В ходе петровских преобразований тенденция централизации и регламентации общественной жизни достигла своего апогея, тем самым, исчерпав на данном этапе свои возможности. Дальнейшее развитие общества могло протекать только в сторону децентрализации, гуманизации и демократизации общественных отношений. И эти изменения начались уже при первых его преемниках.
Цель работы – рассмотреть карательную политику XVIII века.
Введение
1. Изменения в уголовной политике России при приемниках Петра I..............4
2. Изменения в характере и видах наказаний.......................................................5
3. Политика смягчения наказаний. Правовые режимы исполнения наказаний.................................................................................................................7
3.1 Политика смягчения наказаний......................................................................7
3.2 Правовые режимы исполнения наказаний.....................................................8
4. Общая характеристика уголовной и исполнительной политики...............10
Заключение............................................................................................................11
Список литературы..........................................................................................12
Введение
1. Изменения в уголовной политике России при приемниках Петра I........ ......4
2. Изменения в характере и видах наказаний............. .............................. ............5
3. Политика смягчения наказаний. Правовые режимы исполнения наказаний..................... .............................. .............................. .............................. ..7
3.1 Политика смягчения наказаний..................... .............................. ...................7
3.2 Правовые режимы исполнения наказаний..................... .............................. ..8
4. Общая характеристика уголовной и исполнительной политики...............10
Заключение.................... .............................. .............................. ............................11
Список литературы............. .............................. .............................. .................12
Введение
Система наказаний и ее исполнение составляют не только единое целое в правотворческой и правоприменительной практике любого государства, но и являются частью внутренней политики государства.
Тюрьма остается, в некотором роде, зеркалом, отражающим социально-политическую и экономическую действительность. Взаимоотношения, возникающие в местах заключения, сконцентрированные на малом пространстве, наиболее наглядно моделируют взаимоотношения в обществе. Поэтому изучение быта, жизни, условий содержания заключенных позволяют экстраполировать взаимоотношения общества и государства в целом.
Реальная сущность карательной политики государства, цели и пути ее реализации проявляются не только в системе учреждений исполнения наказаний, но и, главным образом, в содержании и условиях отбывания наказания. Это, прежде всего, относится к быту заключенных, ибо именно в тюремном быте отражается степень участия государства в судьбе человека, преступившего закон.
В ходе петровских преобразований тенденция централизации и регламентации общественной жизни достигла своего апогея, тем самым, исчерпав на данном этапе свои возможности. Дальнейшее развитие общества могло протекать только в сторону децентрализации, гуманизации и демократизации общественных отношений. И эти изменения начались уже при первых его преемниках.
Цель работы – рассмотреть карательную политику XVIII века.
1. Изменения в уголовной политике России при приемниках
Чрезвычайно важные изменения уголовно-правовой политике России начались уже в начале 40-х годов XVIII века. С этого времени было приостановлено исполнение наказания в виде смертной казни (7 мая 1744 г.) до особого указания Сената. Но Сенат от издания соответствующего распоряжения постоянно воздерживался. Указ о приостановлении смертной казни подтверждался в 1749 и 1753 гг. Такой мораторий привел к переполнению имеющихся тюремных учреждений. Крайне тягостное состояние неопределенности для осужденных длилось годами и только в 1754 г., вышел указ о том, что «натуральная смертная казнь» не отменяется вовсе, а для всех преступников (кроме как за тягчайшие преступления и преступления, подсудные военным судам) заменяется иным наказанием – в существующем на тот момент перечне следующим за ней шло наказание кнутом.
На этом основании, приговоренных к смертной казни лиц, следовало, наказав кнутом, вырвав ноздри и заклеймив, отправить в ссылку. Кнут издавна широко использовался и как прикладное средство в процессе следствия и как самостоятельное наказание. Во время следственных мероприятий за состоянием пытаемого следили со всей тщательностью, но не из особого человеколюбия. А для того, чтобы «вдруг не запытать, чтоб они с пыток не померли вперед для разпросу, а буде кто от пыток прихудает и вы б тем велели давать лекарей, чтоб в них про наши дела сыскать допряма». Иными словами, мертвый, подозреваемый для сыска, был бесполезен.
2. Изменения в характере и видах наказаний
Для дворян равной со смертной казнью, начиная с Петра I, была политическая смерть («шельмование»). Со временем Елизаветы I это наказание стало полноценной альтернативой отмененной смертной казни.
Екатерина II после непродолжительного периода допущения смертной казни после 1775 г. также юридически приостановила ее. После жестокого подавления пугачевского восстания было решено все «особо устроенные для бывших смертных казней лобные места и орудия истребить» (Указ от 6 апреля 1775 г.). Однако это не значило избегания смертного исхода при исполнении иных наказаний. Например, при наказании кнутом, при пребывании в ссылке (дорога на нее) и на каторге, при прогнании сквозь строй и наказание тысячами палок и т. д. Лишь в Уложении о наказании уголовных и исправительных 1845 г. наказание плетьми было ограничено ста ударами .
До петровских реформ членовредительские наказания имели широкое распространение. Отрубали руки, ноги, пальцы. В последнем случае, в зависимости от тяжести преступления практиковалось отсечение всех до одного пальцев либо нескольких, менее важных в работе. Первый российский император заметно сократил практику членовредительства, по большинству составов заменив ее каторжными работами.
В начале второй половины XVIII в. прослеживается некоторое сокращение применения членовредительских наказаний. После 1743 г. уже перестало практиковаться отрезание языка, с 1757 г. – клеймение женщин и вырывание у них ноздрей. Однако это и многое другое было продиктовано вовсе не гуманизмом по отношению к лицам, совершившим преступления, а скорее экономическими соображениями. Пользы государству увечные не приносили, а затраты на их последующее содержание были большими, да и общество уже начинало раздражать подобное проявление карательной политики государства.
Поэтому в 1753 г. Сенат в обращении к императрице Елизавете Петровне заметил: «…такие безрукие ни к каким уже работам действительны быть не могут, но токмо туне получать себе будут пропитание. Того ради не соизволит ли ваше императорское величество повелеть… чиня жестокое наказание кнутом и вырезав ноздри, поставит на лбу В, а на щеках – на одной О, а на другой Р, и, заклепав их, посылать в вечную тяжелую и всегдашнюю работу, а рук у них не сечь, дабы они способные в работу употребляемы быть могли».
Кроме собственно кары членовредительские и телесные наказания выполняли также и опознавательные функции. При задержании человека всегда осматривали. И зачастую на его теле была «записана» вся его биография. «Приведен для розыску в застенок и по осмотру спина у него была бита кнутом измена». Следовательно, человек подозрительный и неисправимый. Как правило, даже если не находилась конкретная вина, то после допроса и телесного наказания такой человек направлялся на каторгу.
Телесные наказания применялись властью весьма рационально, и порой это применение смягчалось или ужесточалось в связи с особыми государственными интересами. Зачастую при этом терялась всяческая связь с особенностями содеянного, в том числе и его тяжестью, как главного основания для наказания. Так было, например, в 1742 г., когда по указу битье кнутом за сказанное крепостным ложное «Слово и дело» было заменено битьем плетьми и отдачей виновного в рекруты.
Подобный подход был предпринят также и в процессе наказания за бунт работных людей полотняных заводов Гончарова (Калужская провинция) в 1752-1753 годах. Всем, признанным виновными за одно и тоже преступление, суд выносил совершенно разные по тяжести наказания: пригодных к дальнейшей работе наказывали плетью, а непригодных – кнутом, так как для службы пользы от них уже никакой не ожидалось
ар3. Политика смягчения наказаний. Правовые режимы исполнения наказаний
3.1 Политика смягчения наказаний
Общая карательная направленность правовой политики государства время от времени существенно смягчалась различного рода амнистиями, приуроченными к каким-то значимым событиям. Амнистия, как гуманистический институт, известна издавна. Так, Стоглав (1551 г.) содержал предложение об амнистии к празднику Пасхи в отношении всех сидельцев, кроме осужденных за тяжкие преступления (убийство, разбой, поджег и др.). Вообще на Руси амнистии традиционно объявлялись ко дню венчания на царство. Например, при воцарении Федора Иоанновича в 1584 г, Бориса Годунова в 1598 г. и др. Вторая же четверть XVIII в., как известно, была особо богата на подобные события и, надо полагать, амнистии по поводу восхождения на трон очередного монарха были не редкостью. Ведь за 37 послепетровских лет на российском троне сменилось шесть монархов.
Строгого различия между актами помилования и амнистии, как правило, не было. «Миловали» по случаю церковных праздников и светских празднеств, рождения, похорон и болезней в царской семье и по иным значимым случаям. «Следовало бы урезать у ней язык, но помилована во здравие государя царевича Алексея Петровича» (из приговора о ложном «Слове и деле», 1708 г.). Широкие амнистии объявлялись также и после важных военных побед. Например, «учинить генеральное прощение и отпущение вин во всем государстве явить» в петровскую эпоху предписывалось по поводу важнейших военных побед, в частности, при заключении мира со Швецией в 1720 г. Об этом же говорилось и в Манифесте от 15 июня 1744 г., когда по случаю благополучного окончания войны со шведами освобождались от всякого наказания преступники по должности воры, грабители и убийцы, приговоренные к смертной казни, которая заменялась им вечной каторгой в Сибири; казнокрады, приговоренные к смертной казни (замена вечными работами). Однако все помилования и амнистии в основном были рассчитаны на пропагандистский эффект, как иронично замечает Е.В. Анисимов, одним дарили жизнь, другим колесование живьем заменяли на колесование уже после отсечения головы, третьим отменяли посажение на кол и четвертовали.
3.2 Правовые режимы исполнения наказаний
В сфере исполнения уголовных наказаний, связанных с лишением свободы, вопросы об условиях и порядке содержания осужденных, то есть о его режиме на законодательном уровне, как и ранее, не решались. Не были востребованы и, в достаточной степени конструктивные и напрямую касающиеся карательной сферы деятельности государства, результаты работы специально созданной для систематизации постпетровского законодательства Комиссии под предводительством графа Шувалова.
Как и ранее, в случае необходимости разрабатывались специальные регламенты (инструкции) по содержанию конкретных арестантов, предусматривающие определенные «начала индивидуализации» исполнения наказания. Наиболее известная из них это инструкция главы Тайной канцелярии графа Шувалова по содержанию наследника российского престола Иоанна Антоновича в Шлиссельбургской крепости, составленная в 1756 г. Однако, и в этом документе вопросы условий и порядка отбывания заключения надлежащим образом оговорены не были и отдельные его фрагменты свидетельствуют о допущении откровенного произвола даже в отношении именитого арестанта.
Граф требовал сажать арестанта на цепь или бить его плетью и палкой, если он станет «чинить какие непорядки» или «станет говорить непристойности». И охрана в полной мере выполняла полученные указания. Так, в одном из отчетов без лишнего лукавства говорится, что в качестве наказания за ненадлежащее поведение узника «придумали средство лечить принца от беспокойства: не давали чаю, не давали чулок крепких, и он присмирел совершенно».
В отношении другого заключенного (1767 г.) было предписано держать в строгой изоляции, охране разговоров не поддерживать («…а всего б лучше, чтоб оные караульные не знали русского языка»), словам его не верить, а в случае непрекращения его попыток разговоров «то положен ему будет в рот кляп, которого отнюдь однако в рот ему не класть, а иметь его только в кармане, для одного ему страха …ему и показать». Этому заключенному разрешалось иметь книги, но указывалось, что «оных ему при караульных не толковать».
Наличие письменных принадлежностей строго воспрещалось. Или, например, такая инструкция по содержанию осужденного: «…По Высочайшему повелению за сказавшееся смертное преступление и безумство. Содержать сковано, употреблять притом ко всяким работам».
4. Общая характеристика уголовной и исполнительной политики
Правовые институты XVIII в. вышли из недр средневековья и несли в себе все его характерные черты: сословность и неопределенность наказаний, их крайнюю и всепоглощающую жестокость и несоразмерность с тяжестью преступлений. Кара представлялась справедливым возмездием за преступление и, преследуя цели устрашения и устранения (преступников), рассматривалась в качестве важнейшего (подчас единственно возможного) средства борьбы с противозаконными деяниями.
Правонарушение воспринималось как дерзкое покушение на определенный свыше порядок. И в этом ряду лишь жестокое и немедленное возмездие преступнику должно было восстановить нарушенное и устрашить будущих потенциальных преступников.
Наиболее эффективным средством борьбы с преступностью считалось физическое устранение преступников, либо, в крайнем случае, их надежная изоляция и, по возможности, извлечение определенных экономических выгод от их труда.
Нетрудно заметить, что для реализации этих задач личностный подход, являющийся непременным требованием и условием индивидуализации исполнения наказания, совершенно не требовался.
Более того, сама индивидуализация и даже элементарная персонификация осужденных были излишними. Задача исправления арестантов не ставилась, поэтому не было необходимости в регламентации режима исполнения наказания. На администрацию, как и прежде, возлагались обязанности лишь по охране осужденных и воспрепятствованию их общения с внешним миром.
Заключение
Итак, в целом, открытая репрессивность карательных мер российского самодержавного государства, пик которой приходится на петровскую эпоху, была характерной для всего XVIII века. Установленная законодательно, она зачастую еще более усиливалась на правоприменительном уровне. Этому способствовали крайне расплывчатые формулировки санкций норм и такие же, зачастую неопределенные положения приговора (или выдержек из него), которые приводили к проявлению откровенного произвола в процессе его исполнения.
Список литературы
Размещено на Allbest.ru
Селезнева M.В.,
соискатель Владимирского
юридического института ФСИН МЮ РФ
В условиях резкого изменения государственного, экономического и общественного строя неизбежно претерпевает изменения карательная политика государства. Она наполняется новым содержанием не всегда отвечающим общественным ожиданиям. Об этом свидетельствует тот такт, что при разрушении Советской власти в 90-х годах прошлого века карательная политика этого строя осталась неизменной, а по ряду направлений она в значительной степени ожесточилась. Достаточно отметить появление таких сроков лишения свободы, как 20 и 25 лет. Более того, был установлен срок наказания в 30 лет. Кроме того, в практику вошло пожизненное лишение свободы, чего не знала карательная политика советского периода. Таким образом, ставка на ужесточение карательной политики нашла свое проявление в новой демократической России.
Анализ юридической литературы и законодательных актов советского и современного российского государства дает основание сделать вывод о том, что отсутствие стабильной карательной политики, ничем не обоснованное ее смягчение или ужесточение не могут способствовать воспитанию у граждан уважения к закону, а значит позитивно повлиять на уровень преступности в обществе. Обратимся к фактам. Оценивая влияние карательной политики государства на наполнение мест лишения свободы, П.И. Стучка писал, что в силу различных субъективных и объективных причин в первом десятилетии после революции 1917 года уголовное законодательство шло то по пути увеличения сроков наказания, то, наоборот, - сокращения. Он отмечал, что «мы делали это стихийно, теоретического подхода, теоретической помощи у нас не было и, прибавим, быть не могло». И действительно, по Уголовному кодексу РСФСР 1922 года минимальный срок лишения свободы был установлен в шесть месяцев, но уже в 1923 году постановлением ВЦИК РСФСР он был понижен до одного месяца. Постановлением ВЦИК РСФСР от 16 октября 1924 года минимальный срок понижается до 7 дней. Уголовный кодекс РСФСР, принятый в 1926 году, установил срок лишения свободы в один день. Не последнюю роль в этом сыграло отсутствие реальной возможности применять меры наказания не связанные с лишением свободы (принудительные работы, штрафы и т.д.). Корректировка уголовного законодательства сразу же повлекла за собой резкое увеличение числа осужденных в местах лишения свободы. Для того, чтобы разрядить обстановку президиумы ЦИК союзных республик использовали ч. 2 ст. 3. Основных начал Уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик и предложили распределительным комиссиям пересмотреть все дела заключенных и освободить условно-досрочно тех, которые в данный момент не являлись социально опасными. Кроме того, в 1927 году пришлось прибегнуть к амнистии, по которой было выпущено из мест лишения свободы свыше 60 тысяч человек. Однако, уже к концу года места лишения свободы вновь оказались переполненными.
Надежды руководителей коммунистической партии на то, что ликвидация эксплуатации человека человеком, ликвидация безработицы и т.д. приведут к постепенному снижению уровня преступных проявлений, не оправдались. Стремления регулировать численность заключенных в местах лишения свободы посредством амнистий также не приносило ожидаемых результатов.
Либеральная карательная политика государства в 20-х годах ХХ в. в сочетании с ежегодными амнистиями для осужденных своим следствием имело резкое увеличение числа преступных проявлений в стране. Это обстоятельство побудило внести коррективы в карательную политику, что и было сделано постановлением ЦИК и СНК СССР от 6 ноября 1929 года «Об изменении статей 13,18, 22 и 38 Основных начал уголовного законодательства Союза СССР и союзных республик», которое предусматривало лишение свободы в исправительно-трудовых лагерях в отдаленных местностях Союза СССР сроком от трех до десяти лет, которые впоследствии стали основным местом отбывания уголовного наказания. Впоследствии были введены смертная казнь и тюремное заключение, введены в 1943 году каторжные работы для лиц, сотрудничавших с немецко-фашистскими оккупантами.
Вместе с тем следует отметить, что суровая уголовная политика обесценивалась уголовно-исполнительной политикой вследствие условий отбывания наказания в исправительно-трудовых лагерях мало отличавшихся от жизни на свободе, вследствие перевода значительных масс осужденных на колонизацию на правах вольнонаемных граждан, объявления массовых амнистий по случаю установления советской власти национальных республиках, в связи с окончанием строительства Беломоро-Балтийского канала и канала Москва-Волга, а также вследствие массового пересмотра приговоров в 1933 году в отношении лиц, отбывавших наказание в виде лишения свободы. Кроме этого до 1939 года широко использовалось условно-досрочное освобождение от наказания. Противоречие между уголовной и исправительно-трудовой политикой особенно обострилось в 1947 году. С одной стороны, в целях повышения эффективности борьбы с преступностью широкое распространение стали получать жесткие, чрезмерно строгие меры наказания в качестве средства уголовно-правовой защиты социалистических общественных отношений, а с другой - в интересах производственно-хозяйственной деятельности ГУЛАГА Совет Министров СССР начал широко использовать практику досрочного освобождения заключенных без учета степени их исправления.
Думается, следует признать ошибочным отмену смертной казни в стране в 1947 году, поскольку это повлекло за собой ряд негативных последствий. Во-первых, пришлось уже в этом году принять ряд указов, направленных на усиление борьбы с хищениями и кражами, установившими наказание в двадцать и двадцать пять лет лишения свободы; а во-вторых, накалило обстановку в ИТУ и способствовали усилению противоборства между соперничавшими преступными группировками в борьбе за лидерство, за право обирать честно работавших заключенных, вызвало рост преступности в местах лишения свободы.
Не имея возможности обычными мерами справиться с разгулом бандитизма в местах лишения свободы, ГУЛАГ, руководство МВД СССР, руководители партийных и советских органов, уже с конца 40-х годов ХХ в., неоднократно ставили перед правительственными органами вопрос о внесении изменений в указ об отмене смертной казни, с тем, чтобы его действие не распространялось на заключенных, совершивших бандитские действия в лагерях и колониях. Президиум Верховного Совета СССР 13 января 1953 года издал Указ «О мерах по усилению борьбы с особо злостными проявлениями бандитизма среди заключенных в исправительно-трудовых лагерях» .
Практика советского времени со всей очевидностью показала, что стремление либерализовать карательную политику приводит, в конечном счете, к противоположному результату. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что введение в действие нового Уголовного кодекса РСФСР в 1961 году, по которому максимальная санкция за преступление составляла 15 лет, и необходимость приводить в соответствие ранее вынесенные приговоры, превышавшие этот срок, вынудило уже а в 1962 году принимать указы, существенно усиливавшие уголовную ответственность за хищения, взяточничество и многие другие виды преступлений. Вводится и впоследствии широко применяется наказание в виде смертной казни.
В последующие годы карательная политика стала широко корректироваться ежегодными амнистиями в отношении различных категорий осужденных (в некоторые годы число амнистий доходило до 3-5 в год) и за счет введения института условного осуждения (освобождения) с обязательным привлечением осужденных к труду. Попытки таким образом искусственно снизить число лиц, изолированных от общества, не приносили необходимых результатов и численность осужденных за колючей проволокой в конце 80-х годов ХХ в. составляла свыше миллиона человек.
Демократизация российского общества в 90-х годах ХХ в. в целом обернулась ужесточением уголовной политики. Появились такие сроки лишения свободы как 20 и 25 лет, а затем 30 лет и к тому же еще пожизненное лишение свободы. Два последних вида наказания не знала практика советского периода, а последнее не применялось даже в дореволюционной России. Ужесточение уголовной политики можно было бы расценивать как стремление оградить общество от преступников всерьез и надолго. Однако это не так. После передачи мест лишения свободы в августе 1998 года из МВД в Минюст, последний проводит ежегодные амнистии, объясняя это стремлением избавить исправительные учреждения от перенаполнения. Постоянные амнистии, начиная с 60-х годов ХХ в., чего не делает ни одна страна в мире, обесценивают наказание и вызывают недовольство у граждан, страдающих от разгула преступности. К тому же амнистии дополняются президентскими помилованиями, а теперь уже комиссий по помилованию при губернаторах. В результате, как об этом пишет В.И. Хребтов, только по амнистии, проведенной в 2000 году, на свободу вышло значительно больше преступников, чем в холодное лето 53-го года. От наказания было освобождено 750 чеченских боевиков.
Современная карательная политика, как и прежде, корректируется в сторону смягчения на стадии следствия, судебного разбирательства и в процессе исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы. Именно это обстоятельство создает условия для злоупотребления служебным положением для сотрудников правоохранительных органов. За примерами далеко ходить не приходится. Для этого достаточно посмотреть на любую статью уголовного кодекса. К примеру, возьмем ст. 105 УК РФ (убийство). Здесь мы видим, что умышленное причинение смерти другому человеку наказывается лишением свободы на срок от шести до двадцати лет либо смертной казнью или пожизненным лишением свободы. Растянутая санкция позволяет злоупотреблять как на стадии предварительного расследования, так и в процессе судебного разбирательства.
Поэтому материально обеспеченный преступник всегда находит возможность облегчить свою участь. Думается, что зарубежный опыт назначения уголовных наказаний за содеянное преступление следовало бы использовать в нашем законодательстве. Корректировка карательной политики, которая практикуется в нашей стране на протяжении многих десятилетий, не способствует снижению уровня преступности, не может воспитывать правопослушных граждан, не способствует возникновению чувства уважения к закону.
На наш взгляд, раз и навсегда следует отказаться от корректировки карательной политики при помощи амнистий, широкого применения практики помилования, а тем более от ее корректировки волевым способом. Карательная политика государства с соответствующей юридической базой должна быть рассчитана на длительное время. Только в этом случае наказание сможет выполнять позитивную функцию в обществе.
АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
БОРЬБЫ С ПРЕСТУПЛЕНИЯМИ_____________________________________
НАКАЗАНИЕ И КАРАТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА ГОСУДАРСТВА (К ПРОБЛЕМЕ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ОСМЫСЛЕНИЯ)
ЖАРКОЙ Михаил Эмильевич,
КОЗЛОВ Александр Евгеньевич
Аннотация. В статье проведен анализ проблемы теоретического осмысления наказания и карательной политики государства. Авторами охарактеризованы основные научные подходы по вопросу сущности понятий «наказание», «кара», «карательная политика». В рамках данной статьи проведен ретроспективный анализ теоретических исследований о сущности уголовного наказания, изучены современные научные теории по исследуемой проблематике. На основании проведённого системного исследования авторами предлагается более широкое понимание термина «карательная политика», которое, по их мнению, может включать в себя не только уголовноисполнительную сферу деятельности, но и иные виды государственного принуждения.
Ключевые слова: наказание, карательная политика, насилие, кара, пенология, государственное принуждение.
Наказание как социальное явление привлекает особый интерес ученых различных сфер гуманитарной направленности. Важная роль наказательного права в регулировании общественных отношений обусловлена специфическим воздействием его инструментария на социальное поведение людей. Являясь принудительной формой воспитательного воздействия, наказание выполняет одновременно три функции: карает (возмездная функция), предупреждает нарушение общественных норм (профилактическая функция) и воспитывает уважение к тем правилам поведения, которым подчинен социум.
В области обеспечения государственных интересов наказание, как форма государственного принуждения, характеризуется правовой природой. В то же время государство обладает широким арсеналом принудительных средств, универсально охватывающих любую область жизнедеятельности. Набор принудительных методов, их объем, интенсивность и селекция в применении в различные исторические периоды зависит от сущности и целей государства, экономических, политических и социальных задач, решаемых на данном этапе эволюции, внешнеполитического фактора, типа господствующего политического режима, партийного характера публичной власти, доминирующего положения определенной социальноклассовой группы, наличия, организованности и степени активности оппозиционных режиму сил, динамики, структуры и детерминант уголовной преступности, криминогенной обстановки в стране, идеологических установок, привлекающих большую часть населения, уровня общей и правовой культуры, образова-
ния, и в конце концов ментальности и цивилизованности общества.
По мнению В.К. Дуюнова «сущность наказания состоит в его свойстве быть материализованным выражением (формой) реагирования государства на акт преступного поведения виновного и совершенного им преступления... Иными словами, уголовное наказание является по своей сути не принуждением, а карой. Оно служит одной из форм реализации кары -осуждения, порицания осужденного и совершенного им преступления. Следовательно, и определить уголовное наказание надо не через понятие «принуждение», а через понятие «кара»»1.
В статье 9 УК РСФСР 1926 г. устанавливалось, что меры социальной защиты применяются в целях: а) предупреждения новых преступлений со стороны лиц, совершивших их, б) воздействия на других неустойчивых членов общества и в) приспособления совершивших преступные действия к условиям общежития государства трудящихся. Особо подчеркивалось, что меры социальной защиты не могут иметь целью причинение физического страдания или унижения человеческого достоинства и задачи возмездия и кары себе не ставит1 2 (выделено авторами). Следует обратить внимание на разность в подходах к понятию кары авторов УК РСФСР и автора приведенной цитаты. Заметим, что А.Я. Сольц, отличающийся радикальными взглядами, возражая против
1 Дуюнов В.К. Наказание в уголовном праве России -принуждение или кара // Государство и право. 1997. № 11. С. 66.
2 См.: УК РСФСР 1926. URL: http://histerl.ru/
otechestvennaia_istoria/kratko_gosudarstvo_pravo/ygolovnie_kodeks_ rsfsr.htm (дата обращения: 12.09.2015 г.).
АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
указанной формулировки на III сессии ВЦИК XII созыва, считал, что меры судебно-исправительного характера «имеют целью и унижение и физическое страдание»3. Такие подходы входе дискуссий о путях развития советской карательной политики, к сожалению, были не единичны. Так, в 1930 г. Институтом советского строительства и права при Коммунистической Академии был подготовлен проект нового Уголовного кодекса. В нем, по мнению Б.С. Маньковского «извращаются ленинские взгляды на репрессию». Проект во многом противопоставлял задачу подавления задаче воспитательного воздействия в наказании, что означало ограничение воспитательной роли судебной репрессии, «отрицание революционной роли правовой формы репрессии». Проект, - пишет автор, - «скатывается на путь голого насилия»4. В частности в этом документе особо опасные преступления против порядка управления приравнивались к контрреволюционным, умысел и неосторожность были устранены и т.п. Критикуя указанный проект Б.С. Утевский отмечал, что в нем ссылка, сопряженная с исправительно-трудовыми работами, рассматривалась как в числе мер классового подавления, применяемая в случае совершения классом опасных действий, представляющих собою «покушение на пролетарскую диктатуру и завоевания пролетарской революции или подрывающие основные условия общежития, государственного управления и социалистического строительства» и совершаемых классовыми врагами или лицами, «явно нетерпимыми в условиях трудового обще-жития»»5. А. Пионтковский считал, что вместо правового разрешения проблем проект УК СССР 1930 г. «сыграл глубоко отрицательную роль, распространяя антимарксистские идеи, чем не укрепил, а затруднил дело построения истинной марксистской уголовной политики и разрушил задачи ее марксистско-ленинского обоснования»6.
Правда, В.К. Дуюнов в своей статье проводит семантический анализ, показывая, что наказание и кара - это не синонимы, а кара -это не «боль», не «принуждение с целью вызвать страдание». «Если кара, - пишет он, -
3 Цит. по: Эстрин Л. К вопросу о принципах построения системы уголовной репрессии в пролетарском государстве // Революция права. 1927. № 1. С. 85.
4 Маньковский Б.С. Положение на фронте теории социалистического уголовного права. М., 1938. С. 21.
6 Пионтковский А. Уголовно-правовая теория Канта // Проблемы социалистического права. Сборник 1. М., 1937. С. 24.
осуждение, упрек, порицание виновному за содеянное, то уголовное наказание - это внешнее проявление кары (осуждения, упрека, порицания виновного), одна из форм, в которой кара реализуется. Кара - сущность, внутренний смысл уголовного наказания, последнее предназначение быть формой карательного воздействия на провинившегося в целях утверждения социальной справедливости, исправления осужденного и предупреждения новых преступлений»7. Частично можно согласиться с мнением ученого, несмотря на то, что такой взгляд явно противоречит этимологическим корням понятия «кара», о которых мы говорили выше. Но кара - это не сущность наказания, скорее это качество уголовного нака-зания8. М. Фуко также верно заметил: «Уголовное наказание есть обобщенная функция, сопряженная со всем телом общества и с каждым его элементом»9. Несомненно, что наказание представляет собой определенное существенное взаимодействие, которое имеет богатое содержание. Поэтому без структурного анализа его элементов, функций, обусловленности трудно определить сущность наказания. Надо сказать, что эта проблема поднималась еще Гегелем, который писал: «...наказание есть в то же время право преступника, имеющее основу в его действительной воле, именно потому, что совершением преступления как неразумного действия он преступает закон, определяющий наказание. Как уничтожение преступления наказание имеет в нем свои количественные и качественные мерки, требующие, впрочем, не внешнего соответствия между карой и виной, а равной стоимости их (внутреннего соответствия), т.е. стоимость вреда, причиненного преступлением, должно определять стоимость лишения, производимого наказани-ем»10 11. Гегель обращал внимание на то обстоятельство, что «если положение самого общества шатко, тогда закону приходится посредством наказания устанавливать пример»11.
И. Кант различал наказание естественное и наказание судебное. Под первым он понимал то, которым преступник сам себя наказывает, испытывая угрызения совести за совершенное (так называемое ретроспективное наказание). Судебное, по его мнению, заключается в при-
7 Дуюнов В.К. Наказание в уголовном праве России -принуждение или кара // Государство и право. 1997. № 11. С. 66.
8 См.: Швыдкий В.Г. Кара - качество уголовного наказания // Государство и право. 2006. № 4. С. 23.
9 Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1983. С. 81.
10 Гегель. Философия права. М., 1990. С. 148-149.
11 Там же. С. 148-149.
АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
чинении страдания преступнику органами государственной власти. Уголовное право, - считал автор «категорического императива», -есть право государственной власти поменять страдание к своим подданным за совершенные ими преступления. «Из простой идеи государственной организации людей вытекает понятие карательной справедливости, принадлежащей государственной власти»12, - писал И. Кант.
Из исторического опыта различных эпох и народов П. Сорокин выводил «историческую тенденцию прогрессирующей быстроты эволюции и постепенного падения санкций, кривой кар и наград (преступлений и подвигов)». Выясняя роль поощрения и принуждения в жизни социума, П. Сорокин указывал: «...кары и награды - слепые силы... за них нельзя поручиться - какой они плод дадут. Характер этого последнего будет зависеть от того, от кого будут исходить санкции, против кого они будут направлены и какие цели достигаются ими»13. С точки зрения Т. Мора наказание - это следствие дурного устройства общества. Другим следствием такого устройства является преступление. Поэтому, по его мнению, наказание неразумно не само по себе, а лишь в условиях неразумной общественной организации14. П.И. Пестель считал, что целью наказания является не возмездие, а исправление преступника и требовал соответствия между тяжестью преступления и тяжестью нака-зания15. Известный немецкий философ-экзистенциалист ХХ в. К. Ясперс считал, что в условиях государства «применение насилия, которое раньше было рассеяно, теперь сконцентрировано. Человек... становится средством технического осуществления насилия, введенного в определенное русло государством. .
Г осударство, - полагал он, - есть власть, которая существует посредством угрозы применит насилие или выносит свое решение осуществляя его». И, наконец, он приходит к справедливому выводу: «в зависимости от ситуации эта власть чрезвычайно усиливается или доводится до минимума»16 *.
В связи с изложенным нельзя не заметить, что сегодня категорическому отрицанию под-
12 Цит. по: Пионтковский А. Уголовно-правовая теория Канта // Проблемы социалистического права. Сборник 1. М., 1937. С. 174..
13 Сорокин П. Преступление и кара, подвиг и награда. СПб., 1999. С. 218.
14 Цит. по: Вышинский А.Я. Суд и карательная политика Советской власти. Л., 1925. С. 8.
15 Цит. по: Утевский Б.С. История науки уголовного права. М., 1946. С. 52.
16 Ясперс К. Духовная ситуация времени // Смысл и на-
значение истории. М., 1991. С. 339-340.
вергается государственное насилие не вообще, а именно в Советском государстве. Насилие же, например, в США не вызывает у критиков негативного отношения. Так, в 1994 г. президент США Б. Клинтон подписал принятый Конгрессом законопроект о контроле над насильственной преступностью и правоприменяющих органах. При подписании Б. Клинтон сказал: «Время для дискуссий и оправданий бездействий закончилось. Четверть века преступность оставалась в США жгучей политической проблемой... За это время полмиллиона американцев были убиты своими согражданами. Новый законопроект - крупный шаг к тому, чтобы вновь привести законы страны в соответствие с ценностями нашего народа и восстановить границу между добром и злом. Он свидетельствует о том, что правительство на стороне законопослушных граждан, а не нарушителей закона». Данный закон в российской печати расценивается как самый жесткий в истории страны. По мнению «Нью-Йоркс Таймс», он «является наиболее регрессивным в современной истории США». Из его важнейших новелл выделим лишь некоторые. Возможность назначения смертной казни дополнительно распространяется на более чем 50 составов федеральных преступлений (до этого было всего 2), включая государственную измену, тяжкое убийство федерального должностного лица, убийство, совершенное при захвате автомашины. Если преступник был осужден за три насильственные фелонии или за три преступления, связанные с наркотиками, а следующим по счету является осуждение за любое федеральное преступление, то ему в обязательном порядке назначается пожизненное тюремное заключение. Закон предписывает лицам, осужденным за половое преступление, в течение 10 лет после освобождения из тюрьмы регистрироваться в полиции штата.
В феврале 1998 г. в Техасе была казнена женщина - такого в США не было со времени Гражданской войны XIX в. Ее преступление заключалось в том, что она со своим сообщником, ради денег, необходимых для приобретения наркотиков, убила супружескую пару с помощью альпинистской кирки. С просьбой о неприменении к ней смертной казни к властям Техаса обращались многие общественные организации, в том числе ООН. Сама виновная обратилась к служению богу, однако суд Техаса вынес смертный приговор и все апелляционные инстанции, в которых дело рассматривалось 5 лет, не нашли смягчающих основа-
АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
БОРЬБЫ С ПРЕСТУПЛЕНИЯМИ
ний. При таких условиях президент США также отклонил просьбу о помиловании.
В начале 1990 гг. ХХ в. в Нью-Йорке мэр города Р. Джулиане поставил задачу изменить криминальную ситуацию. В этих целях был осуществлен ряд мер, в основу которых был положен принцип «нулевой терпимости». Его суть состояла в том, чтобы полиция принимала немедленные меры по всем, даже малозначительным правонарушениям. Активные оперативно-розыскные и силовые мероприятия привели к тому, что с 1990 по 1997 г. число убийств в городе сократилось с 2200 до 767, то есть почти в три раза. К этому следует добавить и антитеррористические мероприятия после 11 сентября 2001 г. В результате число убийств в Нью-Йорке продолжает снижаться с 2002 по 2005 г. их количество сократилось с 600 до 500. Как видим, и в США ответом на рост криминальной напряженности является ужесточение уголовных репрессий17. В советской же истории насилие представляется преступным даже в самые критические периоды, когда государственные органы были вынуждены решать чрезвычайные задачи ради спасения жизни граждан своей страны. Такое отношение сохраняется и сегодня, несмотря на не контролируемый рост преступности в стране.
Еще одним принципиально важным обстоятельством представляется то, что в содержание наказания «страдание» включали и дореволюционные русские ученые - С.И. Дементьев, Н.Д. Сергеевский, В.Г. Смирнов, Н.С. Та-ганцев, И.Я. Фойницкий и др. Такой же позиции первоначально придерживался и А.А. Пи-онтковский. Например, И.Я. Фойницкий писал: «Меры предупреждения и тяжесть их сообразуются с мерами уголовной репрессии и процессуального принуждения»18. Известный русский ученый С.П. Мокринский считал, что уголовный закон сам по себе вносит стеснения в общественные отношения, влечет ограничение сферы личной свободы, усложняет социальную и личную жизнь людей, отрицательно влияет на микросоциальные отношения людей. Наказание, полагал С.П. Мокринский, само по себе есть зло или, по крайней мере, общественная тягость. У отдельных авторов взгляды были весьма противоречивы и непоследовательны. Так, Н.Д. Сергеевский сначала
17 См.: Алексеев А.И., Овчинский В.С., Побегайло Э.Ф. Российская уголовная политика: преодоление кризиса. М., 2006. С. 88-89.
18 Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 1. СПб., 1896. С. 4.
19 См.: Мокринский С.П. Наказание, его цели и предположения. Ч. 1. М., 1902. С. 29.
полагал, что причиняемое преступнику страдание не принадлежит к сущности наказания, а затем пришел к выводу, что наказание есть страдание. Н.С. Таганцев писал, что наказание всегда является страданием, но позже утверждал, что «необходимо отделить от наказания и нравственные муки, угрызения совести, испытываемые преступником, хотя бы они были столь велики, что для их прекращения он спешил бы отдаться в руки правосудия, чтобы выстрадать свою вину»20. Интересно, что в вышедшей в России еще в 1832 г. книге Р. Морошкина «О постепенном образовании законодательств рассуждение» содержится периодизация истории трактовки уголовного наказания: «Карательное право, - пишет автор, -в первом периоде есть закон безусловного возмездия, во втором - система устрашения, в третьем - система исправления»21 22. Кстати
сказать, и Н. Карамзин полагал, что «всякий
закон есть неволя» .
Ю.Н. Шумаков считает, что вообще насилие, как социально-философская категория, отражает конкретно-исторические способы сохранения или преобразования социальной действительности (обусловленные природой социально-политического строя), применяемые тем или иным классом (социальной группой) против другого класса (социальной группы) в борьбе за достижение определенных экономических и политических целей23 * *. Однако следует отметить, что зачастую социальное насилие рассматривается исключительно как правовая категория, как применение физической силы, что лишает его социальной обоснованности. Насилие и нормативный порядок находятся в отношении взаимной дополняемости, а не противостояния. Большинство людей в большинстве ситуаций предпочитают порядок справедливости, тем более, что дискуссия по поводу справедливости никогда не может закончиться, а каждая концепция справедливости имеет своих сторонников и противников. Если насилие приобретает институционную форму, считает М.Ю. Агафонова, и лишается иррациональных и случайных характеристик, оно не только уничтожает и подавляет людей, но и устанавливает социальный порядок. А так как всякий фундаментализм опирается на союз
20 Таганцев Н.С. Русское уголовное право. СПб., 1902.
21 Цит. по: Утевский Б.С. История науки уголовного права. М., 1946. С. 38.
22 См.: Ларец мудрых мыслей. Кострома, 2001. С. 65.
23 См. Шумаков Ю.Н. В.И. Ленин о революционном наси-
М., 1973. С. 17.
АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
БОРЬБЫ С ПРЕСТУПЛЕНИЯМИ
с властью, постольку его апелляция к установлению порядка является элементом легитимизации насилия и придания последнему статуса всеобщности24. Следовательно, можно согласиться с определением государственного насилия как преднамеренного действия (физического, экономического, политического (идеологического), психологического (психического), информационного, административно-бюрократического и др.) со стороны государства и его органов, осуществляемого вопреки воли человека, направленного на нанесение ему ущерба (или его уничтожение), облеченного в юридическую форму и выражающего волю господствующего (находящегося у власти) в обществе класса25. Таким образом, наказание всегда отражало социальные изменения в обществе, соответствовало его экономическому укладу, взглядам господствующих классов на средства государственного принуждения. Вместе с обществом и изменениями его потребностей - классовых, социальных, экономических и идеологических - наказание эволюционировало. Однако постоянный рост преступности привел, с одной стороны, к тому, что в законодательстве сохранялись жестокие наказания, оправдываемые в теории, а с другой, к тому, что многие общественные деятели, юристы и философы стали искать иные, чем наказание, средства борьбы с преступностью, а также наиболее эффективные методы и средства организации уголовной репрессии.
Как бы подводя итог изысканиям в области наказания, признавая тот факт, что вся история борьбы с преступностью, вся история правовых институтов вообще и наказания в частности, не привела общество к столь желательным для него результатам, что обожествление наказания, вера в его всесилие в борьбе с преступностью потерпели крушение и, отмечая рождение нового мировоззрения, новой, отвечающей потребностям общества теории научного социализма Маркса и Энгельса, М.П. Чубинский применительно к проблеме наказания писал: «В наши задачи не входит разбор марксистской доктрины и созданных ею перспектив будущего государства, но мы можем отметить как несомненный факт, что ее влияние сказалось и на нашей области, окончательно прекратило обоготворение наказания и заставило глубже вдуматься в истинную
24 См.: Агафонова М.Ю. Насилие как институт социальной интеграции // Общество и право. 2004. № 2. С. 91.
25 См.: Мартыненко А.Б. Влияние государственного насилия на правосознание граждан // Общество и право. 2007. № 4. С. 42.
подкладку существующих порядков репрессии и превенции даже тех, кто вовсе не исповедует указанной доктрины в ее целом»26. Таким образом, уголовное наказание всегда отражало социальные изменения в обществе, соответствовало укладу его экономической жизни, взглядам господствующих классов на средства борьбы с преступностью.
Обозначенная противоречивость суждений авторов ставит проблему генезиса их противоречий. Изложенное означает, что наказание есть относительное понятие. Поэтому правильное понимание наказания и его применения совсем не предполагает соединения страдания и принуждения, хотя оно и является возможным, так как психологическое состояние связано с объективной реальностью -санкцией, видом и формой наказания, условиями его отбывания и т.п. Интересную дефиницию исследуемого объекта предложил В.Г. Швыдкий, определив наказание как меру государственного карательного принуждения, имеющую целью восстановление социальной справедливости и предупреждения преступности в обществе27. Воистину прав Ф. Лист, говоривший в начале ХХ в.: «Лучшая уголовная политика - это политика социальная»28. Говоря о том, что само по себе наказание не может способствовать сокращению преступности без социальных реформ, и указывая на основе анализа, что удачные социальные реформы ослабляют преступность, а неудачные, наоборот, повышают ее, М.П. Чубинский писал: «Никогда и нигде неурожаи, дороговизна цен на предметы первой необходимости, дурное управление, тяжесть падающих на малоимущие классы налогов и т.п. явления не вели к понижению преступности; никогда и нигде борьба с этими явлениями преступности не повышала, а всегда ослабляла»29 *.
Надо сказать, что главным средством в борьбе с преступностью в условиях эксплуататорских формаций всегда было уголовное наказание. При этом весьма продолжительное время в развитии общества наказание по существу оставалось единственным средством, которое практически применялось, в которое верили. Наказание, как и преступность, и право, составной частью и инструментом которого
26 Чубинский М.П., Курс уголовной политики. Изд. 2. СПб., 1912. С. 243.
27 См.: Швыдкий В.Г. Кара - качество уголовного наказания // Г осударство и право. 2006. № 4. С. 28.
28 Лист Ф. Учебник уголовного права. Общая часть. М., 1903. С. 76.
29 Чубинский М.П. Курс уголовной политики. СПб., 1912.
АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
БОРЬБЫ С ПРЕСТУПЛЕНИЯМИ
оно является, по нашему мнению, все-таки, классово обусловлено. Совершенно прав в этом отношении Л.И. Спиридонов, полагавший, что нельзя стать вором ни в первобытной общине, ни в коммунистической ассоциации свободных производителей, так как в первом случае непосредственно коллективный характер родовой собственности привел бы к выводу, что человек, совершая «кражу», тайно похищает имущество у самого себя. Во втором, - принцип производства и распределения «от каждого -по способности, каждому - по потребности» сразу же делает бессмысленной саму постановку вопроса о том, что в этих социальных условиях где-то кому-то что-то понадобится
Содержание наказания зависит от того, в рамках какой общественно-экономической формации оно существует, какие социальные, политические, культурные, моральные взгляды, то есть какая идеология, господствуют в обществе. Виды и система наказаний являются отражением господствующих в том или ином обществе взглядов на средства борьбы с преступностью. Отсюда система наказаний складывается и формулируется в законе в соответствии с господствующими взглядами на эту борьбу и отражает результаты развития общества, соответствует определенным этапам этого развития.
История дает большое многообразие форм и видов наказаний, назначаемых преступникам за совершенные преступления. Объектами наказания были жизнь, тело, имущество, свобода, честь, достоинство человека. Иными словами, таковыми были все блага, присущие ему как социальному существу. Средствами же, которыми достигались цели наказания (или которыми намеревались достигнуть желательных результатов), были смерть, увечье, причинение боли и физических страданий, заточение, изгнание, лишение имущества, опозорение и т.п. Но всегда наказание сопровождалось осуждением преступника от имени государства и порицанием его со стороны общества.
Наказание отвечало и отвечает взглядам, господствующим в обществе в соответствии с основными условиями его существования. Если бы в законодательство были введены не соответствующие определенному историческому периоду, устаревшие наказания, они рассматривались бы как исторический анахро-
30 См.: Спиридонов Л.И. Социология уголовного права. М., 1986. С. 51.
низм, общество не поняло бы их, они были бы мертвы. И, наоборот, если бы в законодательство вводились такие наказания, к которым общество не подготовлено ни политически, ни этически, их ждала бы та же участь. Общество также не приняло бы их, но уже не потому, что они архаичны, а потому, что ни уклад жизни, ни общественные отношения в целом, ни идеология в данный период и в данном обществе не созрели для них. Закон и наказание должны соответствовать укладу жизни общества, состоянию экономики и финансов государства и складывающимся на этой базе этическим и правовым взглядам, характеризующим общественные отношения и классовое устройство общества. Не случайно история дает нам массу примеров эволюции наказания, которая зависела, прежде всего, и главным образом, от изменений общественного строя, а в соответствии с этим от изменений в этике, идеологии, выборе средств борьбы с преступностью. Как отмечал И.И. Карпец «многие передовые мыслители древности уже в тех условиях были против суровых мер. Они понимали, что жестокость наказаний огрубляет нравы и жизненный уклад не только тех, кого наказывают, но и тех, кто наказывает, понимали бессмысленность борьбы с преступностью путем применения только жестоких наказаний»31. Таковы, например, идеи Аристотеля, проповедовавшего гуманное отношение к человеку, если даже - он раб. Не менее интересны суждения Сенеки, утверждавшего, что раб - это человек, равный по натуре другим людям, и поэтому он заслуживает человеческого отношения и обращения32. Не принуждение, а благоразумие - основа всего. Пусть лучше рабы почитают хозяина, чем боятся его. Отсюда и отношение этих мыслителей к наказанию как к мере, которая не должна быть жестокой, ибо жестокость унижает людей. Одно из самых значительных произведений Платона - «Г осударство» - проникнуто высоким гуманизмом. Воспитание искусствам, наукой - основа для блага граждан утопического идеального государства Платона, исключающего насилие33 *. Гуманизм наказания ярко проявлялся в принципиально отрицании жестоких наказаний. Например, для советской теории, законодательства и практики руководящей являлась мысль К. Маркса о том, что «жестокость, не считающаяся ни с какими раз-
31 Карпец И.И. Наказание. Социальные, правовые и криминологические проблемы. М., 1973. С. 15.
32 См.: Антология мировой философии. М., 1969. Т. 1.
33 См.: Платон. Сочинения в трех томах. Т. 3. Ч. 1. М.,
1971. С. 89-455.
АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
БОРЬБЫ С ПРЕСТУПЛЕНИЯМИ
личиями, делает наказание совершенно безрезультатным, ибо она уничтожает наказание как
результат права» .
Полярными взглядами выступают воззрения сторонников «теории общественной безопасности», главным идеологом которой выступал итальянский юрист Ф. Грамматика. Он предлагал уничтожить понятие вины и вообще все уголовное право заменить системой «предупредительных и воспитательных» мер, а само наказание - индивидуализированными для каждого лица мерами безопасности35. Он сам и его последователи считали возможным «воздействовать на личность» вообще без судебной процедуры. Но еще в древности, в IV в. до н.э. в Китае во время правления династии Цинь премьер-министром был Шан Ян. Его взгляды были пронизаны презрением к народу, полны ненависти к идеям просвещения, к науке, искусству, культуре. Он считал книги и искусство «размягчают» народ, делают его неспособным к работе, а лишь способным рассуждать там, где, по его мнению, «не должно было быть места рассуждениям, а должно быть только повиновение. Он считал, что если управлять людьми как добродетельными, то общество развалится, а если управлять ими, заранее считая их пораженными всеми пороками, то тогда в государстве будет порядок. Эта философия привела его во взглядах на наказание к следующему выводу: «Если наказания будут применяться уже после того, как преступление совершено, невозможно искоренить злодеяния... Поэтому стремящийся к владычеству в Поднебесной должен наказывать еще до того, как совершен проступок, тогда исчезнут и тяжкие преступления»36. Именно его взгляды являются базой для теории превентивного уголовного права.
34 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С.123.
35 См.: Изложение и критику взглядов Ф. Грамматика см., например, у М.Д. Шаргородского в работе «Современное буржуазное уголовное законодательство и право». М., 1961.
36 Общественно-политические взгляды Шан Яна подробно изложены в «Книге правителя области Шан». М. : Наука, 1968. Небезынтересны и другие его рассуждения о наказании. Он, например, утверждал, что наказания порождают силу, сила, в свою очередь, порождает могущество, а могущество порождает величие, вселяющее трепет. Величие, вселяющее трепет, порождает добродетель. Вывод же из этих софистических вывертов достоин посылок: Шан Ян считал, что человеческая добродетель ведет свое начало от наказания. Значит, источник всего -это наказание. Эта философия может также считаться прообразом современных идей о всесилии наказания, о наказании как единственно реальном средстве в борьбе с преступностью. Все эти «теоретические» рассуждения, естественно, привели этого древнекитайского философа к выводу о том, что чем более жестоки наказания, тем больше порядка в стране.
ляющей общей теории ответственности, а последняя, что совершенно справедливо, ключевой частью общей теории политических режимов. Так, профессор С.Г. Ольков, используя математические методы исследования определяет наказание как функцию от правонарушения, устанавливающую зависимость между непрерывно распределенными отрицательными по действующему законодательству деяниями субъектов правовых отношений и отрицательной юридической ответственностью
в виде дискретно распределенных санкций. При этом выводы автора весьма коррелирует с мыслями П. Сорокина: «...страх похож на лекарство, которое может быть как полезным,
так и вредным» .
Сегодня усиление борьбы с преступностью абсолютно неверно связывают с ужесточением репрессии и нарушением прав человека и гражданина. Дело в том, что проводимая линия на гуманизацию правоприменительной практики должна быть связана с дифференцированным подходом к правонарушителю, однако с обязательным учетом негативных тенденций преступности. По меткому замечанию А.Ф. Кони, «наказание есть не только правовое, но и бытовое явление и его нельзя прилагать механически ко всякому однородному преступлению одинаково»37 38 39. Поэтому справедливо утверждение, согласно которому устрашение наказанием как средство превенции не потеряло значения, но главное в сфере борьбы с преступностью - это такое воздействие на общественное сознание, в особенности на сознание неустойчивых в криминогенном отношении граждан, которое убеждало бы в «невыгодности» занятия преступной деятельностью40. Верно замечает профессор В.И. Доб-реньков: «Результаты «гуманизации» правоохранительной системы в условиях глубокого социального кризиса воистину удручают. Современная система наказаний, действующий уголовный кодекс защищают не общество от преступников, а скорее, преступников от заслуженного и справедливого наказания. Это настоящая трагедия для российского общества»41. Следовательно, карательная политика не
37 См.: Ольков С.Г. Общая теория наказаний в свете общей теории юридической ответственности и общей теории политических режимов // Государство и право. 2007. № 8. С. 57.
38 Там же. С. 59.
39 Кони А.Ф. Нравственные начала в уголовном процессе // Избранные произведения. М., 1956. С. 32.
40 См.: Алексеев А.И., Овчинский В.С., Побегайло Э.Ф. Указ. соч. С. 34.
41 Добреньков В.И. Российское общество: современное состояние и перспективы (от социологии кризиса к социологии надежды) // Общество и право. 2004. № 1. С. 12.
АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
БОРЬБЫ С ПРЕСТУПЛЕНИЯМИ
может и не должна быть либеральной во время разгула преступности, который во все времена вызывал тревогу населения страны. При этом проблема сочетания наказаний с мерами общественного воздействия тесно связана с вопросом об экономии карательных средств. Их экономия - это не только вопрос о введении новых либо отмене старых норм уголовного закона, содержащих санкцию. Это, скорее, вопрос о степени распространенности или, точнее, преобладании в карательной практике тех или иных мер, перечисленных в системе наказаний. Рассматривая данные аспекты, следует подчеркнуть, что анализ проблемы применения наказания - это не только анализ правовой, но вместе с тем социальный анализ распространенности и общественной опасности тех или иных явлений. Поэтому вводиться или отменяться уголовный закон должен только после социологического анализа отношений, которые либо должны браться под защиту закона и влечь наказание, либо, наоборот, декриминализироваться и выводиться за рамки уголовного законодательства. Введение уголовного закона оправдано лишь тогда, когда количественный анализ тех или иных явлений показывает, что воздействие на эти явления будет обеспечено наказанием. Экономия уголовной репрессии предполагает рациональный подход к использованию всей системы наказаний: не увлечение одним каким-либо видом наказания, например, лишением свободы, а именно использование всей системы наказаний для достижения тех целей, которые стоят перед наказанием42. Сегодня постепенно научная мысль приходит к выводу о необходимости так называемого гендерного подхода к борьбе с преступностью. Как справедливо отметил А.Э. Жа-линский «Настала пора переосмыслить некоторые аспекты доктрины прав и свобод человека
42 См.: Карпец И.И. Наказание. Социальные, правовые и криминологические проблемы. М., 1973. С. 91.
и гражданина. Надо перейти от доктрины индивидуализма и установления гарантий для отдельного индивида к доктрине общественной безопасности и обеспечения прав большинства населения... Российскому обществу нужна единая концепция, единая стратегия борьбы с преступностью. Сейчас ее, к сожале-
нию, нет» .
Мы видим, что по своей материальной сущности наказание (кара), как результат государственного насилия, имеет государственную природу. Поэтому совокупность всего инструментария, посредством которого применяется кара и методология ее применения может быть обозначена дефиницией «карательная политика». Являясь составной частью политики государства (или его механизма - аппарата управления) карательная политика, по нашему мнению, представляет собой исторически сложившуюся и обусловленную существующими общественными отношениями государственную политику, проводимую специфическими принудительными методами, опосредованными идеологическими устоями общества и групповой психологией части социума, занимающей господствующее экономическое и политическое положение.
Среди ученых-юристов, категория «карательная политика», как правило, трактуется однозначно и связывается с уголовно-исполнительными мерами государства. Однако, по нашему убеждению, ограничение сферы карательной политики лишь рамками пенологии является крайне узким подходом, ибо изучение практики реализации карательной политики Советского государства привело авторов к выводу о необходимости предложения широкого понимания данного термина, включая в него не только уголовно-исполнительную сферу деятельности, но и иные виды государственного принуждения.
43 Цит. по: Побегайло Э. Кризис современной российской уголовной политики // Уголовное право. 2004. № 4. С. 116-117.
Репрессивная система и карательная политика СССР
Советская репрессивная система, главную и неотъемлемую часть которой составлял ГУЛАГ, создавалась в течение ряда лет. Она уходит корнями в хаос революции и гражданской войны. Однако было бы неверно утверждать, что эта система возникла на пустом месте. Она не только органически включила в себя все пенитенциарные учреждения Российской империи, но и впитала ее богатый репрессивный опыт. Конечно, масштабы репрессий в царской России не идут ни в какое сравнение с размахом террора в советские годы, но разве дело в количестве?
Процесс становления советских репрессивных органов отмечен борьбой двух тенденций: с одной стороны, делались попытки воплотить в жизнь все лучшие достижения пенитенциарной науки, как российской, так и зарубежной, с другой стороны, шло формирование принципиально новой карательной системы, соответствовавшей широко практиковавшимся внесудебным репрессиям.
Официальным проводником так называемой исправительно-трудовой политики советской власти стал Наркомат юстиции. Входившее ранее в Министерство юстиции Главное управление местами заключения было переименовано в Карательный отдел Народного комиссариата юстиции. Наряду с чисто практическими шагами по реорганизации тюремного дела это ведомство занялось созданием правовой базы советской пенитенциарной политики. Такие нормативные акты как постановление Наркомата юстиции от 23 июля 1918 г. «О лишении свободы, как мере наказания, и о порядке отбывания такового. (Временная инструкция)», постановление того же наркомата от 15 ноября 1920 г. «Положение об общих местах заключения РСФСР» и ряд других официальных документов, автором которых был НКЮ, закладывали правовые основы функционирования реорганизованных мест лишения свободы, среди которых появились воспитательно-карательные учреждения нового типа, такие как реформатории и колонии, что было, несомненно, прогрессивным явлением. Постановление от 15 ноября 1920 г. содержало одну особенность: заключенные делились на категории не по классовому признаку, как было принято в законодательстве послеоктябрьского периода, а по наличию факта корысти в совершенном преступлении. В последующих аналогичных документах это «несоответствие» было устранено.
Законотворческую деятельность Наркомата юстиции можно было бы оценить в целом как прогрессивную, если бы не один существенный момент. Продолжая сложившуюся в дореволюционный период практику ведомственного регулирования деятельности мест заключения, Наркомат юстиции закладывал основы последующего «ведомственного беспредела» в области применения уголовной репрессии.
Наряду с традиционной, исторически сложившейся системой мест заключения после Октябрьской революции начала формироваться сеть новых карательных учреждений, неизвестных ранее в России, - лагерей принудительного труда, ставших впоследствии основным каналом реализации карательной политики Советского государства.
В борьбе за выживание большевистская власть стремилась если не уничтожить всех своих врагов физически, то хотя бы изолировать их, сломить морально и нравственно, заставив под конвоем работать на себя. Идеально для этой цели подходили лагеря - концентрационные, принудительных работ, особого назначения, исправительно-трудовые и т.д. - название практически не меняло их сути и назначения. Создание лагерей не требовало ни много времени, ни особых материальных затрат.
Начало правовому регулированию деятельности лагерей положил декрет ВЦИК «О лагерях принудительных работ», опубликованный в «Известиях» 15 апреля 1919 г. Первоначальная организация и заведование лагерями принудительных работ возлагались на губернские Чрезвычайные комиссии, которые затем по распоряжению из центра передавали их в ведение отделов управления губисполкомов. Заключению в лагерь подлежали те лица и «категории лиц», в отношении которых были приняты соответствующие постановления отделов управления исполкомов Советов, Чрезвычайных комиссий, революционных трибуналов, народных судов и других советских органов, «коим предоставлено это право декретами и распоряжениями». Для управления лагерями при НКВД по соглашению с ВЧК создавалось Центральное управление лагерей.
17 мая 1919 г. в развитие этого декрета ВЦИК издал постановление «О лагерях принудительных работ», в котором детально регламентировались порядок и условия организации лагерей. Рекомендовалось устраивать лагеря с учетом местных условий «как в черте города, так и в находящихся вблизи него поместьях, монастырях, усадьбах и т.д.». Декрет предписывал открыть во всех губернских городах в указанные сроки лагеря, рассчитанные не менее, чем на 300 чел. каждый. Общее управление всеми лагерями на территории РСФСР поручалось Отделу принудительных работ НКВД (такое название получило Центральное управление лагерей). Предполагалось, что содержание лагерей и администрации при полном составе заключенных будет окупаться трудом заключенных (в лагеря направлялись только лица, годные к физическому труду). Строго карались побеги, за первую попытку срок заключения увеличивался в 10 раз, за вторую, по решению революционного трибунала, можно было получить расстрел.
Оба документа как бы легализовали, законодательно оформили деятельность лагерей, рожденных политическим террором, внесудебными расправами в годы гражданской войны.
Численность лагерей быстро росла: к концу 1919 г. на всей территории РСФСР был 21 лагерь, летом 1920 г. их стало уже 49, к ноябрю - 84, в январе 1921 г. - 107, в ноябре 1921 г. - 122 лагеря. Если учесть, что в 1921 г. РСФСР включала 52 губернии и области, то в среднем на губернию приходилось по 2 лагеря. Однако в действительности эти скороспелые места заключения распределялись неравномерно. Например, в Москве и Московской губернии было 8 концентрационных лагерей.
Что же это были за лагеря? Как отмечалось в докладе НКВД за 1920 г., в его ведении были лагеря принудительных работ четырех типов: «1) лагеря особого назначения - Андроньевский и Ивановский в г. Москве, в котором помещаются иностранные и другие видные заложники, лица, осужденные до конца гражданской войны, и долгосрочные; 2) концентрационные лагеря нормального общего типа; 3) лагеря для военнопленных; 4) один лагерь-распределитель Новопесковский в г. Москве, через который проходят заключенные в ожидании их размещения по другим лагерям».
В документах и материалах о деятельности мест заключения термины «концентрационные лагеря» и «лагеря принудительных работ» употребляются чаще всего как синонимы для обозначения одних и тех же мест лишения свободы, встречаются также термины «концентрационные лагеря особого назначения» и «концентрационные лагеря принудительных работ». Иногда название «концентрационные лагеря» относится к местам заключения особой категории лиц - заложников и пленных, либо к лагерям, находившимся в ведении ВЧК, где в основном содержались граждане, не имевшие судебного приговора, арестованные «на всякий случай» в административном порядке.
Мы не располагаем достоверной информацией о полном количестве заключенных, побывавших за годы гражданской войны в лагерях ВЧК-НКВД, поэтому вынуждены ограничиться фрагментарными сведениями. В сентябре 1921 г. в 117 лагерях НКВД насчитывалось 60457 заключенных (это максимальная цифра за весь год). Из них осуждены органами ЧК 44,1%, другими административными органами 7,9%, народными судами 24,5%, ревтрибуналами 8,7%, реввоентрибуналами 11,6%, прочими судами (полковыми, товарищескими) 3,2%. По официальной статистике самих репрессивных органов, за контрреволюционные преступления отбывали наказание около 17% заключенных. Наибольшую группу (30,3%) составляли заключенные со сроком до 5 лет, остальные имели срок от 3-х месяцев до 3-х лет. В лагерях ВЧК в 1921 г. находилось 25 тыс. чел.
По мере развития системы лагерей совершенствовались их управленческие структуры. Отдел принудительных работ НКВД был реорганизован в 1921 г. в Главное управление лагерей принудительных работ с двумя отделами - административным и финансово-хозяйственным. Общая численность аппарата управления составляла 47 служащих.
На местах в составе отделов управлений губернских и уездных исполкомов были образованы подотделы принудительных работ, в обязанности которых входило не только устройство лагерей и управление ими, но и политическая обработка заключенных, а также руководство работами военнопленных и учет всех категорий осужденных. На 1 марта 1922 г. губернский и местный административно-управленческий аппарат лагерей принудительных работ состоял из 52 заведующих подотделами (все коммунисты), из 100 комендантов лагерей (97 коммунистов) и 177 помощников комендантов по административной и хозяйственной части (из них 159 коммунистов).
В деятельности Главного управления лагерей важное место занимала организация охраны лагерей. Внутреннюю охрану осуществляли вольнонаемные надзиратели. На 1 февраля 1922 г. по 108 лагерям их насчитывалось 3185 чел. Внешнюю охрану осуществляли органы милиции из расчета 1 милиционер на 15 заключенных.
В 1922 г. карательную политику в Советском государстве осуществляли три ведомства: 1) Народный комиссариат юстиции в лице его Центрального исправительно-трудового отдела (так с 1922 г. стал называться Центральный карательный отдел); 2) ГПУ, располагавшее собственными лагерями и тюрьмами; 3) Наркомат внутренних дел, где этой сферой деятельности ведали Главное управление принудительных работ и Главмилиция, в ведении которой находились арестные дома. Интересно отметить, что названные государственные структуры рассматривали карательную политику не как часть общегосударственной политики, а как одну из функций собственных ведомств. Например, в «Положении об общих местах заключения РСФСР» 1920 г. прямо указывалось, что к ведению местных карательных отделов относится «проведение в жизнь начал, положенных в основу карательной политики Народного комиссариата юстиции». Численный состав Наркомата юстиции и его ведомств по всей федерации на 1922 г. намечался в количестве 87 тыс. чел., из них штаты исправительных учреждений - 18557 чел. и 10 тыс. чел. конвойная стража.
В систему мест заключения НКЮ входили тюрьмы (к концу 1920 г. их было 251), сельскохозяйственные колонии и фермы, число которых быстро увеличивалось (в 1922 г. было 32 колонии и 28 ферм), а также учреждения для несовершеннолетних и больных. Вполне естественно, что НКЮ стремился сохранить за собой право проводить «собственную» карательную политику и считал необходимым сконцентрировать все пенитенциарные учреждения в своем ведомстве. К концентрационным лагерям Наркомюст относился весьма сдержанно. В одном из проектов постановления СНК, разработанном комиссариатом юстиции, было записано: «Заключение в лагерь принудительных работ как мера наказания отменяется. Все осужденные судебными учреждениями к лишению свободы содержатся в общих и специальных местах заключения, подведомственных НКЮ». В другом документе, выработанном в начале 1922 г. особой комиссией при ВЦИКе по пересмотру учреждений РСФСР, говорилось: «Обязать Народный комиссариат внутренних дел немедленно приступить к передаче всех его концентрационных лагерей органам Народного комиссариата юстиции... Предложить Народному комиссариату юстиции ввести лагеря в общую систему мест заключения, назначая их для более легко осужденных».
Однако лагерям была суждена долгая жизнь. За их сохранение высказался 5-й Всероссийский съезд заведующих отделами управлений губернских исполкомов (1922 г.). При обсуждении перспектив карательной политики съезд отметил, что «постановка пенитенциарного дела в лагерях принудительных работ находится на правильном пути и что НКВД имеет более мощную административную систему, чем ведомство НКЮ».
Представители НКВД высказывали по этому поводу следующие соображения: «НКЮ за четыре года не сумел не только усовершенствовать полученный им в довольно приличном состоянии тюремный аппарат, но во многом допустил его разрушение и, в частности, почти совсем растерял уездные тюрьмы * . В то же время Главное управление принудительных работ буквально из ничего менее чем за три года создало довольно мощную организацию лагерей, давшую возможность снять их даже с государственного обеспечения». Аргументы представителей НКВД были приняты во внимание, и съезд высказался за передачу всех мест лишения свободы в подчинение Народному комиссариату внутренних дел.
Некоторое несовпадение взглядов двух конкурирующих ведомств - НКЮ и НКВД на содержание и методы карательной политики можно объяснить тем, что в Наркомюсте в тот период работало значительное количество так называемых «буржуазных специалистов» -крупных ученых-правоведов, адвокатов, юристов, которые, подстраиваясь и приспосабливаясь, все же не могли смириться с противоправными действиями большевистских властей.
Работники же другого ведомства - НКВД, среди которых было немало профессиональных революционеров, напротив, не колеблясь, в силу своих убеждений поддержали террор, возведенный в ранг официальной политики.
25 июля 1922 г. Совнарком принял постановление о сосредоточении всех мест заключения в одном ведомстве - НКВД. 12 октября 1922 г. НКВД и НКЮ выработали совместное соглашение о реорганизации и разграничении полномочий. Главное управление принудительных работ НКВД и Центральный исправительно-трудовой отдел при НКЮ упразднялись, а их функции и подведомственные учреждения передавались вновь созданному Главному управлению местами заключения при НКВД. За органами НКЮ сохранялись права прокурорского надзора.
Средств, отпускаемых Наркоматом внутренних дел на содержание концлагерей, катастрофически не хватало. Жизнь в лагерях была невыносимой. В течение короткого времени физически здоровые люди становились нетрудоспособными. В лагерях свирепствовали эпидемии, заключенные умирали от истощения. В лагерях принудительных работ при среднемесячном содержании в 1921 г. немногим более 50 тыс. заключенных в течение года умерло 6383 заключенных.
С августа 1922 г. все расходы на содержание мест заключения были отнесены на счет местного бюджета. Правительство оставило на государственном снабжении лишь 15 мест заключения, имевших общегосударственное значение, среди них были наиболее крупные изоляционные тюрьмы, труддома для несовершеннолетних и тюрьмы для политических преступников. Выделяемых исполкомами средств едва хватало на заработную плату служащим. Были случаи, когда исполкомы принимали постановления о закрытии губернии для приема заключенных извне.
«Вся сеть мест заключения, - говорилось в докладной записке наркома внутренних дел А.Белобородова в Совнарком от 19 февраля 1925 г., - рассчитанная за округлением на 73000 штатных мест, содержит в настоящее время 100924 человека. Таким образом, эти 30000 заключенных, не вошедшие в план снабжения, должны питаться за счет остальных... В результате - голодание тысяч заключенных, создание антисанитарной обстановки с угрозой эпидемических заболеваний, побеги из мест заключения, которые не могут предупредить по причине недостаточного служебного персонала. Считая положение угрожающим, Народный комиссариат внутренних дел РСФСР по Главному управлению местами заключения полагает, что со стороны Центральной власти необходима срочная помощь местному бюджету на нужды мест заключения...».
Именно тяжелым материальным положением можно объяснить некоторые всплески «гуманности» со стороны Советской власти, наблюдавшиеся в первой половине 20-х гг., когда из тюрем и лагерей выпускались тысячи заключенных в связи с амнистиями или путем освобождения их до срока. Однако эта политика «проветривания камер», как ее называли тюремные служащие, была малоэффективна, т.к. через день-другой тюрьмы наполнялись новым составом заключенных.
Деятельность мест заключения, подведомственных НКВД, регламентировалась Исправительно-трудовым кодексом РСФСР, принятым 16 октября 1924 г. Важно отметить, что среди учреждений, предусмотренных Кодексом «для принятия мер социальной защиты исправительного характера», лагеря названы не были. Согласно отчету Главного Управления мест заключения республики XI съезду Советов, концентрационные лагеря были повсеместно ликвидированы или преобразованы в места заключения общего типа еще в 1923 г. Однако это не совсем так. Дело в том, что в стране по-прежнему продолжали существовать две карательные системы, только теперь не в ведомствах НКЮ и НКВД, а в составе НКВД и ГПУ-ОГПУ.
Созданное в феврале 1922 г. Государственное политическое управление при НКВД, заменившее ВЧК, в конце 1923 г. выделилось из Наркомата внутренних дел и было подчинено правительству. Вместе с ГПУ выделилась и репрессивная система, в которую вошли подведомственные ГПУ внутренние тюрьмы, изоляторы и концентрационные лагеря особого назначения, типа Соловецкого, организованного по постановлению СНК РСФСР от 2 октября 1923 г. Деятельность этой системы базировалась на внутриведомственных актах, она не подчинялась общегосударственному законодательству, была исключена из поля зрения общественности. Главлит издал ряд секретных циркуляров «О Соловецких концлагерях», «О сведениях по работе и структуре ОГПУ» и других, которые запрещали публиковать сведения о деятельности Политуправления. Таким образом, «карающий меч революции» был выведен из-под контроля советской и мировой общественности.
10 августа 1922 г. ВЦИК издал декрет, в котором разрешил особой комиссии при НКВД высылать в целях изоляции за границу или в определенные местности РСФСР «лиц, причастных к контрреволюционным выступлениям», в административном порядке, не прибегая к аресту, на срок до 3-х лет. Высланные в административном порядке лишались на время высылки активного и пассивного избирательного права и поступали под надзор местного органа ГПУ, которое определяло местожительство выселяемого в районе высылки.
16 октября того же года это постановление было дополнено новым декретом ВЦИК, по которому Особая комиссия при НКВД по высылке наделялась правом не только высылать, но и заключать в лагерь принудительных работ на месте высылки на тот же срок (не свыше 3-х лет) лиц, признаваемых социально опасными, а именно: деятелей антисоветских политических партий и преступников-рецидивистов.
28 марта 1924 г. ЦИК утвердил Положение о правах ОГПУ в части административных высылок, ссылок и заключения в концентрационный лагерь. Такие решения оформлялись Особым совещанием ОГПУ в составе трех человек. Одновременно с Особым совещанием активную внесудебную деятельность продолжала и коллегия ОГПУ.
Характерной особенностью деятельности этого внесудебного репрессивного органа было то, что в его жернова мог попасть практически любой человек, а однажды побывавший «там» уже навсегда оставался в поле зрения «всевидящего ока» ОГПУ.
Несмотря на старания Советской власти уравнять в «правах» политических и уголовных заключенных, «политики» в начале 20-х гг. по своему статусу еще как-то отличались от общеуголовных преступников. Они объединялись в коллективы, отстаивали путем многодневных голодовок и самоубийств свои права, выставляли такие требования, как ликвидация гибельных для здоровья лагерей в Холмогорах и Пертоминске, расположенных на берегах Северной Двины и Белого моря, где свирепствовала малярия и не хватало мест для свезенных сюда еще в 1922 г. анархистов и социалистов. Борьба за сохранение человеческого достоинства, за сносные условия существования велась и на Соловках, куда политические заключенные начали поступать летом 1923 г. Столкновение между заключенными и администрацией 19 декабря 1923 г. закончилось трагедией - 6 политзаключенных были похоронены в братской могиле. Слухи о соловецком расстреле дошли до мировой общественности, вызвали массовые протесты со стороны рабочих организаций ряда стран. Большевистская власть не особенно прислушивалась к общественному мнению, хоть и мировому, но на сей раз было решено уступить. 10 июня 1925 г. Совнарком СССР принял постановление: «Прекратить впредь содержание в Соловецком концентрационном лагере особого назначения осужденных за политические преступления членов антисоветских партий (правых с.-р., левых с.-р., меньшевиков и анархистов)». Заключенные переводились в подведомственные ОГПУ места лишения свободы на материке. Советская пресса поспешила оповестить весь мир о ликвидации Соловков, хотя фактически это была не ликвидация концлагеря, а всего лишь переброска части заключенных. Появился прекрасный повод поговорить об укреплении законности, о прекращении режима террора и вообще о гуманности большевистской власти. Лидер профсоюзов М.Томский даже выступил с сообщением по этому поводу перед франко-бельгийской рабочей делегацией.
Вывезенные на материк соловецкие политзаключенные написали специальное «Обращение» к мировому пролетариату, где рассказали правду об этой «акции гуманизма». Дело в том, что вывезли далеко не всех политзаключенных, а только тех, кого ОГПУ признало «политическими», а таких было всего около 300 чел. Другие же заключенные, среди которых находились рабочие-стачечники, участники рабочих движений и организаций; крестьяне, участвовавшие в восстаниях; контрреволюционеры, осужденные за религиозные убеждения и т.д., не имея статуса политических, остались в лагере на общеуголовном режиме, отбывая каторгу, установленную для уголовников. Тем, кого увозили, дали два часа на сборы, а затем бегом, не считаясь с наличием женщин и больных, погнали к пристани. Переполненный трюм парохода, битком набитые вагоны, отсутствие в достаточном количестве воды и продовольствия, одуряющая духота и грубость конвоя - вот краткое описание 9-дневного путешествия «политиков». И что же в итоге? Тобольская каторжная тюрьма, куда завезли около 100 чел. Другую группу заключенных - около 200 чел. отправили в Верхне-Уральск. Это было, по сути, новое, гораздо более суровое наказание.
Соловецкий быт с его отвоеванными льготами показался социалистам чуть ли не раем по сравнению с тем, что им уготовило ОГПУ на материке.
У советской каторжной тюрьмы по сравнению с царской появилось одно существенное отличие - это специально подобранный штат администрации и надзора, главной чертой которого было чувство животной ненависти к «меньшевистской сволочи» и «христопродавцам». Казалось, красноармейцы и надзиратели только и ждали подходящего случая, чтобы учинить кровавую расправу.
Интересно проанализировать, как и за какие преступления попадали социалисты в большевистские застенки. Из 126 политзаключенных Тобольской каторжной тюрьмы только 21 имел судебный приговор; из 200 политузников Верхне-Уральской тюрьмы по суду был осужден один человек, остальные репрессированы ГПУ не за какие-нибудь конкретные преступления, не за вооруженную борьбу с большевистской властью, а за одну лишь принадлежность - иногда даже в прошлом - к социалистическим и анархистским партиям. Именно за членство в партиях, иногда пассивное, их приговорили к тюрьме и концлагерю, а четверых к расстрелу, замененному 10-летней тюрьмой. 29 чел. из 126 судили в 1922 г., 53 в 1923 г., а остальных - в 1924 и 1925 гг., когда гражданская война уже давно была оконченной.
Террор против политических противников имел целью уничтожить всякую возможность политической оппозиции, пресечь любые попытки инакомыслия. Лидеры большевистской партии, в частности М.П.Томский, не раз повторяли: «В обстановке диктатуры пролетариата может быть и две, и три, и четыре партии, но только при одном условии: одна партия будет у власти, а все остальные в тюрьме».
На XV съезде ВКП(б) глава правительства А.И.Рыков заявил: «Я думаю, что нельзя ручаться за то, что население тюрем не придется в ближайшее время несколько увеличить». В чей же адрес посылались угрозы? Меньшевики и эсеры были уже пройденным этапом, на власть большевиков никто не посягал, за счет кого же предполагалось увеличить население тюрем? Объектом политических репрессий стали однопартийцы, вчерашние соратники по революционной борьбе и внесудебным расправам. Арест, тюрьма, ссылка и концлагерь стали главными аргументами в политических спорах.
Осенью 1927 г. оппозиционеры разослали рядовым членам партии листовку, которая заканчивалась словами: «Долой расстрелы, долой ГПУ, да здравствует рабочая демократия, да здравствует свобода слова, печати и собраний!». Но было уже поздно. Порочная практика репрессий и доносов прочно вошла в плоть и кровь не только партии, но и всей страны.
Многие партийцы искренне верили, что все это было «совершенно справедливой революционной расправой» и делалось во имя светлого будущего. Мечты о «светлом будущем» были для большинства граждан Советской России тем допингом, который помогал пережить настоящее. Однако во все времена были среди россиян люди, которые хотели жить сегодня, не откладывая на потом. «Нам масло надо, а не социализм», - единодушно заявили 6 сентября 1927 г. путиловские рабочие, собравшиеся на кооперативную конференцию. Из 411 присутствовавших рабочих беспартийных было 135 чел. По сообщению ленинградского отдела ОГПУ, рабочие выявили такое озлобление по поводу плохого снабжения, что конференция по резкости выступлений, по самовольности и количеству хулиганских выпадов могла вполне быть отнесена к явлениям «исключительного порядка».
Материальное положение рабочих ухудшалось день ото дня. С мрачным юмором рабочие шутили: «Говорят отменили букву "М" - мяса нет, масла нет, мануфактуры нет, мыла нет, а ради одной фамилии - Микоян - букву "М" оставлять ни к чему». Лозунг «догнать и перегнать» для многих уже давно превратился в лозунг «дожить и пережить».
Вот записи из дневника современника, активного профсоюзного деятеля Б. Г.Козелева, относящиеся к лету 1928 г. «Положение в стране напряженное. Создалась в ряде районов паника, запасаются хлебом, другими продуктами, даже мылом, сахаром. В деревнях проявление недовольства, даже волнений. Красноармейцы шлют в деревню хлеб. Отпускники-рабочие, возвратившись из деревни, возбуждены и негодуют на административный произвол. В Николаеве на завод Марти пришли ходоки от крестьян. Были арестованы. В числе арестованных - ни одного кулака. Политика "военного коммунизма" в наше время к добру не приведет...
В Кабарде было крестьянское восстание. Шли к исполкому. В них стреляли, они отвечали. В результате - 6 убитых крестьян. В Ростове обезоружили и арестовали много отдельных командиров красноармейских частей (главным образом, крестьяне).
Крестьяне из деревни пишут в города красноармейцам письма, в которых жалуются на конфискации, притеснения. "Бери, сынок, винтовку и иди защищать отца и мать". 50% таких писем задерживаются».
Это было началом нового этапа гражданской войны, затяжной, необъявленной войны партии и государства против мирного населения своей страны. Убитых на этой войне хоронили тайно, не позволяя оплакивать, пленных свозили в ГУЛАГ.
26 марта 1928 г. ВЦИК и СНК РСФСР приняли постановление «О карательной политике и состоянии мест заключения». В документе отмечался ряд отрицательных явлений и крупных недочетов в деятельности судов и в постановке карательной системы. Правительство требовало «признать необходимым применять суровые меры репрессии исключительно в отношении классовых врагов и деклассированных преступников-профессионалов...» В отношении лиц, не поддающихся, по мнению «Органов», исправлению, предлагалось ставить вопрос о продлении срока или о принятии новых мер социальной защиты. Предлагалось ограничить льготы (зачет рабочих дней, предоставление отпусков, перевод в льготные разряды) классово-чуждым элементам и социально-опасным преступникам. Документ расширял полномочия начальников мест заключения по поддержанию соответствующего режима в местах лишения свободы.
6 ноября 1929 г. ЦИК и СНК СССР внесли изменения в «Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик», принятые в 1924 г. Статья 13 этого документа, в частности, гласила: «Мерами социальной защиты судебно-исправительного характера являются:...б) лишение свободы в исправительно-трудовых лагерях в отдаленных местностях Союза ССР», а статья 18 добавляла: «на срок от трех до десяти лет». Так впервые в советском законодательстве появился термин «исправительно-трудовой лагерь» (ИТЛ) и соответственно «новый» вид уголовного наказания, через которое прошли миллионы «пленных», ни в чем не повинных граждан.
Исправительно-трудовые лагеря росли и набирали силу, а нормативный акт, регулирующий их деятельность, появился только 7 апреля 1930 г., когда СНК СССР принял официальное «Положение об исправительно-трудовых лагерях». Этот документ открывал одну из самых трагических страниц в истории пенитенциарной политики государства. Авторитарная власть получила в свои руки «законный» инструмент для политического и экономического воздействия на общество - ГУЛАГ.
В исправительно-трудовые лагеря направлялись лица, приговоренные судом к лишению свободы на срок не ниже трех лет, а также лица, осужденные постановлением коллегии или Особого совещания ОГПУ. Лагеря находились в ведении ОГПУ, которое осуществляло общее руководство их деятельностью на основе внутриведомственных нормативных актов. ОГПУ наделялось неограниченной властью над судьбами заключенных, которые, попав в сферу его деятельности, фактически выпадали из юрисдикции действующего законодательства.
Наряду с лагерями ОГПУ в стране продолжала действовать карательная система НКВД, куда входили так называемые «общие места заключения» - тюрьмы, исправительно-трудовые колонии, пересыльные пункты и т.д. После ликвидации 15 декабря 1930 г. народных комиссариатов внутренних дел союзных республик эти места заключения передавались в ведение народных комиссариатов юстиции союзных республик. На Наркомат юстиции РСФСР возлагалось «общее руководство исправительно-трудовой политикой и проведение в жизнь исправительно-трудового законодательства». Какое законодательство имелось в виду? Постановление об исправительно-трудовых лагерях? Нет, лагеря никак не вязались с провозглашенным принципом законности и гуманизма. Для демонстрации этих «принципов» существовал другой документ - Исправительно-трудовой кодекс РСФСР 1924 г. Но и он нуждался в коррекции. Курс на обострение классовой борьбы нашел отражение в новом Исправительно-трудовом кодексе РСФСР, утвержденном 1 августа 1933 г. В качестве основной задачи уголовной политики пролетариата (не государства. - Г.И.) на переходный период от капитализма к коммунизму Кодекс определял защиту «диктатуры пролетариата и осуществляемого им социалистического строительства от посягательств со стороны классово-враждебных элементов и нарушений со стороны как деклассированных элементов, так и неустойчивых элементов из среды трудящихся». В этом документе не упоминались ни лагеря, ни 10-летние сроки заключения, ни особые полномочия ОГПУ. Речь шла преимущественно о трудовых колониях и сроках заключения до 3-х лет.
Принятие исправительно-трудового кодекса совпало с периодом временного ослабления репрессий. Исследователи связывают это с появлением секретной инструкции, подписанной 8 мая 1933 г. И.Сталиным и В.Молотовым. В этом циркуляре, названном «Инструкция всем партийно-советским работникам и всем органам ОГПУ, суда и прокуратуры», говорилось: «ЦК и СНК считают, что в результате наших успехов в деревне наступил момент, когда мы уже не нуждаемся в массовых репрессиях, задевающих, как известно, не только кулаков, но и единоличников и часть колхозников.
Правда, из ряда областей все еще продолжают поступать требования о массовом выселении из деревни и применении острых форм репрессий.
В ЦК и СНК имеются заявки на немедленное выселение из краев и областей около ста тысяч семей. В ЦК и СНК имеются сведения, из которых видно, что массовые беспорядочные аресты в деревне все еще продолжают существовать в практике наших работников. Арестовывают председатели колхозов и члены правлений колхозов. Арестовывают председатели сельсоветов и секретари ячеек. Арестовывают районные и краевые уполномоченные. Арестовывают все, кому не лень и кто, собственно говоря, не имеет никакого права арестовывать. И неудивительно, что при таком разгуле практики арестов органы ОГПУ, и особенно милиция, теряют чувство меры и зачастую производят аресты без всякого основания, действуя по правилу: "сначала арестовать, а потом разобраться"». Сталинская критика «арестов без всякого основания» временно сбила волну репрессий, количество заключенных резко уменьшилось, но очень ненадолго.
10 июля 1934 г. постановлением ЦИК был образован общесоюзный Народный комиссариат внутренних дел, в состав которого на правах Главного управления вошло ОГПУ. В структуре НКВД СССР были образованы: Главное управление государственной безопасности, Главное управление рабоче-крестьянской милиции, Главное управление пограничной и внутренней охраны, Главное управление исправительно-трудовых лагерей и трудовых поселений, Главное управление пожарной охраны, отдел актов гражданского состояния и административно-хозяйственное управление. В союзных республиках создавались НКВД с аналогичной структурой, в автономных республиках и областях - Управления НКВД, в РСФСР - институт уполномоченного НКВД. 17 сентября в ведение НКВД были переданы конвойные войска, а 27 октября - исправительно-трудовые учреждения, существовавшие ранее в системе НКЮ. Для руководства ими был образован отдел мест заключения, который вошел в Главное управление исправительно-трудовых лагерей, трудовых поселений и мест заключения НКВД СССР. Этот Главк, несмотря на многократные изменения его названия, всегда сохранял свою первоначальную аббревиатуру - ГУЛАГ. Эти пять букв стали зловещим символом жизни на грани смерти, символом беззакония, каторжного труда и бесправия. Они дали название всей колониально-лагерной стране, в которой помимо своей воли десятилетиями жили и работали миллионы советских людей.
Многие из них попали в ГУЛАГ по решению Особого Совещания. Этот орган внесудебной расправы был образован при народном комиссаре внутренних дел по постановлению ЦИК и СНК СССР 5 ноября 1934 г. и просуществовал до 1 сентября 1953 г. В справке, направленной в конце 1953 г. секретарю ЦК КПСС Н.С.Хрущеву и подписанной министром внутренних дел С. Кругловым и Генеральным прокурором Р.Руденко, сообщалось, что Особым Совещанием за годы его существования было осуждено 442531 чел., в том числе к высшей мере наказания 10101 чел., к лишению свободы 360921 чел., к ссылке и высылке (в пределах страны) 67539 чел., к другим мерам наказания (зачет времени нахождения под стражей, высылка за границу, принудительное лечение) 3970 чел. Далее количество осужденных подробно расписывалось по годам. Эти цифры впоследствии неоднократно повторялись в других официальных документах; в конце 80-х - начале 90-х гг. были частично опубликованы и введены в научный оборот. Между тем, есть основания сомневаться в их достоверности. Обращение к другим источникам позволяет сделать вывод, что цифры, указанные в справке, занижены. Например, в названном документе значится, что в 1944 г. Особым Совещанием было осуждено 10611 чел. При анализе 46-ти докладных записок, направленных Л.Берия в 1944 г. И.Сталину, с указанием какого числа состоялось Особое Совещание, какое количество следственных дел рассмотрено, сколько человек осуждено всего, из них к расстрелу и разным срокам наказания, выявляется, что в 1944 г. было осуждено не 10611 чел., а 27456 чел. Аналогичная картина наблюдается и по некоторым другим годам. Данное несоответствие показывает, что всевозможные официальные сводные справки и отчеты МВД требуют критического подхода и, по возможности, перепроверки путем привлечения разных групп источников.
Возглавлял Особое Совещание сам народный комиссар, в качестве его членов выступали его ближайшие помощники и заместители. Прокурор не входил в состав Особого Совещания, но его присутствие на заседаниях считалось обязательным. Иногда он даже пытался вмешиваться в работу этого внесудебного органа. Например, 10 июня 1939 г. А.Вышинский обратился в ЦК ВКП(б) к И.Сталину и в СНК СССР к В.Молотову с запиской, в которой сообщал: «За последнее время через Особое Совещание при народном комиссаре внутренних дел СССР проходит большое количество дел, причем в каждом заседании Особого Совещания рассматривается от 200 до 300 дел. При таком положении вещей не исключается возможность принятия ошибочных решений». Прокурор предлагал «установить такой порядок работы Особого Совещания, чтобы заседания его созывались чаще и с рассмотрением в каждом заседании меньшего количества дел». Интересна реакция главы правительства на эту записку: «Тов. Берия. Как быть? » - запросил совета В. Молотов у всесильного наркома. Впоследствии оказалось, что 200-300 чел. - это отнюдь не предел, в последующие годы Особое Совещание за одно заседание могло осудить и 789 чел., и 872, и даже 980.
Первоначально полномочия Особого Совещания были несколько ограничены: оно имело право в административном порядке, т.е. без суда и следствия, ссылать, высылать, заключать в исправительно-трудовые лагеря на срок до 5 лет. К началу 40-х гг. все ограничения были сняты. Особое Совещание получило право не только осуждать к 25-летним срокам заключения, но и приговаривать осужденных к расстрелу.
Богатый опыт ОГПУ по части внесудебных репрессий был учтен и преумножен. 27 мая 1935 г. приказом наркома в составе НКВД - УНКВД республик, краев и областей, подчинявшихся напрямую центру, были организованы «тройки» с наделением их правами Особого Совещания. 30 июля 1937 г., опять же по приказу наркома внутренних дел, была создана новая разновидность «троек» для рассмотрения дел в отношении бывших кулаков, членов антисоветских партий, белогвардейцев, жандармов и чиновников царской России, церковников и сектантов, а также бандитов и уголовников-рецидивистов. Их разбивали на две категории: «наиболее враждебных из перечисленных выше элементов» ждал расстрел, остальные подлежали заключению в лагерь или тюрьму на срок от 8 до 10 лет. Этот же приказ определял и персональный состав «троек»: председателями были наркомы внутренних дел республик, начальники краевых, областных Управлений НКВД, членами - первые секретари ЦК компартий союзных республик, краевых или областных комитетов ВКП(б) и республиканские, краевые или областные прокуроры. Такой состав создавал круговую поруку высших должностных лиц. Участие прокуроров в рассмотрении дел было, как правило, фикцией, им направлялись только дела уголовников-рецидивистов.
«Тройки» не были верхом беззакония. 11 августа и 20 сентября 1937 г. вышли приказы НКВД о формировании «двоек» (наркомы внутренних дел и прокуроры). «Высшую двойку» составляли Председатель Верховного Суда СССР и Прокурор СССР. Постановления этого органа мог отменить или пересмотреть только Пленум Верховного Суда СССР.
«Тройки» и «двойки» существовали до 26 ноября 1938 г. Несколько тысяч человек, входивших в эти инквизиторские ячейки, за относительно короткий срок отправили на тот свет сотни тысяч безвинных людей, исковеркали жизнь миллионам сограждан.
Карательная политика государства в отношении своего народа была столь жестока, что даже судебные органы творили не суд, а расправу. Военная коллегия Верховного Суда Союза ССР в составе председательствующего - бригвоенюриста Романычева и членов - бригвоенюристов Дмитриева и Марченко только за один день 17 октября 1938 г. рассмотрела 11 дел на руководящих работников Мценского района Орловской области. На каждое дело отвела 15 минут и в этот же день всех 11 расстреляли. С точки зрения уголовно-процессуального законодательства никаких дел не было. Военколлегия приняла к рассмотрению «дела», составленные из выписок и копий протоколов допросов, зачастую никем не заверенных и не подписанных. Многие подписи были подделаны, все подсудимые от своих показаний отказались, очные ставки не проводились, хотя протоколы ставок прилагались. Среди казненных были первый секретарь райкома Литвишков, председатель райисполкома Шумский, директор промкомбината Агарков, директор кондитерской фабрики Зорин, два члена райсовета, два члена райкома и другие «выдающиеся» люди Мценска.
По такому же делу (председательствующий Ульрих, члены - Рутман и Преображенский) 29 октября 1937 г. расстреляли первого секретаря Курского обкома партии И.У.Иванова. «Подтвердили» свою вину и были казнены второй и третий секретари Курского обкома ВКП(б) Ущеренко и Банин (протокол судебного заседания занял одну страницу), председатель облисполкома Царев, а также десятки других областных и районных руководителей.
Были в судебной практике и другие «дела». 28 января 1938 г. незаконно, без санкции прокурора арестовали секретаря Омского обкома партии Булатова Д. А. Булатов в течение трех лет, то есть на протяжении всего предварительного следствия, категорически отрицал свою вину. 17 июня 1940 г. дело по обвинению Булатова было возвращено Военной коллегией Верховного Суда на доследование, в ходе которого никаких материалов о виновности подследственного в совершении преступлений получено не было. Несмотря на это, 17 октября 1941 г. по заключению, утвержденному Б.Кабуловым, Булатова расстреляли. Жене казненного, Булатовой А.И., в конце войны выдали справку в НКВД, что муж ее умер от паралича сердца 13 апреля 1944 г. в Хабаровском крае, куда был выслан на 10 лет без права переписки. Подобных примеров можно привести множество, и все они подтверждают правоту А.И.Солженицына: «насилие не живет одно и не способно жить одно: оно непременно сплетено с ложью».
Сегодня ни для кого не секрет, кто стоял во главе массовых репрессий. Исполнителей было много, время от времени их меняли, вчерашние палачи становились жертвами, жертвы -палачами. Бессменным оставался лишь главный распорядитель - И.В.Сталин. Интересно проследить, как менялась тональность сталинских директив по мере укрепления режима его личной власти. Вот несколько шифрограмм, хранящихся в Архиве Президента Российской Федерации, на всех собственноручная подпись Сталина (часто всего две буквы - «Ст»). Шифрограмма от 2 января 1930 г. направлена в Харьков Косиору и Чубарю: «Когда предполагается суд над Ефремовым и другими? Мы здесь думаем, что на суде надо развернуть не только повстанческие и террористические дела обвиняемых, но и медицинские фокусы, имевшие своей целью убийство ответственных работников. Нам нечего скрывать перед рабочими грехи своих врагов. Кроме того, пусть знает так называемая "Европа", что репрессии против контрреволюционной части спецов, пытающихся отравить и зарезать коммунистов-пациентов, имеют полное "оправдание" и по сути дела бледнеют перед преступной деятельностью этих контрреволюционных мерзавцев. Наша просьба - согласовать с Москвой план ведения дела на суде». Как видим, здесь есть элемент рекомендации, просьбы, есть попытка как будто оправдаться. Совсем иная тональность у шифрограммы, отправленной Сталиным 11 июня 1937 года в 16 часов 50 минут национальным Центральным Комитетам, крайкомам, обкомам: «В связи с происходящим судом над шпионами и вредителями Тухачевским, Якиром, Уборевичем и другими, ЦК предлагает Вам организовать митинги рабочих, а где возможно, и крестьян, а также митинги красноармейских частей и выносить резолюцию о необходимости применения высшей меры репрессии. Суд, должно быть будет окончен сегодня ночью. Сообщение о приговоре будет опубликовано завтра, т.е. двенадцатого июня».
Другая шифрограмма, направленная 28 июля 1937 г. в Саратов Андрееву, звучит совсем по-деловому, даже буднично: «ЦК согласен с вашими предложениями на счет привлечения к суду и расстрела бывших работников МТС». И еще один документ, тоже шифрограмма, отправлена 27 августа 1937 г. в Смоленский обком Коротченкову: «Советую приговорить вредителей Андреевского района к расстрелу, а о расстреле опубликовать в местной печати. Секретарь ЦК Сталин». Как видим, здесь уже не рекомендация, а фактически приказ от первого лица.
Во всех этих документах (а подобных шифрограмм сохранилось достаточно много) нет даже намека на соблюдение прав и гарантий, декларированных Конституцией СССР 1936 г., нет ни тени законности.
Как правило, рядовые и руководящие сотрудники судебно-репрессивного аппарата действовали в полном соответствии с инструкциями и директивами, исходящими от высших партийно-правительственных органов и должностных лиц. Однако видеть в них только исполнителей чужой воли было бы неверно. Каждый судья и прокурор, следователь и милиционер вносили свой посильный вклад в разгул беззакония.
Все это приучало общество жить в постоянном напряжении и страхе. Люди не только «трепетали, завидя ромбы и петлиц малиновый цвет», они начинали бояться своих друзей, родных и знакомых, которые, сами того не желая, могли стать причиной их несчастий и бед. Всеобщий страх, даже не всегда осознанный, рождал подозрительность и недоверие.
От репрессий и произвола в Советском Союзе не был застрахован никто. После того, как нарком внутренних дел Н.И.Ежов поставил перед Главным управлением госбезопасности задачу «разбить в пух и прах гнилую теорию, насаждавшуюся врагами, о том, что в чекистской среде не может быть предателей и преступников» и призвал «поднять революционную бдительность чекистского коллектива», непосредственная опасность нависла также над всеми кадрами репрессивного ведомства. Первыми, как всегда, борьбу за чистоту рядов начали коммунисты. За год (с мая 1937 по май 1938 г.) на партийных собраниях ГУГБ было рассмотрено 393 персональных дела и среди них 257 по самозаявлениям, в которых члены партии сообщали парткому об арестованных родственниках или знакомых, каялись в притуплении партийной бдительности и т.д. Всего же в парторганизации ГУГБ на 1 мая 1938 г. состояло на учете 1316 чел. Из 39 коммунистов, исключенных в этот период из партии, 17 впоследствии были арестованы.
Весьма значительные потери понес центральный аппарат НКВД. Из Главного управления госбезопасности было уволено «в порядке очистки» за год административным путем 439 чел., 59 переведены в другие управления. Из Главного управления лагерей за 1937 год «вычистили» 200 чел., что составило около 45% к общему количеству работавших в тот период. Особенно серьезные потрясения аппарат НКВД испытал после того, как наркомом стал Л. П.Берия, коренным образом изменивший всю кадровую политику в системе Наркомата внутренних дел.
В 1939 г. из оперативного состава НКВД было уволено 7332 чел., в том числе из периферийных органов и дорожно-транспортных отделов (ДТО) 6359 чел. За это же время чекистские кадры пополнились на 14500 чел., в том числе центральный аппарат увеличился на 3460 чел., территориальные органы на 9332 чел., ДТО на 1086 и особые органы на 628 чел.76% всего нового пополнения пришли из партийных и комсомольских организаций, а также из оперативных школ НКВД, которые также укомплектовывались по мобилизациям партийных органов. Это были молодые (не старше 35 лет), энергичные, достаточно образованные (более половины с высшим образованием) кадры, преимущественно русской национальности.
Еще в конце 1938 г. Берия добился значительного повышения заработной платы сотрудникам НКВД. Работники центрального аппарата получили в 1939 г. 3600 новых жилых комнат, активными темпами близилось к завершению строительство 13 новых больших жилых домов. Заметно улучшилась работа «Главспецторга», обслуживавшего продуктовыми и промышленными товарами через бюро заказов «Стрела» сотрудников НКВД, которые не раз высказывали пожелания, чтобы в летнее время доставка продуктов, заказанных по телефону, осуществлялась непосредственно в дачные местности, наиболее населенные сотрудниками НКВД. К услугам чекистов были спецателье по пошиву одежды, обуви, многочисленные столы заказов, буфеты, дома отдыха, санатории и многое другое, о чем рядовые граждане не смели и мечтать.
С приходом Л.Берия в аппарат НКВД не только резко улучшилось материальное положение сотрудников наркомата, но и шло более тесное сращивание партийных органов с репрессивными, что заметно повышало социальный статус последних.
По инициативе Л. П. Берия ЦК ВКП(б) принял решение о введении института заместителей начальников по кадрам, на эту должность назначались бывшие секретари обкомов, горкомов, крупные партийные и советские работники. В 1939 г. была проведена аттестация начальствующего состава, в ходе которой аттестовали 26 тыс., из них 16600 получили звания госбезопасности впервые. Таким образом, подавляющему большинству оперативных кадров НКВД были присвоены специальные звания, что меняло их менталитет и заметно усиливало служебное рвение.
В этом же году впервые чекистские кадры проходили через партийные инстанции, которые проверяли и утверждали их на оперативную работу. Номенклатура ЦК ВКП(б) составляла 10277 чел. По мнению самих сотрудников НКВД, такое внимание к ним со стороны высших партийных органов вселяло уверенность, укрепляло положение, вызывало желание во что бы то ни стало оправдать доверие ЦК.
«Доверие» действительно было немалое. 10 января 1939 г. органы НКВД получили официальное указание ЦК ВКП(б) о применении мер физического воздействия «в отношении изобличенных следствием шпионов, диверсантов, террористов и других активных врагов советского народа, которые нагло отказываются выдать своих сообщников и не дают показаний о своей преступной деятельности». О том, как чекистские кадры «оправдывали» это доверие, мы хорошо знаем из воспоминаний выживших узников советских концлагерей.
С середины 30-х гг. ГУЛАГ начинает развиваться поистине «большевистскими темпами». Если в 1936 г. было 13 лагерей, то в 1938 г. их стало уже 33. Только за зиму 1937-38 г. было организовано 13 новых лагерей, преимущественно лесного профиля, в которых разместили более 600 тыс. новых заключенных. Этот рост не был стихийным. В апреле 1938 г. начальник ГУЛАГа И. И.Плинер, отчитываясь перед коммунистами на закрытом партийном собрании ГУЛАГа, заверил присутствовавших, что «в ближайшее время мы будем иметь 42 лагеря». Такая уверенность и точность означают, что уже были указания «сверху».
В 1940 г. ГУЛАГ объединял 53 лагеря с тысячами лагерных отделений и лагпунктов, 425 колоний - промышленных, сельскохозяйственных, контрагентских и прочих, 50 колоний для несовершеннолетних, 90 «домов младенца». Гулаговское хозяйство не включало в себя тюрьмы, переполненные почти вдвое против «штатного» количества мест, а также более двух тысяч спецкомендатур, распоряжавшихся по всей стране свободой и жизнью миллионов труд-, спец- и прочих «поселенцев». Этими категориями невольников ведали тюремное управление и отдел спецпоселений НКВД.
Поток заключенных, направляемых в ГУЛАГ, был мощным и беспрерывным. По официальной статистике, например, за 10 дней ноября 1940 г. в лагеря и колонии было вывезено из тюрем СССР 59493 чел. Если предположить, что это были не те 10 дней, «которые потрясли мир», а обычная декада, то легко подсчитать ежегодное пополнение ГУЛАГа. К началу войны число заключенных в лагерях и колониях, по официальным данным, составляло 2,3 млн чел.
Концентрационные лагеря называют чумой XX в. Они стали неотъемлемой частью тоталитаризма, пагубно повлиявшего на судьбы сотен миллионов людей во всем мире.
Это полное слияние идеологии спецслужбы не с законом, а с идеологией правящей партии. Развитие правоохранительных органов СССР в период 1920-е - 1930-е годы Начало этого периода ознаменовано попытками ограничить компетенцию ВЧК и определить более четко ее роль и место в системе государственного управления. Однако с самого начала была обозначена очень широкая трактовка сферы деятельности спецслужбы...
Брался как основополагающий и принцип сравнительного изучения, с соблюдением проблемно-хронологической последовательности. Целью дипломной работы является исследование взаимосвязи сталинизма и системы ГУЛАГа в СССР в 30-е – начале 50-х гг. XX в. Именно данное направление, несмотря на наличие публикаций по каждому из отмеченных аспектов, остается не изученным в качестве самостоятельной проблемы. ...
Необходимым и одним из основополагающих условий для изменения цели и предназначения тюремного заключения. Поэтому неполнота проведенных преобразований в области структуры и организации пенитенциарной системы создавала дополнительные сложности в исправлении преступников и заранее обрекала усилия по их перевоспитанию на низкую результативность. Условия содержания арестантов Положение тюрем в...
... «культа личности» Сталина, а также борьба за власть, которая ознаменовалась распадом образовавшегося триумвирата и потерей возможного, но не состоявшегося коллективного руководства, победой в борьбе за власть Н.С. Хрущева. После смерти Сталина вскоре положение в стране усложнилось в связи с обострением борьбы за власть, развалом триумвирата, неосуществленном коллективном руководстве; наметилось...
