В статье освещаются история формирования представлений о праве собственности в различных типах общества, описаны характеристики права собственности, которые привнес определённый историко-культурный тип общества в формирование признаков права собственности.
Вещное право , право собственности , гармонизация права
Короткий адрес: https://сайт/140196807
IDR: 140196807
| ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА Жданов П. С. В статье рассматривается проблема методологии исследования кризисных процессов в современных западных правовых системах. Отмечается необходимость рассмотрения указанных кризисных явлений в контексте более масштабных культурных процессов, связанных со сменой мировоззренческих парадигм. В связи с этим рассматривается перспектива использования семиотической методологии для анализа кризиса правовой системы. В рамках указанного подхода правовая традиция интерпретируется в качестве знаковой системы, функционирующей внутри семиотического пространства культуры, что позволяет исследовать изменения соотношения между ними в период кризиса. |
Многообразие явлений современной действительности, свидетельствующих о системных изменениях в сфере социального устройства, политики, права, с трудом поддается описанию. При этом анализ многих из этих явлений затруднен тем, что для него не может быть использован понятийный аппарат, сформированный в рамках модернистской мировоззренческой парадигмы. Пожалуй, в наиболее затруднительном положении оказываются сегодня те, кто пытается дать характеристику современным процессам в сфере политики и права, ибо именно здесь система ценностей эпохи модерна, войдя в самую плоть юридических и государственных институтов, до сих пор, несмотря на углубляющийся кризис новоевропейской культуры в целом, определяет сущностные черты политико-правового дискурса. В настоящей работе мы затронем некоторые аспекты методологии исследования правовой системы общества в период ее кризиса.
Констатируя вслед за крупнейшими исследователями прошлого века глубокий кризис правовых систем, со времен Средневековья развивавшихся в Европе и странах, которые, так или иначе, восприняли западноевропейскую юридическую традицию, следует учитывать, что анализ данных кризисных явлений требует использования средств, выходящих за рамки специальных методов юридической науки. Это, прежде всего, обусловлено необходимостью рассматривать указанные явления в контексте более масштабных культурных процессов, что само по себе предполагает привлечение методологического арсенала целого комплекса наук, изучающих общество, культуру, историю.
В этом отношении показателен опыт характеристики кризисных явлений в сфере права, осуществленный Гарольдом Дж. Берманом в его работе «Западная традиция права». Поставленной им задаче исследования западных правовых систем в их историческом развитии, на наш взгляд, как нельзя лучше соответствует понятие права, которого придерживается американский правовед, и которое включает в себя «правовые учреждения и процедуры, правовые ценности и правовые понятия и образ мыслей, равно как и правовые правила».
Рассмотренное в историческом разрезе, оно предстает у него в виде «традиции права» - множества разнообразных явлений, объединенных тем, что они связаны с процессом упорядочения поведения людей в обществе. Право при этом выступает органичной частью духовной сферы жизни людей. С точки зрения Г. Дж. Бермана, кризис западной традиции права означает, что в упадок приходят не только юридические институты и учреждения, но, что, пожалуй, более важно, правовые ценности и правовая мысль, в которых находили свое выражение сущностные черты традиции. Кроме того, он отмечает неразрывную взаимосвязь кризиса, переживаемого в XX в. западной традицией права, и кризиса западной цивилизации в целом, начавшегося вместе с Первой мировой войной.
Тем не менее Берман не проводит анализа характера этой взаимосвязи, ограничиваясь описанием в первых главах своей книги признаков упадка самой правой традиции. Однако только в контексте определенного мировоззрения, с учетом его исторической трансформации, возможно правильное понимание особенностей современных западных правовых систем и причин их кризиса.
Примером анализа кризисных явлений в европейской правовой традиции в единстве с исследованием причин упадка самой западной цивилизации являются работы П. А. Сорокина 2 . Он пишет о кризисе систем права и нравственности, развивавшихся в рамках чувственной культуры запада, начиная с эпохи Возрождения. С его точки зрения, самоотрицание системы ценностей, укорененной в чисто утилитарном мировоззрении, неизбежно. Оно-то и привело новоевропейскую правовую традицию к кризису. Однако при этом нужно отметить, что циклическая модель исторического процесса, которой придерживается П. А. Сорокин, подменяет анализ современных культурных процессов в их качественном своеобразии и новизне готовой схемой, согласно которой исторические типы цивилизаций закономерно сменяют друг друга. Таким образом, вместо непредвзятого исследования изменений, происходящих в западных правовых системах, ученый заранее определяет их место в a priori сформированной модели дальнейшего развития цивилизации.
Особенность переходного периода в развитии культуры заключается в том, что он одновременно содержит в себе как элементы отживающей свой век традиции, так и предпосылки нового, причем последние заключают в себе целый ряд возможных сценариев дальнейшего развития. Происходит ломка устоявшегося соотношения между формами и содержанием, между знанием и практикой, между нормами и реальными социальными связями. При этом накопление разнообразных, зачастую противоречивых тенденций, существование нового наряду с привычным создает весьма пеструю картину, что исключает использование готовых формул и привычных методов там, где активно изменяющийся объект исследования становится «неуловимым» для устоявшихся приемов познания. Таким образом, исследование процессов трансформации правовой системы предполагает, помимо прочего, критику языка существующей правовой традиции, который препятствует четкому осознанию многообразных тенденций, зарождающихся в недрах традиции, но пока неотрефлексированных и идущих вразрез с привычным направлением развития правовой системы.
Для решения указанных задач весьма продуктивным может быть использование семиотической методологии.
Ю. М. Лотман указывал, что культура, функционируя как знаковая система, является в то же время своеобразным «генератором структурности». Это означает, что «языковая структура... переносится на все возрастающий круг явлений, которые начинают в системе человеческих коммуникаций вести себя как языки и тем самым становятся элементами культуры», «любая реальность, вовлеченная в сферу культуры, начинает функционировать как знаковая». Именно такой характер приобретает в контексте конкретной культуры правовая система общества в единстве самых разных своих составляющих - от норм, процедур и учреждений, до теоретических понятий и концепций. Представляя правовую традицию в виде знаковой системы, мы получаем возможность анализировать ее функционирование в рамках языка данной культуры, прослеживать ее трансформацию, как на уровне знаков, так и на уровне выражаемых ими смыслов, исследовать ее коммуникативные возможности и в синхроническом, и в диахроническом срезе.
Важно отметить, что, будучи неразрывно связанной с общекультурной средой, система знаков, составляющих правовую традицию, может быть правильно «прочитана» только в рамках своего «семиотического пространства». В терминологии Ю. М. Лотмана такое пространство определяется как «семи- осфера». Только во взаимодействии с конкретным семиотическим пространством отдельные языки могут существовать и функционировать. В этой связи кризис правовой традиции выступает следствием глубоких изменений, которым подвергается культура в целом в качестве семиотического пространства, обеспечивающего постоянство структуры и воспроизведение основного содержания данной традиции. Вслед за тем как ценностные категории, являвшиеся основанием определенной правовой традиции, теряют свою актуальность для людей, сама традиция превращается в набор ничего не значащих мертвых понятий и институтов, утративших связь между собой и с реальной жизнью общества. Иными словами, культурное пространство содержит в себе ключи для понимания языка правовой традиции, и с утратой этих ключей традиция становится чужеродным образованием в условиях изменившихся культурных реалий.
Вместе с тем процесс накопления изменений, способных вызвать кризис знаковой системы, постепенен. Поэтому в одном и том же культурном пространстве могут соседствовать как явления, нашедшие выражение на языке данной системы, так и явления, смысл которых невыразим на языке традиции в силу их новизны. Как указывает Ю. М. Лотман, на стадии самоопи- сания, когда завершается процесс структурной организации системы в виде, например, создания грамматики языка или кодификации обычаев и юридических норм, семиотическая система приобретает большую определенность и устойчивость, но теряет гибкость и способность к динамическому развитию. Пройдя эту стадию, система становится невосприимчивой к новому. Закрепляется определенная картина мира, расцениваемая носителями традиции как подлинная реальность. Явления «маргинальные», выходящие за пределы представления о норме, с точки зрения данной знаковой системы просто не существуют и не получают адекватного выражениями средствами ее языка. В любом случае субъект, мыслящий в категориях, сформированных традицией, вынужден воспринимать новое через призму той знаковой системы, которая составляет сущность традиции. Отсюда - неизбежность искаженного представления о тех явлениях, которые система стремится охарактеризовать с помощью понятий, заведомо неадекватных истинному значению этих явлений. С этим связана и специфика современной ситуации, когда понимание новых тенденций в праве затруднено необходимостью судить о них в категориях, сформированных новоевропейской правовой традицией, мировоззренческие предпосылки которой восходят к эпохе, столь отличной от сегодняшних реалий. Здесь мы сталкиваемся с чем-то, подобным действию «идолов площади» Ф. Бэкона, когда источником непонимания происходящего становится сам язык, с помощью которого описывается та или иная ситуация.
В итоге, характеризуя современное состояние правовых систем, выработанных европейской культурой эпохи модерна, можно отметить, что их кризис связан со все более и более углубляющимся разрывом языка западной традиции права с реалиями европейской (глобальной?) культуры времен постмодерна как с активно трансформирующимся семиотическим пространством. Мировоззренческие структуры, порождаемые последним, во многом диссонируют со знаковой системой новоевропейской правовой традиции как более консервативным и статичным образованием. К тому же сама реальность общественных отношений постоянно создает ситуации, которые тщетно ищут своего выражения на языке указанной традиции. Все это ведет к формированию новых знаковых систем, которые функционируют наряду с уже существующей, что порождает ситуацию множественности языков, характерную для переходных периодов в развитии культуры.
Само по себе сосуществование различных знаковых систем в рамках одного семиотического пространства служит катализатором для модернизационных процессов. Так, именно с точки зрения творческого, обновляющего потенциала, заложенного во взаимодействии языков разных культур, М. М. Бахтин рассматривал эпоху Ренессанса. Понимая встречу языков (в данном случае - средневековой латыни, классической латыни и новых национальных языков европейских народов) как встречу мировоззрений, он подчеркивает, что в этой встрече каждый из языков «осознавал себя, свои возможности и свои ограничения в свете другого языка». В этой ситуации «сознание увидело себя на рубеже эпох и мировоззрений, оно впервые могло охватить большие масштабы для измерения хода времен, оно смогло остро ощутить свое сегодня, его непохожесть на вчера, его границы и его перспективы». Таким образом, встреча в одном культурном пространстве старого и нового, сопровождающаяся процессом «взаимоориентации» различных знаковых систем, способствовала осознанию новой эпохой своего подлинного характера, своего исторического облика и своеобразия. В этом смысле кризисные процессы, связанные с постепенным разрушением новоевропейской правовой традиции как одной из знаковых систем в семиотическом пространстве культуры, неотделимы от формирования нового языка юридического дискурса, который складывается в активном диалоге с языком уже существующим, традиционным.
Следует подчеркнуть, что формирование языка юридического дискурса, посредством которого могло бы найти выражение то новое в правовой сфере жизни общества, что пока еще существует в виде смутных тенденций, связано с кардинальным переосмыслением самого понятия права в контексте новых культурных реалий. Речь идет не просто о пересмотре базовых юридических понятий, но о необходимости выстраивать юридическое мышление в условиях, когда в прошлое уходит сама мировоззренческая основа правовой традиции эпохи модерна, сущность которой задавалась антропоцентризмом и рационализмом. В этой связи несостоятельными представляются попытки реанимировать традицию в правопонимании путем объединения постулатов основных теоретических школ уходя
щей эпохи, как это предлагает интегративная юриспруденция. Апеллируя к языку существующей правовой традиции, она неизбежно остается в плену юридического мышления эпохи модерна, не способного давать ответы на наиболее актуальные вопросы современности. Очевидно, что новый язык в качестве основы юридического дискурса будущего не может стать продуктом творческих усилий теоретиков или практиков, но уже сейчас стихийно формируется, вызываемый к жизни теми новыми смыслами, которые несет в себе современное культурное пространство.
Право как самостоятельный социальный институциональный регулятор всегда синтезирует в себе систему отношений (без них это лишь памятник), регулирующих их норм (без них остается лишь традиция или идеология) и систему идей, представлений об этих отношениях в общественном сознании.
Конечными индикаторами произошедшей отдифференциации права от иных социальных норм являются формирование сословия профессиональных практикующих юристов (судей, адвокатов и др.) – носителей юридического мышления, профессиональных правоведов и регулярного юридического образования (университеты, школы-гильдии), ответственных за воспроизводство юридического мышления, и массива юридических текстов, норм и процедур – объективированных форм юридического мышления (Г.Дж. Берман ).
Впервые в истории человечества отдифференцированная правовая система формируется в Древнем Риме: к 253г. до н.э. можно говорить о формировании сословия юристов и о начале публичного преподавания права.
Как известно, римляне были блестящими практиками с высоко организованным инженерным мышлением, ориентированным на внедрение в социальные практики определенных идей в форме доктринальных и легальных конструкций. Если сознание интеллектуальной элиты Древней Греции ориентировалось на философское исследование фундаментальных целей, идей, принципов социального устройства, что нашло яркое выражение в утопиях Платона, и рассматривало право не как самостоятельную науку с собственным предметом и методом, а в качестве «сплава» этики, политики и риторики (Аристотель), то для римских юристов, как и для всего римского общества, «главные цели социального и политического порядка под вопрос не ставились, а система правовых идей была хорошо известна и не нуждалась в длительном обсуждении» . «Идея римского права (гарантированная для человека властью и законом справедливость) перемещает акценты с этических поисков в плоскость управления и организации (справедливость – прерогатива власти), от тонких, но достаточно неопределенных рассуждений в области этики к более грубым, но точно измеренным и гарантированным действиям властных субъектов и подчиненных им судов» . Практический тип римского менталитета закономерно отражался и на характере юридического образования. «Римские юрисконсульты не обсуждали со своими учениками такие базовые понятия, как правосудие, право, правоведение, хотя грекам эти проблемы казались чрезвычайно, даже единственно, важными. Студента сразу погружали в практику, где перед ним раз за разом вставал все тот же вопрос: «Что следует сделать, исходя из представленных фактов?» .
В силу эмпирического, казуистического и исключительно практического стиля мышления римских юристов, ими абсолютно не двигало и не могло двигать желание сформировать внутренне непротиворечивую и беспробельную систему базовых понятий, конструкций и институтов, которые бы составили содержание общей части какого-либо кодекса. «Римляне не были ни систематиками, ни историками, ни теоретиками, а исключительно блестящими практиками. Их юриспруденция – это опытная наука единичных случаев, одухотворенная техника, а вовсе не какое-то абстрактное построение /…/ Римляне рассматривают исключительно частные случаи и их проявления, но никогда не предпринимают анализа фундаментального понятия, такого, например, как судебная ошибка. Они скрупулезно различают виды договоров; но понятия договора им неизвестно. Точно так же неизвестна им и теория, – к примеру, правовой ничтожности или оспоримости» . Р. Йеринг чрезвычайно точно и метафорично выразил данное status quo: «История римского права до нашего времени знает только циферблат часов, не имея понятия об их механизме. Она не касается вопроса о скрытой силе, которая приводит в движение стрелку, и донельзя внешняя связь ее историко-юридического материала напоминает систематику счета прачки: сорочки, воротнички, носовые платки, – leges, senatusconsulta, constitutiones principum, etc» . По мнению Дж. Доусона, римские юристы направляли свое внимание в основном «не на теоретический синтез, а на последовательное и упорядоченное разрешение конкретных дел». «Понятия римского права, как и его многочисленные нормы, были привязаны к определенным юридическим ситуациям. Римское право состояло из сложной сети норм; однако они существовали не как интеллектуальная система, а скорее как красочная мозаика практических решений конкретных юридических вопросов» .
Таким образом, четко отдифференцированное от иных социальных регуляторов, детально разработанное римское право было основано на практическом мышлении, а римские юристы считали своей основной задачей «обеспечить последовательное и упорядоченное разрешение конкретных дел» .
Важнейшей рациональной основой римского права стала аристотелевская логика в «аподиктической» интерпретации стоиков (формальная логика, ставящая акцент не на истинности оснований суждений, а на правилах оперирования ими), положенная в основу римского образования и именно потому повсеместно усвоенная общественным сознанием. В отличие от представителей традиционных культур древности, в силу «имплантации» в общественное сознание поздними стоиками логики Аристотеля, римляне мыслят уже не натурально, а на уровне знакового замещения реальности ; реальные субъекты и отношения между ними начинают описываться как термины и как правила отношений между этими терминами ; формируются первые логические конструкции, востребованные практикой, а все нормы римского права могут быть уже представлены в виде схемы импликации «если? то? иначе». Основой юридического мышления выступила логика Аристотеля, переработанная стоиками таким образом, что основной акцент ставился не на основаниях (принципах), а на правилах логических операций, которые стали восприниматься не только юридическим сообществом, но и римским обществом в целом универсальным основанием построения нормативных конструкций римского права. Вполне обоснованно исследователи утверждают, что римское право – социально адаптированная и воплощенная в практику Аристотелевская логика (Н.Н. Тарасов). Поэтому как в формальной логике правильное производство операций приводит к истинности суждения, так и в профессиональной юриспруденции правильное следование процедурным правилам ведет к получению справедливого результата (т.е. юридическая справедливость – это не «содержательное» соответствие результата правотворческой или правоприменительной деятельности определенной системе ценностей, а беспристрастное, неуклонное следование процедурным правилам правосудия).
Профессиональный слой юристов в Древнем Риме формируется под влиянием ряда факторов. Во-первых, прецедентно-казуистичный характер мышления и юридической практики неизбежно привел к огромному объему правового материала (прежде всего, исковых формуляров) и, тем самым, к необходимости технического обслуживания судебной практики (что представляется абсолютно справедливым и в отношении истории становления общего права Англии). В.М. Розин объясняет значительное количество формул тем, что они являлись своеобразными административными способами разрешения конфликтных ситуаций, которые возникали в судах. «Встав над судом, администратор (претор в римском праве, канцлер позднее в Англии) действовал привычным для себя образом. Во-первых, он старался организовать процесс судопроизводства, то есть установить правила, регламентирующие поведение всех участников судопроизводства в каждом отдельном с точки зрения администратора случае. Во-вторых, претор стремился продемонстрировать справедливость, опять же в административном смысле, то есть определить одинаковые условия для определенных групп населения и для сходных ситуаций. Понятно, что подобный административный уклон в развитии права обусловил как создание большого числа формул и процессов, так и развитие практики, основанной на правиле прецедента» .
Во-вторых, по мере возрастания интеллектуальной деятельности специалистов по формированию обобщений, классификаций, типологий они становятся основными и единственными держателями права как некоторого объема информации и правил решения определенных ситуаций. «Главной задачей юрисконсультов было давать юридические консультации преторам, судьям, адвокатам, тяжущимся сторонам, клиентам, желающим участвовать в юридических процедурах» . «Вначале «юрист» – это просто тонкий знаток судопроизводства. Затем – человек, владеющий специальными знаниями (законов, типичных и конфликтных ситуаций, способов их разрешения и т.д.) и специально обученный. Появление профессионального самосознания и разделение труда внутри юридической деятельности – последняя стадия становления юридической профессии» . В итоге длительной эволюции юридической профессии в Риме работы авторитетных юристов становятся основанием для вынесения судебных решений и сначала неофициально, в рамках профессионального сообщества, а затем и официально публичной властью признаются одним из источников права.
Справедливым представляется указание М.Н. Марченко на то, что правовая доктрина как источник права актуализируется в ситуации становления правовых систем или пробела в законодательстве . В историко-правовых текстах указывается, что официальное признание публичной властью доктринальных юридических текстов наиболее авторитетных юристов знаменует собой не начало, а завершающий этап формирования правовой доктрины как источника права. То, что юристы общего права именуют юриспруденцией, а ученые континентальной традиции – правовой доктриной, впервые формируется в Древнем Риме и связывается романистами с двумя функциями римских юристов – respondere (дача юридических ответов на вопросы граждан) и interpretare (толкование законов). Изначальный авторитет трудов ведущих правоведов связывается учеными с потребностями систематизации (типизации) процессуальной системы . Первоначально определенные юристы становятся безоговорочными авторитетами в профессиональном сообществе, обладают auctoritas iurisprudentium, и именно поэтому судьи обязаны прислушиваться к мнению таких юристов, т.е. их тексты начинают использовать в качестве de facto источников в юрисдикционной практике. Через значительный промежуток времени публичная государственная власть официально «канонизирует», признает статус источника права за авторитетными книгами общепризнанных мэтров правовой доктрины: так было и в Риме классического периода, и на европейском континенте, и в средневековой Англии. К примеру, известно, что первый систематический курс частного права в Древнем Риме написал Квинт Муций Сцевола (100г. до н.э.), II–I вв. до н.э. многие ученые считают периодом «классического правоведения», в то время как только в период правления Августа (27г. до н.э.-14г. н.э.) наиболее видным знатокам права (prudentes) государственной властью предоставляется особая привилегия предлагать решения юридических коллизий, которые приобретают статус jus publice respondendi. Дальнейшая «канонизация» (О. Шпенглер) в 426г. н.э. через Lex Allegatoria Валентиниана III jus respondendi пяти римских юристов классической эпохи была вообще вызвана потребностью единообразия юридической практики и снижения объема доктринального материала.
Именно с момента формирования профессиональной юриспруденции в Древнем Риме возникает феномен первой отдифференцированной правовой системы – римское право, юриспруденция как профессия и профессиональное юридическое мышление (Г.Дж. Берман, Н.Н. Тарасов).
См.: Берман Г.Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М., 1998. С. 93–95, 122.
Dawson J.P. The oracles of law. Ann Arbor, Mich., 1968. P. 114–115. Цит. по: Берман Г. Дж. Указ. соч. С. 132.
Розин В.М. Развитие права в России как условие становления гражданского общества и эффективной власти. М., 2006. С. 172–173.
Schulz F. History of Roman Legal Science. Oxford, 1946. P. 57–58. Цит. по: Берман Г. Дж. Указ. соч. С. 138. Методика обучения в школах-гильдиях средневековой Англии была практически идентична римской. См.: Цвайгерт К., Кетц. Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. В 2 т. Т. 1. Основы. М., 2000. С. 290; Богдановская И.Ю. Прецедентное право. М., 1993. С. 85.
«Гений римлян - это гений организации», – констатирует французский историк права Ж. Коттье. Коттье Ж. Эти ценности создали Европу // Европейский альманах. М., 1991. С. 36.
Шпенглер О. Закат Европы. В 2 т. Т. 2. М., 2004. С. 62, 68. Ср.: Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. М., 1999. С. 37.
Йеринг Р. фон, О задаче и методе истории права // Журнал Министерства юстиции. 1896. №2. С. 146.
Цит. по: Берман Г.Дж. Западная традиция права. С. 152.
Dawson J.P. Op cit. P. 116–117.
«Аристотелевское деление на аподиктическое и диалектическое мышление было принято стоиками начиная с III в. до н.э. Однако стоики рассматривали диалектическое мышление не как метод постижения первопринципов, а как метод анализа аргументов и определения понятий с помощью расчленения и синтеза родов и видов. Им также недоставало важнейшего для Аристотеля стремления к системности. У них диалектика стала независимой дисциплиной, по сути, не отличавшейся от логики, но содержащей сильные элементы грамматики и риторики. /…/ Римляне переделали греческую диалектику из искусства открытия в искусство суждения». Берман Г.Дж. Западная традиция права. С. 137, 142. Также см.: Тарасов Н.Н. Методологические проблемы юридической науки. Екатеринбург, 2001. С. 105–107.
О знаковой природе культуры и права см.: Грязин И.Н. Текст права. Таллин, 1983. С. 30–38.
Платон и Аристотель «предложили, во-первых, подчинить рассуждения законам (правилам), которые бы сделали невозможными противоречия и другие затруднения в мысли (например, рассуждения по кругу, перенос знаний из одних областей в другие и др.), во-вторых, установить с помощью этих же правил контроль за процедурой построения мысли». Розин В.М. Развитие права в России… С. 162.
Ср. с точкой зрения Ф. Энгельса: «По мере того как законодательство разрастается в сложное, обширное целое, выступает необходимость в новом общественном разделении труда: образуется сословие профессиональных правоведов, а вместе с ними возникает и наука права». Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 18. С. 273.
Розин В.М. Указ. соч. С. 174.
Берман Г. Дж. Указ. соч. С. 138.
Розин В.М. Развитие права в России… С. 179.
См.: Марченко М.Н. Источники права. Учебное пособие. М., 2006. С. 439.
См.: Аннерс Э. История европейского права. М., 1996. С. 200, 201.
ЗАПАДНАЯ ПРАВОВАЯ КУЛЬТУРА КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН
Д.С. Мельников
Статья посвящена западной правовой культуре как социокультурному феномену. Рассматриваются общие сущностные характеристики, свойственные западной правовой культуре, ее объективные критерии и основополагающие идеи.
Ключевые слова: право, западная правовая культура, западная правовая традиция, рационализм, индивидуализм, правовое государство, закон, свобода.
Правовое пространство мира складывается из множества существующих и функционирующих на современном этапе развития правовых культур. Все они в той или иной мере взаимосвязаны, взаимозависимы и оказывают воздействие друг на друга, ведь современный мир представляет собой сложное социально-культурное и политико-правовое образование, эволюционирующее под воздействием разноплановых тенденций: глобализации и локализации, самосохранения и саморазрушения (энтропии) .
Рассмотрение мира как системы взаимодействующих и взаимопроникающих культур актуализирует проблему выделения существенных особенностей правовых культур того или иного типа. В последнее время традиционным в научной литературе является выделение двух больших правокультурных типов - западного и восточного, ценности и традиции которых являются фундаментом практически всех существующих в мире правовых культур . Получило широкое распространение мнение о существовании единой западной традиции права , имеющей общие сущностные характеристики и систему ценностей, которые, являясь наиболее устойчивой составляющей правовой культуры общества, отражают элементы его «генетического кода» . Подчеркивается, что западная правовая культура не представляет собой целостного монолитного образования во всех отношениях, но характеризуется общими ментальными установками. Географическая, климатическая, политическая, культурная и иная близость, наряду со значительными различиями политических систем, не могла не обусловить и весьма заметные элементы их сходства . Ряд авторов говорит о некой единой «западной» правовой семье, правовой традиции, правовой культуре или праве в целом. Это единое западное право вбирает в себя все другие частные правовые системы и семьи, имеющие общий западноевропейский корень. В основе западного права лежит, по мнению сторонников данного подхода, прежде всего общая «западноевропейская культура», которая проявляется как в различных правовых и «общих либерально-демократических политических ценностях, так и в существующих нормах права, правовых институтах, отраслях права, в правотворческой, правоохранительной и правоприменительной деятельности» .
Важным представляется вопрос о сущностных характеристиках, своеобразном несущем фундаменте западной правовой культуре. Этим фундаментом западной правовой культуры выступают четыре составляющие: она берет начало из римского частного права и сохраняет его сильное влияние, в ней проявляется также сильное влияние канонического права, она имеет высокий уровень правовой культуры (в ее качественной характеристике), основанный на принципах легализма и протестантской этики, и придерживается общего понятия правового государства, сформированного под влиянием философии естественного права.
По мнению американского профессора Г.Дж. Бермана, «все западные правовые системы -английская, французская, германская, итальянская... и другие имеют общие исторические корни, из которых они выводят не только общую терминологию и общие методы, но и общие понятия, общие принципы права и общие ценности» . Общие исторические корни западного права, о которых говорил Г.Дж. Берман, - это римское частное право, каноническое право и философия естественного права.
Одной из родовых особенностей западной правовой традиции является ее специфическая правовая культура. К. Осакве выделяет следующие объективные критерии, которыми измеряется западная правовая культура: прозрачность законодательного процесса, гласность судебного процесса, неприкосновенность частного договора от вмешательства со стороны государства, оперативное опубликование всех нормативных актов (как законов, так и подзаконных актов),
стабильность и предсказуемость законов (закон, который часто меняется, недостоин даже той бумаги, на которой написан), юридическая грамотность населения (кто не знает своих прав, тот их не имеет), законопослушность населения (во всех делах гражданин должен вести себя в рамках закона), признание роли юриста как гаранта принципа верховенства закона в обществе, стабильность и правопреемство решений государственных органов и ведомств, непоколебимое уважение контракта сторонами, полное доверие гражданина к правовым структурам и готовность обращаться к юридической процедуре в личных и деловых отношениях, свобода информации (т.е. предоставление гражданам общего доступа к правовой информации) .
Для современной западной правовой культуры также характерен институт правового государства. Понимание правового государства в западном праве, по мнению К. Осакве также измеряется объективными критериями, среди которых можно назвать следующие: политический плюрализм, равенство граждан перед законом, республиканское правление или конституционная монархия, разделение властей, неотчуждаемость основных прав человека, выборность основных государственных органов на основе альтернативности и честности выборов (для честных выборов неважно, кто голосует, важно - кто считает), конституционализм (т.е. наличие механизма конституционного надзора над законами парламента и подзаконными актами), независимость судебной власти от политических властей, неприкосновенность частной собственности (речь идет не об абсолютном праве собственности, а о минимальном неотъемлемом праве собственности), свобода предпринимательства, свобода договора, свобода граждан . В западной правовой традиции понятие свободы граждан включает следующие виды свободы: свободу слова, свободу выбора места жительства, неприкосновенность личности гражданина и его жилища, свободу передвижения и свободу вероисповедания.
М. Ван Хоек и М. Вэррингтон среди основных особенностей и детерминант западной правовой культуры выделяют индивидуализм и рационализм . В.П. Малахов, анализируя доминанты духовности и системообразующие идеи западноевропейской правовой культуры, говорит о доминировании рационализма и политичности .
Индивидуализм понимается как вера в автономию и полную свободу человека, который зачастую противопоставляется обществу. Эта концепция диаметрально настроена против понятия коллективизма, или идеи подчинения человека обществу. Следует, однако, отметить, что в рамках континентального права взаимоотношение и противопоставление принципов индивидуализма и коллективизма не так однозначно. Все же классический индивидуализм сформировался в рамках англо-американской правовой культуры.
Рационализм означает веру в бесконечные возможности, позволяющие человеческому духу знать, структурировать и справляться с действительностью в объективной манере. Рациональность европейца универсальна. Она имеет тенденцию к предельным обобщениям. Западноевропейский рационализм имеет спекулятивный характер, содержит установку на отвлеченно-категориальное воспроизведение знаний о мире. Еще одной чертой европейской рациональности является ее «заземленность»: рационализм имеет смысл как господствующий способ понимания, мотивации и образа жизни человека. Повседневный быт, материальная жизнь, политика, право воспринимаются лишь в сетке закономерностей, на основе очевидности детерминизма явлений. В полной мере эти установки реализовались в условиях европейского капитализма. Европейский рационализм привел к отказу от традиционного пути развития общества; он оказался положенным в основу цивилизационных процессов, обездушевленности и механистичности социального существования.
Своеобразие западноевропейской правовой культуры обусловлено также доминированием политичности. Связь с ней определяет базовые сочетания всех других элементов духовности. Западный человек (где бы территориально он не существовал) - существо политическое. Быть им
Значит быть гражданином, членом государства, и, тем самым, быть обязанным жить и действовать в соответствии с законами и целями государства. Европейская политичность как доминанта духовности характеризуется следующим: ориентацией на социально-экономические различия между людьми и народами; приоритетом социальных свойств человека, сконцентрированных в идее гражданственности; приоритетом феноменов свободы, ответственности, социальной зависимости; гипертрофией отношений господства и подчинения; связью властвования с рациональными аспектами жизни. Политизированное сознание нацеливает на поддержание или изменение социальных структур.
По мнению В.П. Малахова системообразующую роль в западноевропейской правовой культуре играют идеи свободы, гражданского общества, закона и естественных прав человека .
Идея свободы выражает способность проявления человеком своей воли; она указывает на условия и возможность права, содержит всеобъемлющую индивидуалистическую установку общества. Из идеи свободы, в контексте европейской правовой культуры, прежде всего редуцируются идеи суверенитета, автономии, неподопечности личности. Идея свободы является непосредственным выражением политичности западного общества. Именно в системе европейской правовой культуры идея свободы предстает, прежде всего, как идея политической свободы. Именно эта форма свободы является действительным условием прав человека, как и права в целом.
Проявлением свободы в ее политизированном аспекте является идея гражданского общества. Она выражает тенденцию и установку на самостоятельность, а в определенном смысле
И на независимость, противопоставленность жизни гражданина государственной форме организации власти, публичному принуждению. Она обозначает границы произвола государства, политической власти; она указывает на служебное предназначение государства, зачастую, вторичность по отношению к гражданскому обществу.
Западноевропейская правовая культура во всех своих формах опирается на идею закона. Только у европейцев мысль о законе (юридическом, позитивном) неразрывно связана с идеей свободы. В качестве идеи, характеризующей систему правовой культуры, закон понимается как нечто устанавливаемое в соответствии с природой социальной жизни и человека, как то, что является условием равнозначимости людей в правовом отношении, условием правового равенства, гарантией правового отношения и формой его существования.
Системообразующей идеей европейской правовой культуры является и идея естественных прав человека. Здесь имеется в виду разумность, очевидность, неоспоримость прав, их неотъемлемость. В идее естественных прав человека закреплен принцип подтверждения и обеспечения минимального социального пространства человека, являющегося совокупностью его притязаний в социальной жизни. Эта идея в правовом аспекте выражает индивидуализированность сознания западноевропейца.
Смысловой каркас многим правовым теориям придают идеи, вытекающие из описанных выше системообразующих идей: идея автономии индивида в совершении выбора, идея индивидуальной пользы и ее максимальной реализации, а также общей пользы для совокупности индивидов, идея договора и права, определяющего основные свободы и их гарантии, идея государства как гарантии договоров, защитника прав и блюстителя общественных интересов .
Итак, для правовых культур, относящихся к западному типу, характерны определенные признаки общности, обусловленные единством цивилизационных корней, сходным духовным компонентом, правовой традицией. Следует, однако, понимать, что даже в рамках единой западной правовой культуры не существует двух одинаковых национальных правовых культур, при общих генетических кодах западного правового развития. Так, говоря об общности и обусловленности, например, континентального и общего права западной правовой культурой, данное явление (общность) и процесс (обусловленность) не следует абсолютизировать, а саму западную правовую культуру не следует рассматривать как некую монокультуру.
Article is devoted to the western legal culture as a sociocultural phenomenon. The general essential characteristics peculiar to the western legal culture, its objective criteria and basic ideas are considered in the article.
The key words: law, western legal culture, western legal tradition, rationalism, individualism, jural state, liberty.
Список литературы
1. Ромашов P.А. Проблема формирования правовой парадигмы в контексте вызовов современного мира (приглашение к дискуссии) // История государства и права. 2008. № 16.
2. Бачинин В.А., Сальников В.П. Философия права. Краткий словарь. СПб.: Лань, 2000.
3.Берман Г.Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М.: Изд-во МГУ: Издательская группа ИНФРА М.НОРМА, 1998.
4. Сальников М.В. Генезис и эволюция российской политико-правовой традиции: историкотеоретический и сравнительно-правовой анализ: Дисс... доктора юрид. наук. СПб., 2005.
5. Зинковский С.Б. Правовые культуры. М.: Российский ун-т дружбы народов, 2007.
6.Осакве К. Сравнительное правоведение в схемах: Общая и Особенная части. М.: Дело,
7.Малахов В.П. Философия права. М.: Академический проект, Екатеринбург: Деловая книга, 2002.
8.Nelken D. Disclosing\Invoking Legal Culture: An Introduction // Social and Legal Studies. 1995. Vol. 4. № 4.
9. Chesterman M. Contempt: in the Common Law, but not the Civil Law // International and Comparative Law Quarterly. 1997. № 3.
10.Bell J. English Law and French Law - not so different? // Current Legal Problems. Vol. 48.
11.Van Hoecke M., Warrington M. Legal Cultures, Legal Paradigms and Legal Doctrine: Towards a New Model for Comparative Law // International and Comparative Law quarterly. 1998. Vol 47.
Мельников Д.С. - аспирант Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского, [email protected]
доктор юридических наук, кандидат исторических наук, профессор, заведующая кафедрой международного права Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена
Аннотация:
Статья посвящена анализу современных дискуссий о содержании понятия «правовая традиция», в ней выявляются основные дискуссионные вопросы, вокруг которых ведутся научные споры. Раскрывается значение правовой традиции в обеспечении устойчивого развития государственно-правовых институтов России. Показано, что правовые традиции серьёзно отличаются от правовых обычаев диспозитивностью и сознательным поддержанием сложившихся правил поведения, соответствующих представлениям о должном и справедливом. Рассматривается проблема изменения правовых традиций включения каждым поколением новых содержательных аспектов и форм. Раскрываются дискуссионные моменты возможности заимствования в России западной традиции права. В статье анализируются «положительные» и «отрицательные» российские правовые традиции, раскрываются проблемы сочетания национальных правовых традиций и существующих международно-правовых стандартов. Предлагается авторское определение правовой традиции, подкреплённое различными примерами, характеризующими российскую правовую традицию. В заключении автор делает вывод о том, что вопрос правовой традиции не может быть решён однозначно в силу целого ряда причин, среди которых основными являются постоянное развитие существующих традиций, привнесением каждым поколением своего представления о должном и справедливом, и невозможностью определения точных критериев проявления правовых традиций. Вместе с тем, данная категория является крайне важной для понимания особенностей национальной правовой системы и правовой культуры населения. Оптимальным, на наш взгляд, является определение правовой традиции как совокупности сознательно поддерживаемых обществом, а иногда и государственными органами, правовых установок и ценностей, которые проявляются в повседневной жизни, и могут играть как новаторскую, так и сдерживающую роль.
Ключевые слова:
правовая традиция, правовой обычай, устойчивость развития, социокультурный опыт, правовая культура, история права, заимствование, международно-правовые стандарты.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках проекта проведения научных исследований («Правовые традиции России и развитие права международных организаций: проблемы взаимовлияния»), проект № 15-03-00255.
Правовая традиция – одно из важных понятий современной юридической науки, отражающее реалии правовой действительности и позволяющее делать прогнозы относительно эффективности или неэффективности тех или иных реформ в правовой сфере, устойчивости проводимых мероприятий и т.д. Вместе с тем, разные исследователи вкладывают в его содержание абсолютно разный смысл.
Дискуссия в определении понятия «правовая традиция» разворачивается вокруг нескольких принципиальных вопросов.
Первый из них – соотношение понятий «правовой обычай» и «правовая традиция». Существует мнение, что традиции права – это правовые обычаи . Но если прибегнуть к лингвистическому толкованию терминов «обычай» и «традиция», то при подборе наиболее соответствующих им глаголов получается, что обычай следует «соблюдать», а традицию «поддерживать». Таким образом, обычай носит больше императивный характер, и именно поэтому, видимо, правовой обычай на протяжении многих веков являлся источником (формой) права. Традиция же предполагает диспозитивность, её придерживаются сознательно не только потому, что так сложилось исторически, так поступали отцы и деды, а потому, что это правильно, хорошо, справедливо и требует поддержки.
Таким образом, при характеристике правовой традиции гораздо больше, чем при описании правового обычая, имеет значение психологический элемент. Как отмечает В.М. Каиров, «традиции – это уникальный социально-психологический феномен… В трудную, нестабильную переходную эпоху особенно много значит огромный опыт минувших поколений, связанный с разрешением проблем, возникающих на межличностном уровне, с регулированием гражданских споров и неурядиц, выходом из кризисного состояния, проблемами, нацеленными на установление атмосферы доверия и добрососедства, поиском компромиссных вариантов» . Но правовые традиции важны не только в эпохи перемен. В.В. Сонин справедливо полагает, что правовую традицию необходимо рассматривать как составную часть комплексной национальной правовой культуры .
Очень интересная логическая цепочка перерастания правовых традиций в правовые обычаи и наоборот была предложена ещё в советское время Р.И. Станисловайтисом: простейший запрет (табу) – обычай – традиция – право – традиция – обычай .
Второй важный вопрос – проблема устойчивости традиций, возможности их изменения.
Практически все исследователи отмечают, что уничтожить традицию нельзя, она может только исчезнуть сама. Например, современные исследователи полагают, что в XII-XV вв. в русских землях сложилась традиция нецерковных, невенчанных видов брачных связей, которая получила широкое распространение. К ним относились: умыкание невесты, ритуальный брак «на вечернице», брак-договор, пробный брак и другие . Однако с XVI века данная традиция постепенно стала исчезать.
Здесь уместно упомянуть, что существует точка зрения, согласно которой под правовой традицией следует понимать всю историю российского права . В этом случае, конечно, можно говорить об устойчивости, преемственности, поступательном развитии. Но такое толкование является всё-таки расширительным, т.к. «не все правовое прошлое может быть связано с существованием традиции, поскольку оно (прошлое) может не оказывать влияния на современное право. Рассматривая традицию, мы обращаемся не ко всему историческому прошлому, а лишь к тому, которое имеет значение для со временности» .
Традиция, безусловно, формируется в течение длительного времени. Но её отличительной чертой является способность выполнять функции универсального механизма передачи социокультурного опыта, обеспечивающего устойчивую историко-генетическую преемственность в социокультурных процессах. Именно в транслировании традицией неких устойчивых смыслов, обладающих ценностным содержанием и в силу этого оказывающих определяющее влияние на социальную деятельность как в относительно устойчивых состояниях общества, так и в условиях кардинальных социальных трансформаций, стали искать одно из ключевых объяснений метаморфоз, возникающих в переходные эпохи истории . При этом каждое поколение как бы пропускает правовые традиции через себя, отбирает самое ценное и совершенствует их. Поэтому абсолютно справедливым является замечание В.М. Каирова, что «каждая традиция, родившаяся в глубине веков, проходит через горнило времени, постоянно “держит экзамен”, не оставаясь инвариантной, обновляется как в содержательном, так и в формальном отношении» . Например, к государственно-правовой традиции можно отнести отрицание принципа разделения властей как системообразующего для организации государственного управления в России. Как известно, до судебной реформы 1864 г. о разделении властей не могло быть и речи в силу существовавшей формы правления - абсолютной монархии. Попытки выделения судебной ветви власти столкнулись с серьёзным противодействием. Российский парламентаризм и исполнительная власть в 1905-1917 гг. также действовали с заметными ограничениями. В Советском Союзе разделение властей отрицалось как принцип в силу господства идеи единства государственной власти. Сейчас сложившаяся традиция отражается в своеобразном статусе Президента Российской Федерации, который не относится ни к одной из ветвей власти, а является гарантом Конституции, прав и свобод человека и гражданина (ч.2 ст.80 Конституции Российской Федерации). Как отмечает И.П. Кененова, «носитель высшей власти – фактически единственное “ответственное” лицо в пирамиде власти, но и его ответственность носит скорее нравственный, нежели правовой характер» .
Третий вопрос – возможность заимствования в России западной традиции права. Здесь можно выделить три основных точки зрения.
Так, А.И. Косарев противопоставляет российские и западные правовые традиции: «В истории существуют два способа регулирования общественных отношений: первый – с помощью закона, права; второй – при посредстве нравственной личности, норм религии, нравственности, традиций. Если первый способ был представлен на Западе, то второй распространён на Востоке . Одной из причин такого различия специалисты считают отсутствие влияния римского права на древнерусское законодательство .
Противоположная точка зрения состоит в признании неограниченных возможностей использования зарубежного опыта. Так, в сборнике докладов «Цивилистические правовые традиции под вопросом» авторы пытаются доказать, что Россия может «включиться» на англо-американскую правовую семью (систему), т.к. писаное право вредит развитию экономики, и система, ориентированная на судебную практику, лучше подготовлена к социальным эволюциям .
Ещё одна позиция является компромиссной. Так, например, Т.В. Шатковская отмечает, что «в российском варианте следует исходить из огромного заряда традиционализма, успешно перерабатывающего любые инновации, полученные с Запада» .
Четвёртый вопрос – возможность выделения положительных и отрицательных правовых традиций.
Сегодня у большинства специалистов не вызывает сомнений, что правовые традиции со знаком «минус» являются такой же реалией, как и обратные, причём «отрицательная традиция весьма живуча и часто возвращается к жизни вопреки всем прогнозам и официальной фразеологии». К таким российским правовым традициям можно отнести приоритет государства над частными институтами, в результате чего большая часть населения всё ещё ожидает от государства готовых решений своих проблем .
Кроме того, правовые традиции могут иметь как положительные, так и отрицательные проявления. К таким, например, «сложным» традициям следует отнести коллективизм. Как отмечает С.К. Осипов, «русские люди крепко держатся за традиции и наиболее уютно чувствуют себя в коллективе. Вне власти традиционных ценностей и коллективного образа жизни русский человек, не обладающий навыками самодисциплины и личной ответственности, нередко становится носителем нравственных и социальных пороков. Это накапливалось в течение столетий, создавая православную культуру» . Положительными проявлениями традиции коллективизма является взаимопомощь, способность выступить сообща в трудные минуты стихийных бедствий, военного времени. Однако в других условиях данная традиция будет сопровождаться совершенно противоположными явлениями: отсутствием чувства «хозяина» (общее значит ничьё), безынициативностью (от меня ничего не зависит) и т.д.
Пятый вопрос – возможность сочетания национальных правовых традиций со всё возрастающим количеством международно-правовых стандартов в различных сферах. Традиционным для России является «своеобразное» отношение к международному праву, вызванное тем, что любовь к Родине для русского человека практически всегда сопровождалось чувством «исторического одиночества» . С одной стороны, Россия с XVII века является полноправным участником международных отношений, но с другой – постоянно возникает вопрос, а есть ли необходимость присоединения ко многим международно-правовым документам, участия в некоторых международных организациях и т.п.
За свою историю Россия несколько раз оказывалась в международной изоляции. Достаточно вспомнить ситуацию после Крымской войны 1853-1856 гг., период непризнания Советской России, отношение к вводу советских войск в Афганистан в декабре 1979 г. и т.п. Однако на сегодняшний момент, несмотря на все политические сложности, связанные с участием России в Совете Безопасности ООН, органах Совета Европы и других международных организациях, всё-таки верх берёт традиция поиска мирных, компромиссных вариантов международного сотрудничества, находящая выражение в сохранении членства в различных международных организациях, создании новых международных интеграционных образований, активном сотрудничестве в правовых и гуманитарных областях и т.д.
Таким образом, вопрос о правовой традиции не может быть решён однозначно в силу целого ряда причин, среди которых основными являются постоянное развитие существующих традиций, привнесением каждым поколением своего представления о должном и справедливом, и невозможностью определения точных критериев проявления правовых традиций. Вместе с тем, данная категория является крайне важной для понимания особенностей национальной правовой системы, правовой культуры населения. Оптимальным, на наш взгляд, является определение правовой традиции как совокупности сознательно поддерживаемых обществом, а иногда и государственными органами, правовых установок и ценностей, которые проявляются в повседневной жизни, и могут играть как новаторскую, так и сдерживающую роль.
ЛИТЕРАТУРА:
Вовк Д.А. Правовая традиция как феномен правовой системы // PolitBook. 2012. № 4.
Венгерова А.Б. Всероссийская научно-теоретическая конференция «Понимание права», посвящённая 75-летию со дня рождения профессора (1928-1998) // Государство и право. 2003. № 8.
Горбунова М.А. Демократия в России: модели, традиции, тенденции развития. Автореферат дис. … к. пол. н. Пятигорск. 2011.
Каиров В.М. Традиции и исторический процесс (Сквозь толщу лет). Владикавказ. 2008.
Кененова И.П. «Вертикаль исполнительной власти» и некоторые конституционно-правовые проблемы современного цикла развития власти в России // Государственная власть и местное самоуправление. 2007. № 3.
Кузнецов С.В. Хозяйственные, религиозные и правовые традиции русских XIX – начала XXI вв. - М.: ИЭА РАН. 2008.
Мельник С.В., Трусова Е.А. Институт коммерческого представительства согласно отеч32ественной правовой традиции. Орел, 2010.
Лебедев С.Я. Традиции и обычаи в системе криминологической детерминации (теоретические и методологические основы исследования). Автореферат дис. … д.ю.н. М.. 1995.
Осипов С.К. Социально-политические традиции православия и протестантизма в условиях модернизации российской государственности. Пятигорск. 2011.
Оспенников Ю.В. Правовая традиция Северо-Западной Руси XII-XV вв. М., 2007.
Сергеева А.В. Русские. Стереотипы поведения, традиции, ментальность. М., 2012.
Сонин В.В. Правовая культура и правовая традиция в их соотношении // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2014. № 2 (313).
Станисловайтис Р.И. Обычаи и традиции в механизме социального действия права. Автореферат дис. … д.ю.н. М., 1989.
Цивилистические правовые традиции под вопросом. По поводу докладов Doing Business Всемирного банка / Перевод с французского. М., 2007. Т.1.
Шатковская Т.В. Гражданско-правовое регулирование имущественных отношений в аспекте российской правовой традиции. Ростов-на-Дону. 2011.
Заголовок En:
Discussion On The Content Of The Concept "Legal Tradition" In The Russian Jurisprudence
Аннотация En:
The article is devoted to the analysis of current debates on the content of the concept of "legal tradition", it identifies the main issues of discussion around which is carried scientific debates. There is an analysis of the significance of the legal tradition in the sustainable development of public-legal institutions in Russia. It is shown that serious legal traditions differ from the legal customs by dispositivity and conscious, maintenance of the existing rules of conduct, which is consistent with the proper and fair. The article examines problem of changes in the legal traditions of each generation of the new inclusion of substantive aspects and forms. Discussion points borrowing opportunities in Russia, the Western tradition of law were disclosed. The article analyzes "positive" and "negative" Russian legal tradition, reveals the problems of combining national legal traditions and the existing international legal standards. Author"s definition of the legal tradition is backed by various examples that characterize the Russian legal tradition. In the conclusion, author concludes that the issue of legal tradition cannot be solved uniquely for a number of reasons, among which the main ones are the continuous development of the existing traditions, introduced in each generation of its ideas about the proper and fair, and the inability to determine the precise criteria manifestations legal traditions. However, this category is extremely important for the understanding of the national legal system and legal culture. The best, in our opinion, is to determine the legal tradition as a set of consciously supported by society, and sometimes government agencies, legal attitudes and values, which are manifested in daily life and can play as an innovative and moderating role.
Ключевые слова En:
legal tradition, legal custom, stability of development, sociocultural experience, legal culture, history of law, loan, international legal standards.
