Он пишет: «Пусть даже погибнет человечество, но восторжествует справедливость». Фихте руководствуется принципом – идея ради самой идеи, а не ради всеобщего благополучия.
Фигура Фихте весьма противоречива, отсюда и противоречивость его взглядов. Изначально, до написания своего проекта идеального государства, он был близок в своих идеях к теории договорного построения государства, сторонниками которой выступали Джон Локк и Дэвид Юм. Фихте, наравне с ними, признавал право на свободу, на собственность, как естественные и неотъемлемые. Ратовал за то, что каждый земледелец и житель государство должен иметь это исключительное право. Однако, в 1800 году его позиции в этом вопросе меняются и он публикует своё «Замкнутое торговое государство». Книга Фихте не была воспринята положительно, многие ее не поняли и не оценили по достоинству. А ведь в перспективе эта небольшая работа стала настольной книгой и путеводителем в вопросах государственного изоляционизма для правителей некоторых держав. Впоследствии публикуемые новые работы Фихте выступили некой антитезой того, что высказывалось им в «Замкнутом торговом государстве» («Основные черты современной эпохи» 1806г., «Наставление к блаженной жизни» 1806г.) Например, его отношение к военным действиям трансформировалось от «всеобщего мира» к «войне быть». Многие связывают такой переход с международной политикой Пруссии, к которой Фихте прикипел всей душой. Оно показало себя, как активное военное государство. В конечном счете, историософия Фихте стала далека от реальности, он просто использовал историю, как некий инструмент, в своих интересах
Замкнутое торговое государство - свободное государство?
В данной статье рассматривается проблема свободы в философии Иоганна Готлиба Фихте, на основе его произведения «Замкнутое торговое государство», где он раскрывает её правовые, экономические и социальные измерения. Анализ политической теории Фихте позволяет утверждать об её противоречивости. Мыслитель пренебрегает общепризнанным пониманием человеческой свободы, загоняя граждан замкнутого торгового государства в рамки несвободы, жесткой регламентации и контроля. Возникает вопрос: «Насколько правомерно считать «идеальное государство» Фихте государством свободы? ».
Выдающийся немецкий философ Иоганн Готлиб Фихте излагает свою концепцию государства в книге, которая носит название «Замкнутое торговое государство». В своей работе он старается описать государственное устройство со всех сторон, затрагивая ведение сельского хозяйства, промышленность и торговлю, экономические вопросы, международные отношения и правовые основы. В своем проект он пытается построить план грядущей, реальной политики, отмечает особую важность государственного регулирования, определяет причины, побуждающие к началу войн. Эту утопическую картину Фихте мечтал осуществить в Пруссии, единственном подходящем государстве, которое, по мнению философа, имеет гораздо больше перспектив по сравнению с Англией или Францией. Такие надежды на выбранного кандидата автор возложил, опираясь на историю страны (опыт в проведении мощных преобразовательных реформ, способных вывести страну из кризиса) и новое сильное правительство. Именно с этой доктриной Иоганн Готлиб Фихте обратился к правительству Пруссии, что, впрочем, было не редкостью среди утопистов.
Актуальность.
В настоящее время мы наблюдаем сложные и нестабильные отношения на мировой арене. Возвращение к исследованию концепции «Замкнутого торгового государства» даст возможность к более тщательному анализу реформ, выявлению ошибок и предостережет от неправильных политических действий. Несостоятельность концепции Фихте говорит о дефектности его идей и оснований, руководствовать которыми не стоит. В своей статье я хочу обратить внимание на то, что в погоне за сохранением национальной идентичности, своеобразия очень легко дойти до крайности, ухудшить положение нации, о благополучии которой изначально была забота. За лозунгами о свободе и всеобщем равенстве кроются жесткий государственный режим, ограничения, контроль, персональное обогащение и личный успех. Современные политические деятели - утописты нашего времени, которые не осознают, что современный мир давно пережил социализм, коммунизм и прочие «измы». Необходимо, что-то качественное новое, проходящее под эгидой прогрессивности. Поэтому в настоящий момент актуально обернуться назад, сделать выводы и сбросить маски.
Цель.
Всестороннее рассмотрение работы «Замкнутого торгового государства» Иоганна Готлиба Фихте, её анализ и выявление противоречивых положений.
Задачи.
Научная новизна.
В современных политических условиях идея космополитизма больше не играет решающей роли, она уступает дорогу националистическим идеям. Важно понимать, что здесь нет места шовинистским мотивам, скорее речь идет о том, что народы многих стран желают видеть себя на международной арене самостоятельными и независимыми. Так, например, ситуация с басками на севере Испании, которые точно формулируют свою позицию и требования, имея на это полное право. Утопичность идей Фихте очевидна, также очевидна и невозможность построения такого общества. В своей статье я хочу подчеркнуть, что в попытках построить идеальное национальное государство многие утописты, а в данном случае, Фихте, ходят по лезвию ножа. В его случае, идеальное государство является ещё и закрытым. Говоря о государстве Фихте, мы имеем дело с тем, когда абсолютная свобода становится абсолютной несвободой.
Обращаясь к современным политическим условиям, мы можем наблюдать аналогичные попытки добиться государственного устройства, отдаленно напоминающее «фихтевское». Например, политика России, направленная на сохранение национальной идентичности, когда многие ощущают дежавю железного занавеса, трудности или невозможность выезда в соседнее государство. По моему мнению, современные утописты должны были давно убедиться в том, что общество, где провозглашены всеобщее равенство и свобода невозможно, поскольку оно, так или иначе, придет к классовому порядку.
Написание «Замкнутого торгового государства» - 1800 год, приходится на переходное время, когда все осознали несостоятельность идеи всеобщей европейской революции, когда французское послереволюционное общество, борющееся против буржуазной эксплуатации, не стало просветительским идеалом. Неудивительно, что именно в это время Фихте пишет свою утопическую работу, поскольку в нем бушевали непонимание царившей классовости и разочарование в способностях революции, поэтому «Замкнутое торговое государство» - манифест против подобного развития общественных отношений. «Замкнутое торговое государство» - это программа радикальной, на мой взгляд, государственной реформы, осуществимой, однако, лишь в отдельно взятой стране. Здесь Фихте в своей философии слишком далек от жизни, его воззрения искусственны и практически сомнительны, политическая теория Фихте излишне научна и теоретезированна.
Красной нитью через всю его работу проходит идея свободы. Он рассматривает ее правовые основания, политические и экономические условия её реализации. И его замкнутое торговое государство выступает неким инструментом достижения этой всеобщей свободы. Но можно ли говорить о свободе в контексте проекта замкнутого торгового государства?
Большое значение Фихте придал государственному контролю, которое распространялось на все стороны жизни общества. В этом ключе я бы хотела привести высказывание И.Г.Фихте: «…назначение государства состоит, прежде всего, в том, чтобы дать каждому свое, ввести его во владение его собственностью, а потом уже начать ее охранять» . Так, в социальной структуре на основе вида деятельности были выделены определенные сословия: производители, мастера, торговцы, чиновники, армия, полиция. Численность этих сословий подвергалась строгому рациональному контролю, с целью поддержания баланса. Например, сословие производителей должно производить столько продуктов питания, сколько необходимо для удовлетворения потребностей других сословий, в случае нехватки продуктов, к сословию производителей добавляют дополнительных лиц. Такая же ситуация обстоит и в сословии мастеров, а именно, их число соответствует объему сырья для обработки. Принцип, предлагаемый Фихте, полностью исключает переход человека от одного сословия к другому по собственному желанию, если набран полный численный комплект. Таким образом, сфера свободной деятельности в своей основе исключает свободный выбор этой деятельности. Данная социальная структура, по мнению мыслителя, способствует восстановлению и полноценному функционированию национальной экономики, независимой от других стран и ситуации на международной арене.
Второе название «идеального» государства Фихте - «Государства законов и индивидов», оно было дано не безосновательно. Такой форме государственного устройства крайне важно сохранять внутреннюю стабильность и заранее предупреждать ситуации, способные в той или иной мере подорвать сложившийся уклад. Для чего создан жесткий аппарат принуждения и исполнения, следящий за исполнением законов, как граждан, так и органов власти. В случае неповиновения предусмотрены определенные меры и система наказаний за преступления. Очевидно, что этот механизм работает в любом государстве, заботящемся о своем благополучии, но у Фихте в условиях замкнутости он напоминал полицейскую казарму.
Я солидарна с Борисом Петровичем Вышеславцем, русским религиозным мыслителем, в том, что «Замкнутое торговое государство Фихте, с его цеховыми иллюзиями, имеет в себе очень много от того казарменного коммунизма, относительно которого Маркс предостерегал некоторых теоретиков уравнительства» . На этот счет высказалась Пиама Павловна Гайденко, поддерживая точку зрения Вышеславцева: «И в самом деле, идея равенства, составляющая альфу и омегу уравнительного коммунизма, играет большую роль в миросозерцании Фихте. А именно она-то в первую очередь и требует "замыкания" идеального государства, так же как и постоянного вмешательства политической власти в экономическую жизнь общества» .
Атмосфера, царящая в замкнутом торговом государстве, далека от демократии, здесь нет места плюрализму, паритету и мнениям снизу, государство жестко контролирует своих граждан, сосредотачивая в своих руках все рычаги управления, начиная с экономической сферы и заканчивая личной жизнью гражданина.
Политическая теория Фихте парадоксальна, изначально движимый идеей всеобщей свободы, философ приходит к полному отрицанию свободы индивида и общества в целом. Очень точную аналогию провела П.П. Гайденко, сравнив его теорию с французскими революционерами, которые во имя равенства и свободы совершали насильственные действия и террор.
Готлиб Фихте ослеплен своей идеей свободы настолько, что не замечает, как переступает все мыслимые и немыслимые барьеры, идя наперекор всем принципам и правилам человеческой природы. Он пишет: «Пусть даже погибнет человечество, но восторжествует справедливость». Фихте руководствуется принципом - идея ради самой идеи, а не ради всеобщего благополучия.
Фигура Фихте весьма противоречива, отсюда и противоречивость его взглядов. Изначально, до написания своего проекта идеального государства, он был близок в своих идеях к теории договорного построения государства, сторонниками которой выступали Джон Локк и Дэвид Юм. Фихте, наравне с ними, признавал право на свободу, на собственность, как естественные и неотъемлемые. Ратовал за то, что каждый земледелец и житель государство должен иметь это исключительное право. Однако, в 1800 году его позиции в этом вопросе меняются и он публикует своё «Замкнутое торговое государство». Книга Фихте не была воспринята положительно, многие ее не поняли и не оценили по достоинству. А ведь в перспективе эта небольшая работа стала настольной книгой и путеводителем в вопросах государственного изоляционизма для правителей некоторых держав. Впоследствии публикуемые новые работы Фихте выступили некой антитезой того, что высказывалось им в «Замкнутом торговом государстве» («Основные черты современной эпохи» 1806г., «Наставление к блаженной жизни» 1806г.) Например, его отношение к военным действиям трансформировалось от «всеобщего мира» к «войне быть». Многие связывают такой переход с международной политикой Пруссии, к которой Фихте прикипел всей душой. Оно показало себя, как активное военное государство. В конечном счете, историософия Фихте стала далека от реальности, он просто использовал историю, как некий инструмент, в своих интересах.
Библиографический список
философский государство мировоззрение фихте
Иоганн Готлиб Фихте «Замкнутое торговое государство»19 мая 1762, Рамменау
1790 – встреча с Кантом
1794 – 1799 – Йенский университет
1800 – переезд в Берлин
«Замкнутое торговое государство»
1814
– Берлинский университет вплоть до
самой смерти от тифа
ГЛАВА 1
ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДЛЯ ОТВЕТА НА ЭТОТ ВОПРОС
Неверное положение вытесняется обыкновенно столь же неверным противоположением. Только потом открывается лежащая посерединеистина. Таков удел науки.
В настоящее время достаточно опровергнуто то мнение, что государство является неограниченным опекуном человечества по всем делам последнего; что государство должно его сделать счастливым, богатым, здоровым, правильно верующим, добродетельным, а если Бог сподобит, то и навеки блаженным. Но в другом отношении, мне кажется, слишком сузили права и обязанности государства. Когда говорят, что у государства нет иного дела, кроме заботы о сохранении за каждым его личных прав и его собственности, то это не является в корне неправильным и допускало бы хорошее толкование, если бы только при этом утверждении не предрешался часто втайне вопрос о том, что независимо от государства существует собственность и что государство должно только наблюдать за состоянием владения, в котором оно застает своих граждан, а об основании владения не должно их спрашивать. Против этого я бы возразил, указав, что назначение
государства состоит прежде всего в том, чтобы дать каждому свое, ввести его во владение его собственностью, а потом уже начать ее охранять.
Изложу свою мысль яснее рассмотрением первичных основных положений.
Допустим, что некоторое количество людей живет совместно в одной и той же сфере деятельности (Wirkungskreis). Каждый из них проявляет себя в свободных поисках пищи и радостей. Но вот один
становится на пути у другого. Он разрушают то, что тот строил; портит или использует для себя то, на что тот рассчитывал. Второй со своей стороны поступает по отношению к первому так же, и так же поступает каждый в отдельности по отношению ко всякому из остальных. О нравственности, справедливости и тому подобном здесь не место говорить, потому что мы рассуждаем в пределах науки о праве. Однако и понятие права также не приложимо к описанным отношениям. Ведь ясно, что ни почва, которую попирают, ни дерево, которое лишают его плодов, не вступят в правовой
спор с тем человеком, который это совершает. Но если бы даже этот вред нанес одному человеку другой, какое бы основание мог привести первый в защиту того, что никто, кроме него, не смеет так же свободно ступать на эту землю или снимать плоды с этого дерева, как и он?
В этом состоянии никто не свободен, потому что все неограниченно свободны. Никто не может ничего создать врасчете, что оно просуществует хотя бы одно мгновение. Из этого взаимного столкновения свободных сил можно найти выход исключительно только в том, что обособленные индивиды договариваются между собою. Один говорит другому: «мне причиняет вред то, что ты делаешь» Тот отвечает: «а мне причиняет вред, когда ты это делаешь». Тогда первый заявляет: «если так, то я согласен не делать того, что вредит тебе, при условии, что ты не будешь делать того, что вредно мне». Второй делает со своей стороны то же заявление, и, начиная с этого момента, оба держат свое слово. Лишь теперь впервые каждый имеет нечто свое, принадлежащее только ему и никому другому — имеет право, исключительное право.
Единственно только на основе описанного договора возникает собственность, возникают права на нечто определенное — преимущественные и исключительные права. В первобытном состоянии все имеют одинаковыеправа на все. Это значит, что ни один не имеет ни малейшего преимущества перед другими. Лишь впервые, благодаря отказу всех остальных от чего-либо и моему настоятельному желанию сохранить это нечто за собою, оно становится моей собственностью. Этот отказ со стороны всех, и только он один, и является основанием моего права.
Только государство соединяет неопределенное количество людей в замкнутое целое, в общность (AUheit); только оно может доискиваться у всех тех, кого оно принимает в свой союз; только через него, поэтому, устанавливается покоящаяся на праве собственность. С остальными людьми на поверхности земного шара, когда они становятся ему известными, оно сносится от имени всех своих граждан, как государство. И вне государства я приобретаю через договор с моим соседом право собственности по отношению к нему, как и он ко мне. Но всякого третьего, который присоединится, наши соглашения не обязывают. Он сохраняет на все, что мы называем своим, столько же права, как и до нашего соглашения, т. е. столько же права, как и мы.
Я описал право собственности, как право, исключающее действия, а не вещи. Это происходит так. Пока все живут смирно друг возле друга, между ними не возникает споров. Только впервые тогда, когда они начинают проявлять себя в деятельности, они сталкиваются друг с другом. Свободная деятельность — источник борьбы сил. Она, следовательно, и является тем предметом, о котором должны договориться спорящие; эта деятельность, а не вещи, составляет предмет договора. Собственность на предмет свободной деятельности вытекает и выводится впервые из исключительного права на свободную деятельность. Я не буду утомлять себя, придумывая средства для идеального владения этим деревом, если никто из тех, кто приближается к нему, его не трогает и если только мне одному полагается снимать с него плоды, когда я захочу. Тогда, без сомнения, только я, и никто больше, буду снимать и есть эти плоды. А ведь это меня только и занимает.
Таким отношением к задаче сохраняешь себя от множества бесполезных, хитрых тонкостей и можешь быть уверенным, что исчерпал в одном, безусловно, обобщающем понятии все виды собственности.
Таким образом, на основе договора всех со всеми распределяется сфера свободной деятельности между отдельными индивидами, и из этого деления возникает собственность.
Но как произвести разделение так, чтобы оно соответствовало законам права? Может быть, было бы вообще достаточным, чтобы все делилось как придется?
Увидим.
Всякая человеческая деятельность имеет своей целью достижение возможности жить. На нее имеют одинаковое право все те, которые природою вызваны к жизни. Разделение должно быть поэтому прежде всегопроизведено так, чтобы все могли сохранить жизнь. Жить самому и давать жить другим!
Каждый хочет жить возможно более приятно. И так как этого требует каждый, в качестве человека, и так как никто не является больше другого человеком, то в этом требовании все имеют одинаковое право. Сообразно с такою одинаковостью права и должно быть произведено деление так, чтобы все и каждый жили настолько приятно, насколько это возможно при том количестве людей, которые все должны существовать друг возле друга в данной сфере деятельности, т. е. насколько это возможно при условии, чтобы все могли жить одинаково приятно. Имели возможность, говорю я, а не должны. Если кто-либо живет менее приятно, то причина должна быть скрыта в нем самом, а не в ком-либо другом.
Примем за первую величину определенную сумму возможной деятельности в данной ее сфере. Вытекающая из этой деятельности приятность жизни определяет качественное значение этой величины.
Предположим определенное количество индивидов, как вторую величину.
Разделите приятность первой величины на равные части между индивидами, и вы найдете, что каждый должен был бы получить в данных условиях. Если бы первая величина была больше, или вторая меньше, то, очевидно, что каждый получил бы большую часть. Но здесь вы ничего не можете изменить.
Единственной вашей заботой должно быть, чтобы наличное было разделено между всеми поровну.
Часть, которая приходится каждому, есть его часть по праву. Он должен ее получить, хотя бы она ему еще и не была присуждена. В государстве разума он ее и получает. При разделении, которое сделано до пробуждения и господства разума, не всякий получает ее, потому что другие взяли себе больше, чем приходилось на их долю. Намерением современного государства, через искусство приближающегося к разуму, должно быть содействие каждому в постепенном получении им своего в вышеуказанном значении этого слова. Таков смысл сказанных мною выше слов: назначением государства является предоставление каждому того, что ему принадлежит (das Seinige).
Журнал «Золотой Лев» № 63-64 - издание русской консервативной мысли (www . zlev . ru )
А.Н. Савельев
Экономический суверенитет для России
(уроки из опыта немецкой философии)
Фихте и его естественная политэкономия
Более двухсот лет назад вышла в свет знаменитая книга Фихте «Замкнутое торговое государство». Посвящая свой труд прусскому государственному министру, Фихте в завуалированной форме упрекает политиков в невнимании к утопическим проектам. «Философ никогда не признает и не предположит абсолютной невыполнимости своих предложений», - говорит Фихте. Иначе, наука превращается в пустую игру.
Политика не может и не должна быть простой практикой. Если в ней есть хоть какая-то доля научности, в ней будет нечто общее для всего государств, а не только частная практика управления отдельными государствами. Возможно, политика как наука не нужна такому практику, который помнит на зубок множество частных случаев и из них по своему усмотрению выводит годные для себя лично правила поведения. Для него политика остается лишь историей. Причем такой, для которой есть только одно средство быть полезной – стать образцом для поражения.
Идея замкнутого государства, отвергнувшего мировые деньги и заменившие их на «туземные», как видит сам Фихте, для Европы совершенно неприемлемо. Поскольку она имеет перед другими странами существенное торговое преимущество, позволяющее не возвращать им в процессе обмена товарами соответствующего эквивалента. Но этот грабеж всего мира (именно так воспринимает Фихте мировую торговлю, не основанную на справедливости), не может продолжаться долго. Это значит, что Европа может сама попасть в ситуацию неэквивалентного обмена. И если она не подготовится к этому, то отдаст новому торговому лидеру все.
Фихте предлагает подвести под общие понятия все, что поддается такому подведению, и рассчитывать все, что можно рассчитать. В противном случае упование на счастливый случай рано или поздно доведет до беды. И здесь методология Фихте прямо противоречит тому, что мы видим в современной экономической «науке» российских либералов (на деле – идеологов уничтожения российского хозяйства).
Идеи Фихте вполне соответствовали началу торговых войн между Европой и США в первой половине ХХ века. Но затем сложившийся альянс смягчил противостояние – Европа и США заключили альянс для ограбления остального мира. И только СССР мешал этой агрессивной монополии. Соответственно, постсоветская Россия стала для мировой экономики главным объектом эксплуатации. Именно этим обусловлен обвальный характер динамики всех показателей физической экономики в 1992-1993 гг. и формирование устойчивого неблагополучия России, втянутой в мировую торговлю и неэквивалентный обмен.
Если Фихте увещевает потенциального читателя-политика следовать идеальной модели государства разума, а не только потребностям и выгодам данного государства, то для современной России подобные увещевания вовсе не нужны – идеи Фихте само собой разумеются, если исходить из идеи блага для России. Иное дело, что по другому поводу придется увещевать российских политиков, которые за полтора десятка лет так и не вняли голосу альтернативной модели экономики, которая столь ясно представлена Фихте и другими мыслителями XIX века – традиции вытоптанной и забытой в ХХ веке только в раже всемирного грабежа, достигшего апогея в фашистской идее мирового и расового господства. Ныне эта идея в полной мере воспроизводится современными атлантистами – яростными сторонниками гегемонии США и однополярного мира.
Фикция собственности при фиктивном суверенитете
Фихте пишет, что основу всякого права собственности составляет право исключать других от участия в определенного рода деятельности – воздействия на предмет собственности, а вовсе не исключительность владения тем или иным объектом собственности. Это означает взаимное отречение от намерения воздействовать на собственность, закрепленную за другим. А возможно это только в том случае, если распределение собственности признано в обществе справедливым – прежде всего, обеспечивающим выживание всем.
Всякое право собственности будет абсурдом, если действующая система отношений собственности не даст жить большинству или даже заметной части граждан. «Кто ничего не получил в исключительную собственность, тот ни от чего и не отрекался. Он изолирован от намерений закона, так как не участвовал в его установлении и сохраняет свое первоначальное притязание на право делать все, что пожелает» (с. 286). То есть, паупер имеет все основания бунтовать и грабить – без собственности ему нечего терять, он вне закона уже самой системой отношений, а не своими склонностями. Неимущий ничем не обязан государству, а значит, не может принять справедливым закон, по которому собственник наделен исключительным правом воздействовать на свою собственность.
Фихте отмечает, что при обсуждении вопроса о том, чем должно заниматься государство, негласно предполагается, что в вопросе о собственности государство должно только наблюдать за состоянием владения, а об основании владения не должно спрашивать.
Разумеется, это теоретическое положение, становящееся негласной договоренностью–сговором бюрократии и особенно крупных собственников, в реальной политике не может не оставаться без осуждения. Именно такое осуждение приводит к социальным потрясениям – нелегитимность собственности означает масштабную несправедливость, с которой граждане мириться не станут, даже если живут зажиточно. Если же нужда подхлестывает недовольство, ненависть к нелегитимным собственникам превращается в движущую силу политики.
Именно так и обстоит дело в современной России, где власть предлагает закрепить за собственниками, захватившими национальное достояние в начале 90-х годов ХХ века, священное право обладания, а остальных поставить на грань выживания.
Не случайно вопрос о сроках давности по нарушениям приватизационных сделок стал проблемой, о которой счел необходимым высказаться президент Путин, заверивший собственников в том, что никакого пересмотра процесса приватизации не будет, а срок давности по делам о приватизации сократится до трех лет. Таким образом бюрократия стремится получить поддержку нелегитимных владельцев крупнейших состояний (специалисты насчитывают их в России не более 200) и лишить основную массу населения надежд на справедливость.
Вместе с тем, расчет бюрократии закрепить владение собственностью, переступив через интересы миллионов и их представления о справедливости, разбивается общей деградацией российской жизни. Власть уже очень скоро не сможет предъявить силового ресурса против народного недовольства, а собственники – защитить себя от растущей мощи криминала, подминающего государство. Таким образом, государство, основанное на власти олигархического капитала, обречено на провал и переучреждение в качестве государства нации (если у народа найдутся силы вовремя сбросить с себя олигархическое ярмо и стать нацией).
Фикция денег и азбука торговли
Финансы стали религией современных управленцев, не замечающих фиктивность начинающих жить по отвлеченным от физической экономики бумажного учета и обмена банкнотами. «Деньги сами по себе ничто. Только благодаря воле государства они представляют что-либо. Вся сумма циркулирующих денег представляет всю находящуюся в общественном обращении сумму товара…» (с. 273). То есть, деньги – все лишь обозначение определенного рода отношений, связанных с правовой системой и обычаем.
Никакой проблемы в обращении денег нет, пока их достаточное количество. Ведь «насколько кто-либо богат, не зависит вовсе от того, сколько денег он имеет, а от того, какую часть он имеет от всех находящихся в обращении денег» (с. 274). Инфляция возникает не от «лишних денег», а от неверных отношений, неверных законов, неверного обычая обмена (внешнего или внутреннего). Напротив, допечатка государство денег – самое мощное средство установить справедливые отношения, снижая долю отношений, невыгодных для общего экономического развития.
Российское руководство делает вид, что не знает простой формулы, которую Фихте изрек как общеизвестную: «Деньги имеют стоимость лишь при том условии, что они расходуются» (с. 304). Иначе фикция, не обмененная на товар, превращается в фикцию, отстраненную от экономических отношений. Именно такой характер носит российский Стабилизационный фонд и золотовалютные запасы Центробанка, вывезенные из страны для размещения в иностранных банках. Тем более, что российские «накопления» учитываются в «мировых деньгах» и никак не связаны с обязательством сохранять какую-либо политическую субъектность, как это имеет место с «туземной» валютой.
Мировые деньги вообще не связаны с экономикой и воплощают в себе отношения доминирования определенной политической группы – в ущерб всем, кто лишен права имитации мировых денег или воздействия на этот процесс. «…стоимость мировых денег по отношению к товару не имеет никакой иной, кроме общественного мнения, гарантии, это отношение так же неустойчиво и переменчиво, как и последнее. Почти одним только распространением того взгляда, что товар становится дороже или дешевле, вместо верного, что стоимость денег падает или поднимается, закрыли широкой публика глаза на эту изменчивость» (с. 297).
Простое до примитива правило, которого чураются современные российские правители, состоит в том, что «деньги должны остаться в стране; деньги иностранца надо привлекать в свою страну» (с. 307). Только тогда торговые отношения будут на пользу государству. То, что мы имеем сейчас – обратный порядок, свидетельствующий о том, что любая внешняя торговля для России невыгодна – она способствует только вывозу капитала, что прямо означает произвольный вывоз материальных ценностей, результатов труда всей нации.
Что может быть проще: вывоз возможно более обработанного товара, а ввоз – возможно менее обработанного. Тогда труд оценен высоко и нет необходимости грабить ресурсы, принадлежащие будущим поколениям – как это делает нынешнее российское правительство. Как предлагал Фихте: «…законом запрещается как вывоз сырых продуктов, так и необработанных предметов питания. Поощрение туземных фабрик и вывоз фабрикатов за границу совершенно последовательно вызываются той же системою. Затем воспрепятствование или затруднение ввоза чужих фабрикатов и вытекающее отсюда уменьшение количества тех денег, которые уходят за границу, или путем полного запрещения этих товаров или путем наложения на них значительных пошлин» (с. 308). «государство должно прежде всего замкнуться от иностранной торговли и образовать с этого момента такой же обособленный торговый организм, какой оно уже образовала – обособленный юридический и политический организм» (с. 319).
Эту азбуку хорошо понимают те государства, которые ныне обирают Россию, заставляя ее расплачиваться за «колониальные» товары собственным сырьем и инвестировать полученные от сырья средства не в собственную экономику, а в иные экономики – как это делают олигархические кланы, захватившие топливное богатство страны.
Фихте, изрекая свои азбучные истины, соглашается, что они могут восприниматься как философские утопии. В то же время, интуитивное понимание правоты этих истин, философ видит в обычае государственного регулирования хозяйственной жизни: «…издавна во всех организованных государствах в смутном сознании своего права к правительству обращались и фабриканты, мастерские коих вдруг должны были остановиться из-за недостатка в сбыте или в сыром материале, и надо, которому угрожала опасность лишиться важнейших предметов питания или который вынужден был платить за них непомерную плату. И с давних пор правительства не отказывались от принятия этих жалоб, как не относящихся к ним, но старались помочь, как умели, смутно сознавая свою обязанность и ясно предвидя опасности восстания народных масс, которым крайняя нужда не оставляет ничего такого, что им надо было бы беречь» (с. 314).
Российские либеральные правители настолько оторвались от понимания своих задач, что вовсе не чуют ни мольбы отечественных производителей-фабрикантов, ни стона народного, которому остается только бунт.
Субъектность государства и задачи власти
Стратегия олигархии, выраженная в политических заявлениях президента Путина, прямо противоречит сущности государства, о которой возвещал Фихте: целостность общности граждан может покоиться только на правовом приобретении собственности, а право – на исконном представлении о справедливости. В современной России вся хозяйственная система оказывается построенной на нелегитимном перераспределении национального достояния, а значит, основа жизни правящей группировки иллюзорна и ее выживание находится в непримиримом противоречии с задачей выживания народа.
Несостоятельность хозяйственного механизма путинской России проявляется в том, что граждане перестали быть владельцами сил природы, которые вполне в состоянии дать средства для жизни, чтобы обходиться без посторонней помощи. Обычное состояние народа демонстрирует его воспроизводство без всякого стимулирования со стороны власти.
Баланс приятного и полезного, о котором пишет Фихте, предполагает обязанность власти следить, чтобы производство «приятного» (иначе говоря, роскоши) не подмывало производство необходимого. Роскошь допустима только там, где все хотя бы накормлены. Это простое правило попирается сегодня как нельзя более цинично.
Фихте писал о «постепенном отучивании нации от потребностей, которые в будущем не должны будут удовлетворяться»; «надо делать различие между потребностями, которые действительно могут прибавить что-либо к благосостоянию, и теми, которые только и исключительно рассчитаны на мнения» (с. 322). Здесь «приятное» должно проверяться государством на пригодность для целей благосостояния и вытесняться «полезным», если «приятное» понято как мнимая потребность (каковой, к примеру, является потребность в табаке, алкоголе, роскоши).
Естественная задача власти обеспечить баланс между производителями и теми, кто вынужденно отстранен от процесса производства, российскими «верхами» ныне не выполняется. Это значит, что государство распадается как хозяйственный субъект. Не обеспечивая суверенитета государства и сдавая его на откуп иностранному капиталу и на поругание инокультурным влияниям, власть убивает государство как политическую целостность, политический субъект. Вместо замыкания общности происходит, напротив, его размыкание и размывание субъектности.
Третья задача власти – баланс между внутренней и внешней торговлей. Как бы ни были законы рынка похожими на законы Провидения, они ничто без правовых механизмов, защищаемых государством. Каковы законы, таков и «рынок». Но за рубежом иные законы. «Правительство должно гарантировать своему подданному сбыт его продукции и фабрикатов и надлежащую им цену. Как оно может это выполнить, если он продает за границу, отношение коей к товару своего подданного правительство не может ни охватить взглядом, ни направлять?» (с. 259).
Волчьи законы мирового рынке не знают корректирующей роли государства и противостоят государству как таковому – не его бюрократической роли, а воле национальных организмов, обеспечивающих себе условия выживания. Естественным средством защиты нации от алчности мировых торговых игроков может быть только монополия внешней торговли: «Если уже государство нуждается в меновой торговле с заграницей, то во всяком случае ее должно вести правительство на том же основании, как оно имеет право решать вопрос о войне, мире и союзах» (с. 260). Иначе говоря, хозяйственная субъектность диктуется политической субъектностью. Кто не желает отстаивать свой хозяйственный суверенитет, быстро лишается и политического суверенитета.
Внутреннее регулирование «рынка» естественно и происходит из понимания свободы воли его участников. Разумность государственного вмешательства в экономику определяется простым принципом оптимизации обмена: «Если государство установит принудительные цены, с которыми не согласны покупатель или продавец, то владелец денег спрячет свои деньги, или владелец товаров свой товар – и торговля уничтожена». Насильственная организация торговли очень дорого обойдется государству – оно лишится лояльности граждан, гражданин станет рабом.
Установление ценовых балансов, рассчитанных для оптимального обмена, должно быть закреплено законом – так считает Фихте. И нужно это лишь для того, чтобы убрать «психологические» колебания рынка – разного рода панические настроение, срывающие привычные потребности.
Если подобный расчет возможен, он должен быть произведен. Усложнение экономических отношений не может быть оправданием отказа от расчета и плана – развитие вычислительной техники легко перекрывает всю сложность экономической жизни.
Программа для национального правительства
Для «дедолларизации» экономики, отданной сегодня на разграбление, будущее национальное правительство воспользуется советом Фихте: «Непосредственно перед объявлением о введении новых туземных денег правительство скупает весь находящийся в стране иностранный товар при посредстве особо на то уполномоченных должностных лиц» (с. 339). И тогда прекращается частная распродажа Родины – для этого не остается никаких возможностей.
Затем: «Правительство по отношению к иностранцу принимает на себя все прошлые обязательства частного лица, с которым первый заключил контракты, требует и исполняет все то, что от него или им должно быть потребовано» (с. 340). И тогда конец всем «теневым» сделкам и игре ценами ради ухода от налогов и вывоза капитала.
Как только государство возьмет на себя все внешние отношения, будет применен принцип, гарантирующий богатство: «С каждым годом ввоз из-за границы должен уменьшаться. Публика из года в год все меньше нуждается в тех товарах, которые ни сами, ни в виде суррогата не смогут изготовляться в стране, так как она ведь должна от них совершенно отвыкнуть. К этому отвыканию она должна также понуждаться все более растущими на них ценами» (с. 342-343). Бананы в России не должны стоить как яблоки, а в десятки раз дороже.
Затем государство «планомерно уменьшает число тех фабрик, которые были рассчитаны на сбыт за границу, и назначает те руки, которые до сего работали на чужого, надлежащим образом работать на туземца» (с. 343).
В итоге: «Правительство при сведении этих счетов с иностранцем платит или получает мировые деньги, а платит гражданам или получает с них туземные деньги» (с. 340). «Правительство имеет в собранных мировых деньгах самое действительное средство для того, чтобы доставить нации эту независимость от заграницы не в условиях/, когда всего не хватает,при наивозможно большем благосостоянии, - тем, что оно сможет за эти деньги из сил и вспомогательных средств заграницы занимать и покупать столько, сколько ему может только оказаться нужным. Пусть оно за всякую цену привлекает к себе из-за границы великие умы в практических науках, изобретательных химиков, физиков, механиков, художников, фабрикантов» (с. 344). И т.д. Тогда общественный интерес будет воплощен в государстве, а частных – скован этим интересом средствами государства.
Не забудем, что замкнутое торговое государство эффективно строится в естественных границах: «когда эти мероприятия будут выполнены, государство пусть продвинется к своим естественным границам» (с. 346). Для России это означает включение отторгнутой от нее имперской периферии и исконных славянских земель. И, вернув себе имперское пространство, Россия «не будет больше принимать участия нив каких политических событиях заграницы, не будет вступать ни в какие союзы, не будет принимать на себя никакого посредничества и ни в каком случае и ни под каким предлогом не будет переступать своих теперешних границ» (с. 347).
Фихте И.Г. Сочинения в двух томах. Т. II. – СПб.: Мифрил, 1993.
